Для большей наглядности Сайрус опять задействовал экран. Но, что радовало, отрегулировал его так, что изображение чего-либо теперь объемным не было, а напоминало скорее картинку на пластилисте. Так что с горем пополам я смог просмотреть все положенное и не «провалиться» в космическое пространство, которое шло фоном ко всем обговариваемым объектам.

Но все же то, что Надежда… в данном случае именно, что с большой буквы, поскольку это имя мира, а не определение эмоции… что Земля, являются планетами — меня напугало не слабо. А картинка, показывающая наглядно структуру Галактики, чуть опять не заставила грохнуться с кресла. На ней солнечная система уменьшалась, сначала низводя планеты до точек, потом до мелкой крапинки само Солнце, а следом просто выдала блестящую спираль, которая тоже вращалась, замыкая в себе и все остальные вращения.

Впрочем, я быстро напомнил себе, что это все какие-то придумки, которые зачем-то Сайрус считает нужным мне рассказывать. А так-то, что может быть глупее, когда кто-то пытается тебе доказать на основе простых картинок, что твой мир мельче пылинки, а ты сам и вовсе такой микроб, что и нет, считай, тебя на фоне такого мироздания?!

Но, как бы то ни было, я эти сомнительные и бесполезные знания получил и Сайрус опять вывел на экран послание Александра.

«Наш мир — Земля. Это наш отчий дом, любимый и дорогой, заставляющий, даже спустя сотню лет при воспоминании о нем, испытывать ностальгию и чувство тоски.

Но, при всей тяге к родному дому, все мы, кто отправился на Надежду без права вернуться, понимали, что дом тот неимоверно мал и наше отречение от него пойдет ему во благо.

Единственное, чего мы тогда знать не могли, что невозможность вернуться будет вскоре обусловлена не только взятым на себя долгом, но и обстоятельствами, перечеркнувшими нам даже гипотетическую возможность возврата»

Под эти слова боковая часть экрана выдала мне картинку Земли, в виде сине-зеленого шара, в непосредственной близи от которого плыли не только естественный спутник планеты Луна, про который я только что, тоже кое-что прослушал, но и какие-то громоздкие конструкции, уступающие ему конечно в размере, но зато многочисленные.

А голос Александра продолжал звучать:

«К моменту данной экспедиции уже более двухсот лет, как девять десятых населения жило не на самой планете, а на орбитальных станциях. Сама Земля была чем-то вроде заповедно-аграрной зоны, жить на которой дозволялось только самым достойным гражданам, обслуживающему инфраструктуру персоналу и пожилым людям, отслужившим свой срок на благо человечества. Все же остальные имели возможность раз в несколько лет провести отпуск на натуральных курортах»

— В смысле?! — не смог я сдержать восклицания. — Они что, жили прямо там, в этом космосе?!

— Да, это, как вы слышали, называлось орбитальными станциями.

Под его слова одна из висящий над планетой конструкций пошла на приближение. Стали видны мелькающие точки, стремящиеся к ней и от нее. Некоторые, что были покрупней, в свою очередь принялись проявляться в определенные разномастные конструкции.

— Орбитальный транспорт, — пояснил Сайрус, — пассажирский и грузовой, с помощью которого происходило сообщение между станциями и планетой.

К этому моменту, «подъехавшая» к самым глазам громадная конструкция «развернулась», преобразившись в нечто, напоминающее Корабль на объемной схеме праотцов. Стали видны улицы-тоннели, мелкие и крупные ячейки отсеков, парки и площади.

— Будем в подробностях изучать план станции? — спросил мой собеседник.

— Нет, я вроде понял. Подключайте дальше послание Александра.

«Мне, если можно так сказать, в этом смысле повезло — мои родители относились к тем самым достойным гражданам, которые постоянно проживали на планете. Так что и детство мое прошло в доме, стоящем не просто на земле, но и посреди чудесного обширного парка.

