Хорошо, что он был спортсменом и падать привык. К тому же успел сгруппироваться, так что почти даже не ударился при падении. Но вот вид Адель открылся интересный. Нет, конечно, кроме трусов, на нём оставалась футболка, но, спрашивается, зачем он брюки-то снял? Хотя бабушка могла догадаться. Это было не трудно.

— Не приближайся… — поднял он руку в защитном жесте, второй помогая себе подняться.

Где-то там в брюках у него был нож, о котором Томас вспомнил только теперь. Он ведь мог попробовать ковырнуть замок швейцарским ножом — и не пришлось бы его сбивать. Башка дырявая. А всё из-за того, что перенервничал.

Впрочем, в голосе уже почти не было паники. Первый шок прошёл, а дальнейшее поведение ведьмы страха не вызывало. Только открывшаяся дверь его снова вызвала.

Бабушка широко и хитро улыбнулась, склонила голову набок, после чего сделала шаг вперёд и уселась на корточки, из-за чего из-под её истлевшей юбки показалась голая бледная коленка.

— Продолжишь так себя вести — я сделаю с тобой что-то ужасное, — произнесла она, расположившись у ног внука. — Давай уже, не ломай комедию.

— Хорошо, — машинально отодвинувшись ещё немного, кивнул Томас и, усевшись на пятую точку, принялся торопливо натягивать брюки на ноги.

Покойница агрессии не проявляла и это несколько ослабило давление на нервы. Почему-то её угроза сделать с ним что-то ужасное не воспринималась всерьёз. Ну правда, она ведь даже не пыталась его напугать. Только внешний вид наводил шороху, но никак — поведение. И потому он не спешил вынимать нож и как-то ей угрожать. Зато хорошо, что теперь о нём помнил.

Наконец брюки были на месте и парень упёрся ладонями в землю, собираясь подняться. Взгляд его встретился со взглядом ведьмы. Он поспешно отвёл его в сторону. А ну как загипнотизирует своими ненормальными глазами? Том сглотнул.

— А это разве нормально, что у тебя чёрные белки глаз и красная радужка? — спросил он. — Ну, допустим, то, что клыки немного выступают, можно списать на отсутствие в Харбор-Пайнс приличного дантиста…

— Дантиста? — девушка взяла один из своих локонов и вытянула его перед собой. — Да я и у парикмахера давно не была. А глаза… а что глаза? — она подняла бровь, отпустила локон и склонила голову набок. — То есть вот глаза тебя удивляют, а как я вообще жива осталась спустя столько времени в холодном, душном, сыром, тёмном месте, тебя не удивляет? Даже ни чуточку не беспокоит?

— А ты разве живая? Серьёзно? — словно вторя ей, поднял бровь Томас, так и не поднявшись пока на ноги. Говорить было удобно и в этой позе. — Если это правда, то удивляет. То есть ты… не вампир и не оживший мертвец? Честно? — он серьёзно смотрел ей в лицо, стараясь избегать взгляда в глаза.

Женщина вместо ответа начала приближаться. Она перешла с корточек на четвереньки и теперь медленно — так, что Томас в любую секунду мог, активно шевеля конечностями, убежать, — но уверенно начала продвигаться вперёд, к его лицу, при этом грозя нависнуть над всё ещё находящимся на земле парнем.

Однако большой паники это почему-то не вызвало. Хотя инстинкт самосохранения и забил тревогу, вынуждая парня податься назад и подняться на ноги.

— Не приближайся, — повторил он, не сводя с неё внимательного взгляда. Правда, опять же избегая смотреть в глаза.

— Да ладно тебе, — мертвячка оттолкнулась руками и опустила пятую точку на пятки. — Я всего-то и хочу, что доказать, что живая.

— Ну, допустим… — Томасу показалось, что его лицо начинает приобретать несколько иной цвет, чем до этого, к нему прилила кровь от мысли, как именно бабушка собралась это доказывать. Хотя действительно сложно было воспринимать её как бабушку. — Но как же ты выжила тогда? И почему так хорошо сохранилась?

— А ты не слышал, что говорили в городе? — она подняла руки вверх и скрючила пальцы в когти. Вкупе с растрёпанными волосами и опущенной головой, а также цветом кожи и глазами, выглядело скорей страшно, чем шутливо. — Я ведьма! Колдунья! Любовница Сатаны!

