— Если мерить по крыльям, я просто преступница. А ты тогда кто? Ты ведь тоже не ангел, так, Его шутка, воплощение всего Небесного воинства. Дрожишь, но стоишь на месте. Как это благородно, как воодушевляет!

— Таков приказ.

— С каких пор ангелы слушаются приказов? Мы ведь были воинами без страха и упрека! Или как там в песне поется? Светлые, непоколебимые, защитники человечества. А у нас внизу один демон достойней крыльев, чем сотня ваших, хотя бы потому что он настоящий, а не созданный из человеческих верований.

Им говорят, кого ненавидеть, а кого боготворить. Жить так легче, верно.

Но какая это жизнь — во лжи?

Ангел терпеливо выслушивает меня, устремив взгляд куда-то мне за спину, и в глазах его твердая уверенность, что он-то точно уйдет отсюда живым. Что я упустила?

— Ты ничуть не поумнела. Думала, тебе позволят творить все, что вздумается.

Сердце застывает, леденеет от звука этого голоса. А потом с треском рассыпается осколками. В горле зреет рык, и я правда должна напоминать взбесившуюся нежить больше всего: адская гончая, отправленная на охоту, бешеный пес. Безумно хочется кусать и чувствовать рвущиеся ткани клыками. Глубже, сильнее, яростнее…

Я разворачиваюсь, взмахивая мечом. Мы застываем друг напротив друга, прижав клинок каждая к горлу другой; усмешки на губах — отражения, взгляды — пылающие яростью бездны. Я когда-то могла бы убить и умереть за тебя, а теперь твой меч холодит мою шею. Как иронично.

— Избранная Сотня Михаила? — кривлюсь я, замечая золотые метины на ее подрагивающих крыльях. — Сколько коек ты прошла, чтобы носить такое золото?

— Наемница Люцифера? — в тон мне откликается Нираэль. — Ты до сих пор жива. Не сгорела в огне Преисподней. Какая жалость.

Она властно взмахивает рукой, и парень тут же взлетает. А моего приказа он не послушался, вот ведь обидно…

— Ну, вот мы опять вдвоем, — развожу руками я. Меч черкает по шее Нираэль, тонкая струйка крови стекает за ворот светлой кожаной куртки. — Возбуждает, не правда ли?

Ангел с едва различимой за яростью грустью смотрит на меня. Я впиваюсь взглядом в ответ, бесцеремонно осматриваю платину волос, порывистые крылья, стройную тонкую фигурку и светлые глаза.

— Что же с тобой стало? — отчасти грустно выдыхает Нираэль.

— Ты меня этим сделала. Ты и никто другой.

Ухмыляюсь: на, смотри на клыки, смотри на темнеющие, вбирающие мрак ночи глаза.

— Это ведь ты начала Апокалипсис.

— О, слава так и бежит! — Оскал все шире и шире становится. — Ты зря пришла, Нираэль. Но если уж пришла, то бери меч и дерись со мной, а не болтай!

— Ainoo Daarkha, — кивает себе Нираэль.

— А я помню, ты часто на енохианском кричала. Особенно по ночам.

Мы скрещиваем мечи, рассыпая в разные стороны искры. Нираэль сосредоточенно просчитывает каждый ход, отступает в защиту, чтобы прогадать мою тактику. Я с легкостью принимаю игру, вертя клинок излюбленной «мельницей», скорее зрелища ради. Она пытается меня достать, но я блокирую удары. Я представляла эту битву сотни — сотни тысяч раз! И проигрывать не намерена! Не ей, не сейчас — никогда!

Короткий укол в бедро выбивает вскрик. Куда больнее бьют воспоминания.

Нираэль не успевает уклониться и теряет несколько перьев. Она отлетает в сторону, шипя на меня, как рассерженный кот, угрожающе глядя прищуренными глазами. Я устремляюсь вперед, выбивая меч из ее рук.

— Кариэль! — слышу я знакомый голос в своей голове. Будь проклят Люцифер — лично рвет мой мозг изнутри! — В Чистилище засекли отряд ангелов из Сотни, они почти перешли в мир людей, скоро будут рядом с тобой…

— Я немного занята! — рычу разъяренно.

— Это приказ. Ты нужна нам, нельзя так рисковать.

Я с криком вонзаю внезапно потяжелевший меч в землю. Нираэль обеспокоенно смотрит на небо, выдавая свои планы. Я готова убить Сатану собственноручно, и он, зная это, тихо смеется.