Но, как и большинство молодых людей, достигших восемнадцатилетнего возраста, учиться я был отправлен на орбиту, где находились все без исключения высшие учебные заведения.

На этом моя вольная жизнь на просторах планеты завершилась. По закону родители могли передать свое право жить на самой Земле лишь одному своему отпрыску, который к тому же к тридцати пяти годам обязан был доказать, что способен стать максимально достойным гражданином.

Нас в семье было четверо и к тому моменту, как мне пришло время отправляться на орбиту, старший брат вполне уже отвечал этим условиям. Ему исполнилось пятьдесят, он занимал достаточно высокую должность в департаменте связи, был женат и имел пятилетнюю дочь. В общем, во всех отношениях проявил себя положительным человеком, без единой отрицательной записи в личном файле.

Так что нам: мне, сестре и еще одному брату, было ясно, что отец сделает ставку именно на него, уже отлично зарекомендовавшего себя, чем на нас, еще фактически ничего не добившихся.

А нам ничего не оставалось, как упереться и прорываться по жизни самим, поскольку возможность заработать именно для себя и уже своих потомков право на жизнь на Земле, пусть небольшая, но имелась.

Впрочем, было и еще одно послабление для таких, как мы, выросших не на орбите. Нам, имеющим земной отчий дом, дозволялось каждый отпуск проводить на планете.

Но, скажу честно, мой друг, как по мне, так это было скорее неким моральным и эмоциональным мазохизмом следовать этому, кажущемуся многим преимуществу.

Хотя, тогда, в годы учебы и первых самостоятельных шагов во взрослой жизни, я это так не воспринимал. Я просто учился, потом работал, и в свободное время развлекал себя тем, чем обычно и занимаются молодые люди моего возраста — кутил в барах, влюблялся без должной ответственности и путешествовал по мере возможности, благо имел каждогодичный доступ на планету.

К тридцати пяти годам я, в общем-то, как и многие, тоже остепенился и стал вполне достойным гражданином. К тому же именно в тот год я встретил мою Майю. Женщину, при виде которой я сразу понял, что этот человек мой, и больше просто не был способен ее отпустить.

Вскоре мы поженились, а еще через пару лет у нас родился Шон.

Карьера моя так же шла в гору. Я к тому времени занимал должность заместителя главного админа хозяйственной службы на таком гиганте, как «Люксмобил»"

Рот было впору зажимать ладонью, настолько много вопросов готово было сорваться с языка. И я держался, пока в какой-то момент мозги не переполнились, и один вопрос все-таки не прорвался:

— Это что такое?

— Это один из крупнейших разработчиков и производителей пассажирских транспортных средств: малогабаритных флаеров для личного пользования, флаерэкспрессов для транспортных магистралей и шатлов межорбитального передвижения, — ответил мне Сайрус.

Сказать, что особо понял что-то из его объяснений, не скажу, но нечто такое проскакивало при обсуждении орбитальной станции, так что общее представление я имел, а потому с уточнениями уже не полез. В общем понятно — и то ладно.

Снова зазвучал голос Александра:

«Тут, думаю, следует немного отклониться от личной истории и дать Вам, мой друг, некоторые пояснения о важных событиях, происходивших в мире в то время. Если Вы все же в курсе и история материнского мира Вам преподавалась полно, то просто пролистните данный фрагмент»

Понятно, что делать я этого не стал и даже, чтоб не прерывать повествование, не выдал ни одного вопроса.

«Первое, что нужно обозначить, и что в свою очередь подтолкнуло человечество и к переселению на орбиту, и к последующему выходу в большой космос, это разработка и запуск промышленного молекулярного синтезатора.

Прошу прощения еще раз за свою полную неграмотность в этом вопросе, но тут, в своем послании, смогу объяснить лишь так, как вижу это достижение науки глазами обывателя.

Так вот, если смотреть совсем издалека, то по этому принципу, искусственного выполнения химических или физических реакций для получения продукта из чего-то более простого и невостребованного, работали уже давно.