— Зато карьерный рост мне был обеспечен, — продолжает Влад. — Меня же в Инквизицию от Шабаша пражского направили, ведьмам демоны нашептали, что там затевается переворот, и нужен наш человек. Иначе жить бы мне в бабкином доме в окружении четырех кошек!

— У тебя же аллергия, — сонно припоминаю я.

— Да как будто это меня остановит. Люблю животных. С вами вот вожусь — у кого рога с крыльями, у кого хвост, у кого копыта…

Он замолкает, задумчиво косясь на меня, ожидая какой-нибудь реакции. Я бы и рада поспорить, но двинуться с места не могу: тело сковала страшная боль.

— Бледная ты какая-то, — замечает Влад. — Заболела, что ли?

— Падшие не болеют! — чуть заносчиво заявляю я.

На этом все разговоры заканчиваются, но Влад через раз обеспокоенно следит за мной. Приходится быть еще осторожней, не выдавать боли, но с каждым разом это становится труднее. Я почти не разговариваю, только слушаю.

Влад обладает поразительным талантом рассказчика: когда он начинает, я ненадолго успокаиваюсь, вникая в местами страшные, местами забавные истории о Чехии, магах, Инквизиции и всевозможной нечисти. Голос у него мягкий, низкий, таким лучше всего рассказывать истории у костра, как в былые времена, и я несколько раз чуть не проваливаюсь в сон. Спать нельзя, неизменно напоминаю я, но искушение слишком велико.

Я все же засыпаю пару раз, кажется, что ненадолго, но на самом деле на несколько часов. В разноцветном вихре сна чудятся глаза Ишим, ее сладкие стоны, бархатистая кожа и скользящий по оголенным бедрам хвост. Пахнет шафраном, демоница сменяется ангелом — изгиб спины, приоткрытые в наслаждении губы, разметавшиеся по простыням платиновые волосы. И опять — стол, кухня, сигаретный дым, дробящийся о голые стены крик. Они обе смешиваются в одну, обманывая меня, заставляя подаваться вперед, но не находить никого.

Сплю я беспокойным сном больного, сорванным голосом зовя то ангела, то демона, и Влад не может этого не заметить. Однако пока он молчит, изучая. Я исподтишка проверяю состояние пяти алеющих полос.

— У тебя точно жара нет? — пытливо спрашивает Влад.

Он пытается приложить тыльную сторону ладони к моему лбу, но я, несмотря на слабость, ловко ухожу от прикосновения, отлетаю к стене. Влад пожимает плечами: по его мнению, с температурой я бы так не попрыгала, и он оставляет меня в покое. Я восстанавливаю дыхание и пытаюсь не провалиться в дурманную темноту.

— Со мной все в порядке, — неразборчиво выдаю я. Только бы Влад не догадался внимательней присмотреться.

У всех нас есть свои маленькие тайны, и он великодушно не влезает в мои. Почти готовая благодарить за это, я затихаю у себя в углу, полностью погрузившись в мысли. Попытки развеселить меня я встречаю угрюмым молчанием, но не прерываю. Влад мается от скуки, пытается переправить ошибки на стене.

— Уверен, что так правильно? — я щурюсь, внимательнее рассматривая буквы.

— Не уверен, но проверить меня некому, верно?

От безнадежности становишься готов на все, по себе знаю. С грехом пополам он переиначивает фразу, смысл которой для меня останется тайной. К сожалению или к счастью, остальной текст написан верно, и энтузиазм Влада немедленно угасает.

— Если бы они только вошли сюда… — Влад многозначительно поигрывает кинжалом.

— Не войдут — не настолько идиоты.

Неразборчивую ругань в ответ можно считать за согласие.

— Это совершенно глупо и нелогично. Это бесчеловечно! Я понимаю держать стратегически важного пленника или приговоренного, но зачем заставлять страдать нас? Убили бы уже…

— Мы в Аду, — устало напоминаю я. — Тут все не шибко справедливо.

Мрачно зыркнув на меня, Влад продолжает проедать глазами ни в чем не повинную стену.

— Неужели нет желания выбраться? — негодует он. — Кара, вот скажи… Кара?

