Деревня жила своей жизнью и алхимика поглотила даже не заметив. Люди и низушки сновали туда сюда, таскали брёвна, рубили и строгали; суетились и играли в мокрые снежки дети, безумно повизгивая. Обычная жизнь в обычной деревне, которую Микель никогда не понимал — слишком людно, слишком шумно. От двух вздохов криков у Микеля принялась болеть голова и хотелось обратно в лес к воющим тварям — те хоть воют далеко, а не в самые уши.
Долго блуждая по улицам в поисках постоялого двора Микель с ужасом понял, что такового в округе попросту не имеется, а есть «Пустая улица» с необжитыми домиками, которые нужно топить. Выложив почти два Йена за дрова, он долго приводил себя в порядок, окончательно натёр ногу мокрым ботинком, замёрз, мылся в почти холодной воде, топил печь до одури, но так и не смог вывести всю сырость, устал до чёртиков, но всегда напоминал, зачем он это делает — чтобы остаться в живых и спасти Аленой.
На следующий день борьба с Гарри сменилась борьбой с кишечником. Не найдя туалета, он уселся на ведро в сарае, чувствуя себя до бесконечности униженным. Разбитый, сонный, с осипшим голосом и слезящимися глазами, он едва нашёл место, где перекусить. Там же умудрился продать пару своих эликсиров, заработал целых четырнадцать Йенинов за меньше чем полчасти! После этого настроение его значительно улучшилось и хотелось насладиться моментом, но алхимик напомнил себе, что он здесь с важной миссией и отправился к тому, кто мог (по его соображениям) стать подспорьем в нелёгкой борьбе с Хаосом.
Табурет был жёсткий и без спинки. Глаза слипались от сытого живота и тёплой тёмной комнаты. Мысли путались. Как только он ступил на порог этого дома и увидел страшную старуху, он передумал, и решил, что не нужны ему такие союзники, но отступать было поздно — бабка Софья была готова к разговору.
Натоплено в домике было будто в бане: сухой перегретый воздух вкупе с ароматами сущащихся трав заставляли нос и глаза слезиться, горло першило. Полумрак, даже днём, не добавлял радушной атмосферы.
Микель смотрел на жёлтые зубы, на безумные покрасневшие глаза, на седые волосы и морщины глубиной с демонический разлом. С огрубевшей кожей руки её были сложены в замок, большие пальцы с кривыми ногтями стучали друг о дружку. Ведьма смотрела пристальным взглядом и всё никак не могла взять в толк, чего Микель сюда явился.
— Давай, дорогой, ещё раз. Что-то болит? Простудился? (То-то, смотрю, нос течёт) Амулет от острого дождя нужен? Проклял кто? Будущее узнать? — На все вопросы Микель отрицательно качал головой. — Ну так и чего ты сюда припёрся?
— Вы же… Ты же… — Микель не мог найти нужную форму обращения. С одной стороны старуха младше его, жившего уже третью сотню, а с другой же она выглядела как уважающая себя женщина, и обидеть её не хотелось бы. — С миром беда.
Она уставилась на него стеклянным взглядом. Микель понять не мог, это она так слушает, либо же она просто умерла от старости.
— С миром беда, — повторил он. — Абсолют не находится в равновесии и прямо сюда выплюнул жуткую тварь из Хаоса. У меня есть доказательство, в рюкзаке, — покосился Микель на стоящий у входа походный рюкзак. — Вы понимаете?
Софья воскресла, на лице залегло три глубочайших морщины, а само лицо стало напоминать изюм.
— Хавос? Где был хавос? — похлопала глазами Софья.
— Хаос как противоположность Упорядоченности согласно определению, предоставленному в Дуалистической Теории Творений Йонханга и Модо, — отчитался Микель.
Софья похлопала глазами снова.
— Больно ты умный, дорогой мой, — стуча большими пальцами друг о дружку и наклонившись слегка вперёд протянула старуха. — Голову себе забил всякой ерундой и маешься. Детей тебе нужно своих заиметь, и жену нормальную.
Микель поморщился. Он всегда считал, что путь мага и учёного лежит в воздержании от плотских радостей обычного люда, ведь эти радости притупляют ясность ума. Алхимик решил совершить вторую попытку.
