— Господа все в Париже, — заметил Белокуров голосом Шарикова из своего любимейшего фильма. — Товарищ княгиня, должен вас огорчить тем, что в Светлое Христово Воскресение браки не совершаются, так что, при всём желании спасти честь девушки, мы не сможем завтра никого обвенчать, а сегодня уже поздно. Да и сегодня не венчают — пост ещё не кончился. Насколько мне ведомо, первые венчания совершаются в первое воскресенье после Пасхи. Так называемая Красная Горка или Антипасха.

— Каковы познания! — усмехнулась княгиня.

— Всё-таки, как-никак, а я — главный редактор газеты, защищающей интересы православных русских.

— Я заметила, что ваша газета из этих... Как говорится, по другую сторону баррикад.

— Никаких баррикад после девяносто третьего года нет, — возразил Белокуров. — Одни барракуды остались. А вы, ваше высочество, оба раза за Ельцина голосовали?

— Ни за кого я не голосовала. Не была, не состояла, не участвовала. А вы? За Зю-зю?

— Нет. За Лебедя. По дурости, — вздохнул Белокуров. — Грех на мне. Предателя Родины принял за возможного спасителя. Недальновидность проявил.

— Я тоже, — признался Тетерин.

— А я — за Ельцина, — сказал отец-основатель.

— И я, — тотчас призналась его невеста.

— Вот и сам Бог велел вам пожениться! — воскликнул главный бестиарий. — Совет да любовь! Пью это волшебное пиво за будущий союз. Если родится сын, назовите его Борнелем или Борникелем. Какие ещё аббревиатурные имена можно сочинить из ФИО нашего всенародно избранного? Ельборн, Бнель... — Он не удержался и произвёл из фамилии, имени и отчества Ельцина всем известную неприличность.

— Мат в нашем княжестве запрещён, — произнёс отец-основатель с неудовольствием.

— Простите за хамство, — тотчас исправился Белокуров, спохватившись, что его опять несёт куда-то не туда, и вновь видя напротив себя влюблённый взгляд, только теперь — других глаз. За всю жизнь на него не смотрели влюблённо так часто. Зря только усы сбрил.

— А я бы вам, в качестве исключения, разрешила материться, — произнесла княгиня Жаворонкова. — У вас хорошо получается. Скажите ещё что-нибудь матерное. Марина закроет ушки. Всё-таки она у нас невеста, как бы можно сказать, невинная.

Фрейлина снова покраснела и сказала:

— Я могу и вовсе уйти, если вы и впредь намерены меня оскорблять.

— Не слушайте её, Марина, — сказал Белокуров. — Я ни слова матерного не пророню больше. Да и в предыдущем случае — не я же виноват, что у него ФИО матерное.

— А чем я тебя оскорбила? — сказала княгиня. — Разве невинность — оскорбление?

— Не невинность, а то, что вы сказали «как бы», — потупив взор, ответила Марина.

— Беру свои слова обратно, — вздохнула княгиня. — Прости!

— Хорошо.

— Чистая душа! — воскликнул Белокуров. — Если отец-основатель настаивает на своём отказе, я готов жениться на вас, Марина.

— Ну, знаете! — снова обиделась девушка.

— Не обижайтесь, я серьёзно, — продолжал дурить под воздействием крепкого пива и забытого чувства безусости главный бестиарий. — Вот, ты говоришь Ч, — повернулся он к Тетерину. — Чистоты! Вот чего мне давно не хватает в людях. Чистоты душевной. Вот — моё Ч, которого я ожидаю. Сам утратил чистоту свою не помню когда. Должно быть, четвёртого октября девяносто третьего, когда обманул свою будущую жену, что спасаюсь от преследования, и тем самым соблазнил её.

— Борь! Ну, хватит языком чесать! — не выдержал бедный Прокофьич.

— Ой, не мешайте ему, пожалуйста, — взмолилась княгиня. — Когда он сердится, у него такой голос красивый. Даже забываешь, что усы сбриты. Вы их, когда сбрили, выбросили?

— Разумеется.

— Как жаль! Надо было аккуратно собрать и подарить отцу-основателю. Ему таких ни в жизнь не вырастить.

— Ваше высочество! — прогудел отец-основатель.

— Обиделся? А нечего девушек обманывать, — припечатала его княгиня.

— Ну и обед получился, — промолвила отверженная невеста.

— Невкусный? — спросил стоявший за спиной княгини слуга.

