Он привык к этой девочке, для него на ней весь мир клином сошелся, потому ему так больно. Привыкать нельзя. Это смертельная ошибка, которую совершают все. Со временем я научилась чувствовать грань.

А она все же приходит, рыдающая, встрепанная, уже не светлая, а мутная какая-то, похожая на солнце, скрытое за туманом. Цербер с визгом срывается с места, и я, увидев блеск амулета и извинившись, взлетаю в мир людей, оставив Нат в смятении смотреть вслед. Пес облизывает девчонке руки, и я отрешенно замечаю, что они перепачканы в крови.

— Ты его убила, — усмехаюсь я. Радости же не чувствую никакой.

— Он хотел меня обидеть, — выдает Иренка. — Там было темно, я испугалась…

— Теперь понимаешь? Все мы преступники, кто-то в большей степени, кто-то в меньшей.

— Забери! — Она протягивает окровавленный кулон.

— Нет уж. Это твое оружие.

Мне остается только надеяться, что теперь Цербер перестанет боготворить эту девочку. А ей вновь придется убить. Я не сильна в чтении души, но это вижу отчетливо. Иренкин ангел-хранитель висит за правым плечом девочки призрачным упреком. Я с улыбкой кладу руку ей на левое плечо.

Все мы монстры. Надоело мне так жить, так что ж поделать? Многим надоело. Иренке вон, тоже.

Девочка не приходит неделю, и я наконец решаюсь глянуть, как она там. В квартире натыкаюсь на пьяную рыдающую мать, которую уже не заботит, кто я и как вообще сюда попала. Она же сбивчиво говорит, что дочка упала с дерева. Шею свернула. Раз — и все.

На душе как-то пусто. И холодно, как на Девятом, как в Аду, куда девочка и попадет.

Люцифер треплет по холке Цербера, что-то вполголоса шепча ему на ухо. Я скромно отхожу в сторону, не мешая им. Награду я получила — деньги и отпуск Рахаб, и по-хорошему, уйти бы пора, но что-то меня держит. Интерес к судьбе Иренки, наверное, хотя я старательно пытаюсь забыть ее.

— Долго будешь стоять? — слышится ехидный голос. Я по традиции испытываю желание врезать Самаэлю, но я все же не самоубийца.

— Ты здесь что делаешь?

— Пришел поприветствовать любимого питомца, — выкручивается Антихрист. Цербер сердито рычит в ответ и пытается укусить — чувствуется любовь аж за километр. — Ты проводишь блестящую работу с населением?

Я перевожу на него непонимающий взгляд.

— Одиннадцатилетняя девочка зарезала кухонным ножом двоих людей, пытавшихся ночью вломиться в квартиру. На следующий день этот несчастный случай.

Самаэль хитро косится на меня — видимо, ждет, что я опрометчиво помчусь мстить за Иренку. Я показательно засовываю руки в карманы джинсов. Нет смысла.

— А я надеялся на занятное зрелище, — разочарованно говорит Антихрист.

— Боевик себе какой-нибудь скачай и наслаждайся, — огрызаюсь я. — Правда, Самаэль, уйди. Мне очень паршиво.

Он правда уходит, понимая, что лучше пока оставить меня в покое.

Я несмело оглядываюсь по сторонам, словно надеясь увидеть призрак Иренки. Надеяться так же глупо, как и привыкать.

В комнате душно настолько, что я прерывисто выдыхаю, умоляя себя не хвататься за горло, показывая свою беспомощность. Кислород вокруг словно выжгло — безграничной ненавистью, волнами окатывающей нас и едва ли не сбивающей с ног своей остротой и реальностью.

Душно так, что глаза слезятся, и я беспрестанно моргаю. Вокруг все шипит — тихо, угрожающе, словно угли водой окатили, но существо, прижавшееся к стене, гораздо опаснее каких-то там тлеющих головешек. Я внимательно слежу за ним, просчитывая все возможные варианты развития событий, как учили на Небесах. До сих пор не могу отделаться от этой привычки. Вздрагиваю, сбиваюсь.

Тварь незамедлительно бросается вперед, оттолкнувшись от стены. Ишим кричит что-то предупреждающее, пока Ройс всеми силами убеждает упирающуюся демоницу отойти в безопасное место. Теперь, когда я понимаю, что они не могут пострадать, я вполне могу немного разойтись.