Честнат отступил на шаг, но он уже вполне успешно справился с одолевшим его вначале страхом и теперь держался на расстоянии только из опасения, что она всё же может на него броситься. Однако, пока между ними шёл диалог, это виделось маловероятным.

— И насколько всё это соответствует правде? — поинтересовался парень.

— А ты поверишь в то, что я скажу? — спросила она, упирая одну руку в бок. — Ведь что бы я ни сказала, я могла бы и соврать. Ты ведь и сейчас мне не веришь. Я вижу это.

— А ты попробуй, — подумав, предложил Томас. — Хуже от этого никому не будет.

— Ну, да, я связана с колдовством, но Сатана там вообще не при делах. Я бы скорей назвала себя учёной. Алхимиком. В конце концов, нет в мире формулы для крови единорога, — ответила женщина.

Парень чуть выдохнул с облегчением. Ну, всё оказалось не так ужасно, как он себе это рисовал. А говоря по правде, Аделаида сказала в точности то, что он хотел бы услышать. Ведь именно такую версию после рассказа мистера Уэскера он выстроил, и теперь живая покойница её подтверждала. Ну, разве что в его версии не было места сверхъестественному, а в жизни оказалось по-другому.

— Я тебе верю, — быстро сказал он и кивнул. — Но если ты живая, то… это какой-то эликсир бессмертия? Из-за него у тебя глаза такие… нечеловеческие?

— После самого зелья глаза у меня были нормальными. Но я не тестировала его, лёжа в гробу… — Женщина огляделась по сторонам, стараясь не поднимать глаза к яркому солнцу. — Может, пойдём отсюда?

— Зелье, значит… окей, пусть будет зелье, — согласился Томас, впрочем, несмотря на постановку фразы, скепсиса в голосе было мало. Такая версия казалась ему очень даже правдоподобной с учётом того, что бабушка выглядела слишком живой для трупа, а бледнота и прочее объяснялись долгим пребыванием в гробу. — Ладно… пожалуй, я тебе верю. А там посмотрим…

Он, сощурившись, бросил взгляд на яркое солнце и поглядел на дверь склепа.

— Жаль, следы нельзя замести. Крышку-то можно вернуть на место, но камень я не подниму, и замок чинить надо. Ладно, ты куда хочешь пойти? — повернулся он к Адель. — Домой к бабушке, наверное, не стоит… хотя в каких вы были отношениях?

— В не очень хороших. Это она была любимой и правильной дочкой, а я — позор семьи, — Аделаида усмехнулась. — Ладно, давай рассказывай, что успели наизобретать в мире? Какой сейчас вообще год?

Жаль, что в «не очень хороших» отношениях. И по сути это означало — в плохих. Значит, бабушке лучше Адель не показывать. Во всяком случае пока она не приведёт себя в порядок. Если бабушка увидит свою сестру-покойницу в таком виде, ещё инфаркт её хватит… Хотя может хватить в любом случае, да. Этого надо избежать.

— А ты не знаешь, какой год? Ах… ну да, — сообразил парень, и впервые за время знакомства на его лице промелькнуло сочувствие. Столько лет пролежать в гробу — это… в общем, даже определение «ужасно» здесь будет слишком мягкое. — Одна тысяча девятьсот семьдесят восьмой. А тебя в каком э-э-э… сюда упекли?

Томас вернулся к двери и закрыл её, а затем занялся приведением замка в такой вид, будто он цел и его не сбивали, насколько это было возможно. Чтобы издалека было незаметно. Это хоть немного заметёт следы его несанкционированной деятельности по освобождению ведьмы из заточения.

— Кажется, в сороковых, — она задумчиво постучала указательным пальцем по нижней губе. — Ну да, ещё война шла. Вторая мировая. С едой было вообще плохо. Народ в такое время вообще в диких зверей превращается.

Она даже не помнит, в каком году это было. В общем-то, после случившегося с ней это было не удивительно.

— Это… тридцать пять лет, получается! — выдохнул удивлённо Том, оглянувшись от двери. Хотя чего он ожидал? И если подумать, то это даже мало. — Но… выглядишь ты молодой, максимум лет на двадцать. Бабушке за шестьдесят, а она твоя младшая сестра. Двадцать плюс тридцать пять будет пятьдесят пять… хм… ты как-то омолодилась, да? — предположил он, закончив наконец с замком и повернувшись к Адель. Страх к ней постепенно проходил, но опасения никуда не делись.