— Обидный, — ответила Марина. — И вот что. Я, кстати, не очень-то и огорчена, что отец-основатель от меня отказывается. Не хочет — не надо. А вы, — она гневно посмотрела на Белокурова, — со своими издевательскими предложениями идите куда подальше! Я, между прочим, не девственница, так что не рассчитывайте на особую чистоту. И за Ельцина голосую в отличие от вас, чистюли такого. Спасибо, ваше высочество, можно мне уйти?

— Иди, бедная, — разрешила княгиня.

— Я не бедная, — гордо вскинулась Марина. — И не нуждаюсь ни в чьей жалости, ни в чьих дурацких предложениях.

Едва она вышла, княгиня Жаворонкова приказала отцу основателю:

— Владимир Георгиевич! Пойдите догоните её и пообещайте жениться.

— Простите, Екатерина Петровна, но я твёрдо решил остаться холостым, — сердито ответил отец-основатель.

— Бунт? — вскинула бровь княгиня. — Ну и хрен с вами, ходите незамужним. Может, и вам хочется уйти из-за стола?

— Пожалуй, да.

— Идите, я вас не задерживаю.

— Спасибо. Когда подойти к вам по поводу Ласточки?

— Через часок.

Когда отец-основатель удалился, наступило тягостное молчание.

— Суп подавать? — спросил слуга.

— Подавай, — вздохнула княгиня. — Чудаки! Обед ещё в самом разгаре, а они уже ушли. Знаете что! Мы отправимся встречать деревенскую Пасху на лошадях. У нас отличные лошади, и хватит на всех. Сколько туда езды?

— Если можно, мы с Серёжей побудем тут, — сказал Николай Прокофьевич, принимая тарелку с супом пити. — Спасибо. Не очень горячий? Будешь супчик, малыш?

— Буду, — кивнул Серёжа. — Чупчик. Спасибо.

— Какой вежливый, — похвалила его княгиня.

— Нет, отче, я не могу расстаться с мальчиком, — возразил отчиму Белокуров. — Мы поедем на машине, точно так же, как прибыли сюда. К тому же у священника, отца Николая, вряд ли имеется достойное стойло для ваших породистых рысаков. Да и ехать туда путь не близкий для гужевого транспорта.

— Ну, допустим, они не самые породистые, — сказала княгиня. — Хотя Ласточка — орловская, чистокровная. Зря не хотите. Это было бы эффектно. Господин товарищ главный редактор, может, вы всё-таки составите мне компанию? Все поедут на машинах, а мы с вами впереди — на лошадках, а?

— Должен извиниться, но я в последний раз садился в седло десять лет тому назад, а за означенный период изрядно потолстел, перепрыгнув из сорок восьмого в пятьдесят шестой. Я имею в виду размер костюма. Так что мне нужны не орловские ласточки, а курские тяжеловозы. Двужильные. А ещё лучше — слоны. Воображаю, каково удивится сельский священник, если к нему приедут на слоне встречать Пасху.

— Да, зря вы не успели похудеть, — проворчала владычица здешних мест. Тотчас ей пришлось виновато подёргать ноздрями, потому что подувший в открытую форточку ветер одарил обедающих неприятным запахом. — Виталик, закрой пожалуйста, — приказала она слуге, кивнув в сторону окна. — Прошу прощения, господа, стихийное бедствие.

— Что же это за подземный источник нечистот у вас тут? — спросил Тетерин.

— Да там у нас в пещере имеется глубокий колодец, — ответила княгиня с досадой. — Он неизвестного происхождения. Очень глубокий. Вот из него-то и излились какие-то странные пакости. Пожалуй, из-за одного только этого запаха следует на пару деньков отправиться отсюда в путешествие по сельским батюшкам.

— А скажите, Екатерина Петровна, — снова обратился с вопросом палеоантрополог. — А что лично вас привлекает в этой жизни тут? Вы что, убеждённый жаворонок?

— Да, я убеждённый жаворонок и полностью разделяю идеи отца-основателя о необходимости существования обособленного государства, населённого жаворонками и отстаивающего их интересы, — впервые, кажется, без доли иронии сказала княгиня.

— Вопросов больше не имею, — сказал Тетерин.

— Но согласитесь, что кроме всего прочего вам очень нравится иметь своих собственных подданных, свой народ, свою личную власть, — заметил Белокуров. — Женой президента России вам не суждено быть, — ни Раечкой, ни Наиночкой, — так хоть побыть княгиней Жаворонковой.