С наступлением темноты мало что изменилось. Воительница и её оруженосец всё так же шли по тропам, спускаясь с небольших холмов и проходя лесные чащи. На удивление девушки здесь было тихо, слишком тихо. Никаких ловушек ею замечено не было, хотя орки уже давно охотились в этих угодьях и частенько ставили капканы и иные виды смертоносных устройств, созданных для убийства некрупной дичи.

Шаг девушки ускорился, и балтусу приходилось наращивать темп, чтобы поспевать за ней. В конце концов они добрались до широкой тропы, до боли знакомый и такой родной. Илви узнавала каждое дерево, каждый куст и камень что находились здесь, и была уверена что вот она — дорога домой. Сердце учащенно забилось, через пару минут она встретит отца, которого вспоминала каждый день. Получит нагоняй от шамана и посмотрит в трусливые глаза Свера, который отступил в тот день, бросая её на произвол судьбы. Этот орк уже не так сильно бесил Илви, теперь всё это было совсем неважным, незначительным.

Глаза намокли от прохладного ветерка, а клыки оскалились в улыбке. Она и сама не заметила как побежала вперёд, желая как можно скорее миновать родные ворота. Ей вдогонку мчался Лаффи, с просьбами подождать его и не спешить. Но ветер уносил его слова куда-то далеко, они не добирались до ушей воительницы. А она снова перепрыгивает через ветку, ловко обегает камни, и раскидывая руки по сторонам кричит — Я вернулась! Я дома!

Из темноты наконец-то показались ворота, деревянные колья которых были сломаны. Но в порыве радости Илви даже не обратила внимания на такую мелочь. И лишь когда девушка вбежала на территорию деревни, не поверила своим глазам, обнаружив остатки жизни. Дома были превращены в груду досок, сожжённые и лишённые былой красоты. Повсюду валялись груды хлама — сломанных вещей и предметов быта. Кровь на каменной плитке было видно в свете луны, она окропляла всю площадь. Смрад стоял невыносимый, но его перебивал запах гари, нависший над этим местом.

Илви пала на колени, кажется ноги отказывались держать её. Глаза смотрели куда-то в даль, не обращая внимания на балтуса ходящего рядом. Он пытался достучаться до воительницы, но та находилась в плену потрясений. Что же случилось? Что могло произойти? Будто бы по ужасно болючему уколу, она сорвалась с места, направляясь туда, где ещё месяц назад был её дом.

Вбежав в покосившийся дверной проём, девушка медленно зашла внутрь. Каждый шаг отзывался тупой болью в сердце, в висках защемило, а надежда ушла последней. Всё к чему так рвалась Илви, чего желала и к чему бежала всё это время, разрушено и спалено до тла. Её кровать, на которой она спала восемь лет, теперь ничто иное как груда спалённых досок. Мародёры или же нападавшие очень хорошо постарались, вынося всё ценное и не очень из дома, об этом свидетельствовало отсутствие оружия на стойке и шкур на стенах.

Илви опустилась на пол, соскользнув по стене на деревянные, грязные доски. Подмяв под себя ноги она тупо уставилась на свои руки, не зная что делать дальше и что принесёт новый рассвет. Кажется девушке серьёзно не везло, или же судьба таким образом защищает её от опасностей?

Мыслей не было, а ночная прохлада лёгким ветерком прошлась по телу, вызывая мурашки. Воительница и не заметила как опустив голову на плечо, уснула, не в силах принять правду.

Проснувшись Илви обнаружила что укрыта красной тряпкой, так ей изначально показалось. На деле же это была красная накидка, измазанная сажей. Её девушка уже где-то видела, но где, оставалось загадкой. Лёгкая ткань не давала тепло, и о том, чтобы согреться, речи быть не могло. Всё-таки воительница поднялась на ноги, набрасывая накидку на плечи и застёгивая пуговицу у горла, фиксируя положение.

Стоило ей сделать шаг, и половица треснула, а нога застряла, опустившись на уровень ниже. Выругавшись, девушка достала ногу из дыры, обратив внимание на второе дно. Она присела на колени, остатками сил выдирая дощечки по вертикали. Её действия не были ошибкой, и в темноте она смогла разглядеть нечто, с виду напоминающие удочку. Дотронувшись до прохладной, полированной древесины, она изъяла на свет клинок в ножнах. Его рукоять, была украшена зелёными верёвками, сплетёнными в некое подобие украшения. Сами ножны, на удивление воительницы, были сделаны из древесины, имеющий слишком белый окрас. Когда Илви решилась достать клинок, то поразилась его лёгкости и лёгкой изогнутости острия. Лезвие сверкало, было видно, что с клинком обращались бережно и часто полировали его.