— Я ведь вернусь, — шепчу я, склоняясь к уху замершей Нираэль. — Как всегда. Вернусь со своим войском.

Нираэль улыбается, но эта улыбка самая фальшивая из виденных мной.

Подобрав ее и свой мечи, я взмываю вверх, перемещаясь в свой мир на лету.

Ainoo Daarkha — Ангел Тьмы, да? У Нираэль всегда было отменное чувство вкуса. Я с радостью приму брошенное ей прозвище. Ведь в голосе ангела, произносившей эти два слова, был страх.

Терпения не хватает, я клокочу от ярости, врываясь во Дворец. Навстречу кидается пара стражей, но их лица на несколько мгновений обессмысливаются, мертвеют: по загоревшимся на шеях амулетах страже передают приказ. Меня пропускают, а мне жаль, до ужаса жаль, что не удалось подраться как следует: до крови, до крика, до ноющих мышц.

— Ты знал, что там будет Нираэль! — кричу я, ударяя кулаком по столу Люцифера. — Знал и специально отправил именно меня!

В ответ на требовательный вопль и грохот Сатана и бровью не поводит, а лишь невозмутимо поправляет покосившуюся стопку бумаг, перекладывает аккуратно перьевую ручку в другую ладонь. Я же сама понимаю, что окончательно сошла с ума, раз так веду себя, но неожиданная злость будоражит и не позволяет оставаться в стороне. Я не позволю играть с собой, не позволю дергать за ниточки…

— Я понятия не имел, что она туда заявится.

Зная, что он нагло лжет, я злюсь еще больше, испытывая странное желание схватить Люцифера за волосы и приложить о проклятый стол несколько раз, с хрустом сломать правильный нос, залить кровью ценные бумажки, хоть бы это и стало последним, что я сделаю. И, клянусь, я бы так поступила, но Сатана наконец отложил в сторону ручку и оторвался от заполнения бланка.

Холодный взгляд синих глаз неожиданно отрезвляет, будто на меня ведро холодной воды опрокинули. Хотя, какое там ведро? Весь Мировой океан. И я стою, трясусь, от ярости или от ужаса — не разобрать, — сама себе напоминаю мокрую взъерошенную галку.

— Это была проверка, верно? — пытливо спрашиваю я. — Вы хотели посмотреть…

— Можешь ли ты подчиняться приказам, — подтверждает Люцифер. — И ты ее не прошла, поддалась чувствам. И примчалась выяснять отношения в столь грубой форме, как я и ожидал.

Пристыженно разглядываю дорогой паркет на полу рабочего кабинета Сатаны, вглядываюсь в мелкие-мелкие руны. А еще необычайно обострившимся зрением я выхватываю длинные царапины и затертые темные пятна, и становится еще тяжелее, сложнее дышать.

Голос Люцифера звучит громко и хлестко, словно меня ударяют плетью при каждом его слове. Кажется, эти слова даже шрамы оставляют, глубокие и жутко ноющие. Я сжимаю руки в кулаки, и ногти впиваются в кожу, но я не обращаю внимания на то, что сама себя раню.

Сатана пронзает меня взглядом, метя в самое сердце. Понимая, что задыхаюсь, я хватаюсь за горло, пачкая его окровавленными пальцами. Сама виновата. Сама виновата, что кинулась лаять на правителя Ада, глупая псина. И вот — указывают место.

Внезапно, когда я уже закатываю глаза и готовлюсь к смерти, меня отпускает, и я, прерывисто дыша, оглушенная стою перед привставшим с кресла Люцифером. Мысли путаются. Я прощена за крики и неожиданный ночной визит? Он не прощает, упрямо напоминаю я себе, никогда, не способен просто.

— Мне нужен такой воин, — задумчиво выдает Люцифер, понимая, что я уже могу воспринимать слова. — Ты импульсивна, но этот недостаток компенсируется отвагой и хорошей выучкой. Никого другого, подходящего для этой миссии, я не найду.

— Так это была тренировка?

Все еще памятуя о случившемся, я пытаюсь говорить почтительно, но как-то откровенно хреново выходит.

— Ты права. А теперь пора за настоящую работу. — Люцифер протягивает мне одну папку со своего стола, в которой я мельком вижу чье-то личное дело. — Бери демоницу и духа — и вперед! Да, тех, которых задержали вместе с тобой. Мало ли, понадобятся лишние руки… Сама понимаешь, легионеров своих я тебе не могу дать. А вот меч забирай, пожалуйста… — Он снисходительно кивает на оружие, унесшее сегодня столько душ, закаленное ими и сытое страданием.