— Возможно, Вы меня неправильно поняли. В АнНуриен Юндил, совсем недалеко отсюда, либо самостоятельно воплотился… воплотилась тварь Хаоса, либо у этого самого некто есть Артефакт Хаоса.
— И у кого? — к удивлению Микеля спросила она.
Ему принялось казаться, что она вообще ничего не понимает.
— У Гарри. Либо это и есть Гарри.
— Пф!
Тишина.
— Что значит «пф»? — напрягся Микель.
Бабка постучала пальцами друг о дружку.
— Сильный колдун этот Гарри, но колдунство своё по месту правильно применяет, — одобрила она Гарри. «И откуда такие сведения?». — Бывал тут он уже, люди говорят. Пятерню назад, может дольше, — стала вспоминать она.
— Как пятерню? — посчитал в уме Микель. — Он просто так к вам портал поставил?
— Парталь ваш не парталь, тут не знаю, но Кирнисам я помочь не могла, уже Кима хоронить собиралась, а он малыш совсем ещё. А тут Камилла, она мать Кима, прибежала ко мне за бинтами из ихтуса, будто у меня их целый сарай. Рассказала такое, что я вначале не поверила, а потом подумала и подумала, а почему бы и не поверить?
Она первый раз за время беседы разомкнула руки, чтоб пожать плечами.
Появился, значит, в деревне, вылечил ребёнка. И всё — герой? Микель, между прочим, исследовал Замок Древней и почти разработал самоподдерживающиеся чары! Это что, не считается?
А если рассуждать логически, то тут прослеживается скрытый мотив.
— Это он специально, чтоб в доверие втереться, — заявил тут же Микель.
— И зачем? — снова фыркнула Софья.
— Он сущность Хаоса, а Хаос в своих целях непостижим, — теперь уже была очередь Микеля пожимать плечами.
— Хавос не хавос, а доброе дело он сделал, за то он молодец. А ты что хочешь? Раз он хавос, то его убить нужно?
Микель коротко кивнул, улыбнувшись, что Софья всё поняла.
— А доказательства, что он хавос есть?
Алхимик обрадовался, аж подпрыгнул на табуретке, помчался за рюкзаком, выудил бумагу.
— Тупая деревенщина, — бурчал алхимик, бредя по дороге и пиная интенсивно таящую ледышку. — Доказательство значит ей не понравилось. И про строгость не слышала, и про логические выводы. Мол, никого не убил, и ладно. А что он нарушил Законы Порядка, то её не волнует!
Микель засопел, со злостью втягивая воздух полной грудью.
— Сейчас не убил, а как убьёт поздно будет.
— Радя Натис —
Уже убил восьмерых. Уже. Теперь всё, что она может, это предотвратить девятую смерть. А между тем у неё самой не получится бегать по всему городу с обрезом в руках и расследовать убийства лично.
Днём она успела сходить к Труме, убедиться, что у него готовится выступление для широкой публики на тему соблюдения законов. Дальше сидела у него и выслушивала отдельные жалобы отдельных личностей на своих отдельных соседей или на сложившуюся отдельно ситуацию, хотя периодически возвращалась ко всем жертвам и мыслям об убийце. После кушала в трактире вместе с Трумой и Эдмундом, взяла овощи, не могла смотреть на мясо. Хоть еда есть еда, но не сейчас. Рыцарь молчал больше обычного и выглядел бледным — видимо ему поручили расследовать недавние смерти. И лишь после долгого разговора с местным кузнецом, договорившись на заказ на двадцать кольчужных рубах, она отправилась домой.
Едва переставляя ноги, она пыталась понять, как скинуть тот ком напряжения, что у неё был внутри. Она вовлеклась больше обычного, стала сама плести интриги, стала воспринимать мир своим домом, Аленой тоже стал для неё родным местом, где каждая жизнь важна и нужна. А ведь она может начертить звезду и свалить из этого места в любой момент, шагнуть на тропу и оказаться где угодно, подальше отсюда. Продолжить свой вечный поход. Найти себе другого Ворона, снова обзавестись детишками.
Она вспоминала свою жизнь в любящей семье и ей становилось тошно. Она не хотела повторения.
Она не хотела ничего, что было «подальше отсюда». Она хотела быть здесь.