От удара в живот противник кричит, и в вопле слышится изумление. Я отвечаю ему усмешкой и выхватываю из ножен меч, ослепляя тварь стальной вспышкой. Прижимая ладони к глазам, она шарахается в сторону, скрипуче взвизгивая. Я не пытаюсь убить, только небрежно взмахиваю мечом, легко взрезающим шелк тьмы, окутывающий исхудавшую фигурку.

У парня трясутся руки, а глаза полубезумны, но губы кривятся в улыбке, такой отвратительной, что я не могу не сверкнуть мечом перед его лицом, хотя и не планировала это делать. В глазах сплошная чернота, всепоглощающая. Дыхание хриплое до ужаса.

А взгляд ничуть не торжествующий. На меня смотрит забившаяся в угол жертва. Он понимает, что обречен, понимает, что сыграл на слишком высоких ставках и с треском провалился. Понимает, но все равно огрызается, плюется ядом, вцепляясь когтями в надежду, одновременно и убивая ее.

— Ты знаешь, что с тобой будет?

Он щерится в ответ, немыслимым образом изгибаясь в позвоночнике. Я морщусь: не люблю все эти фокусы, но на самом деле выигрываю нам обоим время. Представить не могу, что делать со сбежавшим из Ада злым духом. Демона бы надлежало сдать кому-нибудь из Высших, но вот обычного грешника…

Ройс предлагает убить. Ройс сам, в общем-то, понимает, что, если бы не работа, он тоже дошел бы до ручки и вырвался из Преисподней однажды. Потому и не хочет видеть эту неудачную, искаженную пародию.

Я оглядываюсь на Ишим. Она, пусть и являясь демоном, не любит насилия, не любит, когда я его творю. Как-то она сказала, что боится меня такую — с мечом, сверкающими глазами и дрожащими за спиной крыльями. Я иногда сама ненавижу себя такую, но измениться не могу — иначе ничего у меня не останется.

Парень закрывает глаза. Кто сказал, что в темноте легче умирать? Но ему, наверное, виднее, ведь второй раз, только теперь не будет Ада, демонов и въевшегося в кожу серного запаха. Там вообще ничего не будет.

Эта мысль меня останавливает, и я резко убираю меч в ножны. Одержимый настороженно смотрит, думая, что я затеяла нечто худшее. Ишим уже поняла план.

— Быстрее, у нас еще дела, — тороплю я, а сама отворачиваюсь.

Ей так легче. Я знаю, что демоница запускает когти в самую душу человека, выцарапывая из него адского духа. Это требует сильнейшей концентрации, но мысль поддержать Ишим словами или каким-нибудь дружеским жестом не кажется мне удачной. Чтобы отвлечься, я представляю, как швырну сбежавшего грешника к подножию трона Люцифера и уйду, стараюсь не воображать, что будет с ним после. Милосердием Сатана не отличается, так что дух вряд ли выживет, но я свою работу выполню.

Ишим незаметно исчезает вместе с духом, покорно идущим за ней, и я понимаю, что мечты мечтами и останутся, и мне не доведется с ноги распахнуть дверь в главный зал Дворца. Что же, оно и к лучшему, наверное.

Мы с Ройсом рассматриваем бессознательного человека. Кажется, тело к нему уже вернулось, а воспоминаний о духе не осталось. Я первой выхожу из комнаты, в которой стало заметно светлее, и тут же сталкиваюсь с полноватой девушкой. Она нас явно видит — ведьма, значит. Скорее всего, духа магия привлекла, а пострадал ее этот… парень.

— Демон ушел? — испуганно спрашивает она.

— Это человек был. Призрак, если так легче.

Ведьма испуганно пятится от Ройса. Тот устало вздыхает, но молчит: привык уже. Мне же остается лишь молчаливо сочувствовать ему.

— А вы тогда кто? — недоверчиво спрашивает она. Несколько запоздало, ведь мы втроем без проблем просто вломились в квартиру, указанную Самаэлем.

— Ангел Божий я.

В доказательство я любезно предъявляю обожженные крылья: при переходе достал какой-то ангел с огненным мечом. Девушка тут же падает на колени, бормоча что-то неразборчивое себе под нос. Ройса не воротит, значит, не молитва, а скорее проклятие. Прислушиваться у меня настроения нет.

Мы быстро оказываемся на улице, практически убегая из тесной квартирки. Дух тяжело дышит, имитируя жизнь старой привычкой, и, я уверена, у него лицо не покалывает от холода.