Держа оружия в руках она покинула руины своего дома, щурясь от лучей солнца.

На улице её встретил Лаффи, с охапкой дров в руках. После короткого разговора, девушка рассказала о своей находке и сделав несколько замахов, вновь отметила его лёгкость. Отныне это был её клинок — оружие которое заставляет продолжать путь. Накидка стала второй вещью сохранившийся после разрушения её деревни. Она не знала живы ли орки, или же их забрали в рабство, а может быть убили и похоронили в одной куче? О таком думать не хотелось, как и оставаться здесь. По этой причине балтус и воительница уже через несколько часов покинули деревню. Всё утро они рыскали по домам в поисках припасов, но ничего не найдя, с пустыми руками отправились восвояси.

Когда деревянная балка ворот, лишённая черепа бизона, осталась позади, Илви, поняла что покидает родное место раз и навсегда. Не будет больше праздников, где орки соберутся у огромного костра, исполняя песни и танцы. Не станет больше шаман брать её на прогулку, показывая пригодные для снадобий цветы. Никто уже не будет донимать вопросами, а отцовская рука больше никогда не погладит по головке.

Опустошённость — вот что чувствовала девушка. Будто бы её лишили крови, осушив тело и бросив в канаву. Подобно рыбе без воды, она барахтается на суше не в силах дышать в одиночку и без настояния старших. Значит ей придётся научиться выживать, придётся снова бросить миру вызов, пригрозить кулаком богам и дерзко оскалить клыки, закрывая двери в прошлое.

Илви крепко сжала рукоять клинка, ожидавшегося своего часа за поясом. Накидка шелохнулась на ветру, а воительницы лишь ускорила шаг, бросая вызов всему миру. Рядом с ней шёл балтус, отчего-то и он перенял дух боевой подруги, и был готов идти рядом с ней всю жизнь. Так и случилось, они шли, очень и очень долго шли.

Рано или поздно твой путь подойдёт к концу — говорил отец Илви, цитируя старого орка. И это была правда. Рано или поздно ноги выведут тебя куда-нибудь, дорога не будет петлять вечно, уводя тебя за холмы и леса. Вот и для твоих путников она закончилась, превратившись в стену — остановку на жизненном пути.

После того как Лаффи и Илви покинули разрушенную деревню, они шли вперёд, не пользуясь ориентирами и не рисуя карт. Ветер всегда дул вперёд, а лучи солнца указывали единственное направление. Изредка они встречали людских путников, даже пару раз наткнулись на караваны, и тогда без мук совести воровали еду и другие припасы, оставляя в живых хозяев. Это не было похоже на налёт, скорее на поведение вороны, что увидела побрякушку. Они хватали и убегали, порою воительница доставала клинок, угрожая. Но она понимала что не сможет оборвать жизнь ни в чём неповинного человека, пускай их народ в очередной раз испортил жизнь орочьему племени, прогнав его с места обитания.

Проходили недели, шли месяцы плавно перетекающие в года. Путешествие двух голодранцев не подходило к концу, напротив, лишь начиналось. Но однажды им пришлось сделать остановку, на каком-то празднике кажется, иной причины почему множество людей устраиваются на поляне, раскладывая простыни на землю, Илви не знала. Но это было не важно, подобного рода мероприятия, всегда позволяли незаметно выкрасить еды или же вещей у уставших хозяев.

Балтус и воительница расположились близ дерева, усевшись под его кронами. За два года странствий, Лаффи здорово оброс шерстью, и не собирался её сбривать, говоря что с ней он чувствует себя уверенней. Ну, а Илви смотрела на его лицо — заросшие темноватой шерстью щеки, лысый лоб, бородку завязанную узлом — и смеялась. За время их странствий её волосы тоже отрасли, но их она урезала до плеч. По вечерам, слушая пение птиц, она заплетает себе две косички, кончики которых аккуратно опускались на щёки. Это, по заверению Лаффи, добавляет женственности её чертам лица. Но она осматривая людских девушек, понимала что никогда не сможет стоять в одном ряду с ними. У большинства были тёмно-зелёные глаза, подобно двум капелькам росы. Иные же родились с голубыми, как воды океана глазами. И это был схожий цвет, но всё ещё не тот. Слишком блеклый, не такой живой. Даже находились те, у кого серота глаз являлась достоинством, но всё это было не то. Никто из людей не мог похвастаться лазурью в глазах, которая освещает небосвод даже ночью.