Чтобы увидеть тень в обеспокоенных глазах, мне приходится приподняться. И с изумлением обнаружить, что лежу на холодном полу, тяжело дыша. Момент, когда я соскользнула с кровати, не уловила, как не поняла, и почему это произошло. Рука привычно горит, и из-за этой боли я не улавливаю новую — где-то возле сердца.

— Эй, ты чего? — сбивчиво интересуется Влад, прикладывая все же ладонь ко лбу и мгновенно ее убирая. — Ты горячая, как котел в Аду. То есть, котлов тут нет… А, блядь! Кара, ты меня слышишь?

Слабо улыбаясь, я вздыхаю, ноздри щекочет запах шафрана, а Влад сменяется Ишим. Реальность и болезнь причудливо смешиваются, выдавая нечто невообразимое.

Я прекрасно осознаю, насколько плоха и сколь близка к смерти — та уже маячит за плечом.

Именно поэтому я облегченно закрываю глаза.

Едва привыкнув к темноте, я внезапно оказываюсь вне ее: меня грубо, чуть ли не за шиворот, выдергивают из забытья. В эту реальность я падаю с громким неразборчивым воплем и наугад, еще не открыв глаза, бью, по сути, неправильно совсем, и рискуя переломать все костяшки; но подобные мелочи не имеют значения. Мое запястье ловят, словно сжимают стальными тисками, и бережно укладывают меня на кровать. Койка не скрипит, как обычно, щекой я чувствую мягкую простыню, пропахшую травами. От осознания того, что больше не в тюрьме, я резко распахиваю глаза, не обращая внимания на сверлящую боль в области висков.

— Влад? — я изумленно разглядываю его, возящегося с какими-то склянками. — Мы где?

Привстав, я опять припадаю к кровати, оглушенная вспышкой перед глазами. Собственно, меня действительно этот вопрос волнует больше всего. На безумный миг кажется, что и сеть, и Велиар, и заточение были лишь кошмарным сном, и в это отчаянно хочется верить, но… Но таких подарков судьбы не бывает, да и на руке — пять воспаленных царапин. Значит, произошедшее вполне реально.

В комнате, где мы находимся, яркий свет, режущий привыкшие к темноте глаза, но он не от лампы или люстры; он попадает в просторное помещение через громадное окно, сквозь которое видны крыши домов. Мы все еще в Преисподней, судя по полосам прилипшего к стеклу алого песка, и мы во власти предателя Велиара. Но отношение к пленникам, как ни странно, изменилось: из тесной каморки в подземелье нас переместили в прямо-таки королевские апартаменты. Две широкие кровати, мягкий ворсистый ковер под ногами, на стене висит фреска — не самое приятное зрелище, эти пытаемые в глубинах Ада древние грешники, но наверняка оригинал. Комната поразительно сверкает чистотой… исключая ту часть, где стопками сложены книги, а по столу раскиданы сушеные пучки трав и какой-то иной дряни — это Влад уже расположился, похоже. Я с изумлением рассматриваю сие великолепие; приятно такое обращение, конечно, но с чего бы Велиару вдруг расщедриться?

— Сколько я спала? — уточняю, пытаясь определить время по солнцу. Небесное светило я не видела почти месяц, и теперь оно, адское, слишком тусклое и с оттенком в красноту, больное точно, кажется поразительно ярким и блистающим.

— Ты была без сознания примерно пару дней, — вздыхает Влад. — Когда ты упала, я пытался лечить, но болезнь оказалась запущенней, чем я думал, — ничего не получилось. Я уже было поверил, что ты умерла, но тут явился Велиар собственной персоной. — Влад молчит недолго. — Он был чем-то жутко обеспокоен, если не сказать напуган. Не спрашивай, почему, — сам не знаю. Перебросил нас сюда, лекаря прислал. Ну, его я быстро выгнал…

Раздумывая над действиями Велиара, я молчу. Эта история выглядит слишком уж подозрительно.

— Спасибо, — подумав, говорю я.

Влад с улыбкой кивает — рад, что получилось выходить, хотя он в лечащей магии достаточно плох, чтобы не подпускать его к раненым в обычное время. Как я понимаю, отпаивали меня травяными настоями по знаменитым рецептам бабки-ведьмы.

— Мы свободны? — интересуюсь я.

Будь мы свободны, я бы очнулась у себя дома или, к примеру, в госпитале при Дворце, как было уже много раз. Так что мысль довольно-таки глупая, но попытаться стоило из интереса.