— Я и не собиралась умирать. — Я неуверенно касаюсь кулона. Это стало уже привычкой.

— И правильно, что не собираешься. Я знаю, что ты всегда будешь на моей стороне, стоять плечом к плечу. Самаэль не был ангелом, он не может понять, что в одном существе может быть что-то от всех трех миров. Ты лучшая из всех Падших, которые мне служили.

Он мне верит. Я знаю, что это губительно — вера. Но Сатана, наверное, знает, что творит. Я правда на это надеюсь.

— Если завтра будет битва с архангелами, мне нужен кто-то, кто поможет Самаэлю, если меня убьют.

— Дьявол бессмертен.

— Дьявол — весьма условное понятие, — грустно усмехается Люцифер. — Это титул. Иногда в последнее время мне кажется, что я просто Падший. Пусть и… первый… — Он неясно прерывается. — Цифры значения не имеют.

Впервые за долгое время он кажется мне человечным. Мы так и не придумали иного слова, чтобы обозначить все самое ценное. Оно и не нужно.

— Я передам Ройсу, что ты… — я сбиваюсь. — Спасибо.

Ройс будет рад, и я, может, даже увижу его улыбку. Но самой улыбаться после этого разговора как-то не хочется.

— Ты спрашивала почему? — окликает меня Люцифер. — Звезды, Кариэль. Если я Денница, то ты Полярная звезда. Ты горишь, указывая путь другим.

Ишим по амулету дрожащим голосом сообщает, что не может найти Ройса, а у меня слишком болит голова для всего этого. Тем не менее, я рывком заставляю себя подняться, спрашивать у Самаэля что-то и лететь вперед — все это я делаю безмысленно и бесчувственно, сама не замечая, как перешла из жары Столицы в морозный воздух над Англией.

Что-то зачастила я в заметаемый снегом мир людей, и лишь бы только никого из Сотни не занесло в это укромное место, думаю я, подлетая по указанной Самаэлем точке. Небольшое католическое кладбище на окраине города ничем таким не примечательно, но я не на это обращаю внимание, а на сидящую на оградке фигуру. Ройс вполне цел, и этого достаточно для радостного вздоха.

— Чего ты пришла-то? — лениво спрашивает он. — Я бы вернулся.

— Хотела убедиться… — Он смотрит на меня, выражая немой вопрос. — Не хочу, чтобы следующим духом, которого мне придется изгонять, был ты!

Ройс бы так не поступил, я уговариваю себя, мы ведь… Только сейчас я осознаю, что на деле мы ничего друг о друге не знаем.

— Я еще не настолько поехавший, — криво улыбается Ройс.

Не зная, что еще сказать, я присаживаюсь рядом, чтобы увидеть, что так пристально сверлит взглядом Ройс. Оказывается — могильный памятник из черного мрамора, из-за налипшего снега на нем не удается сразу прочесть надпись. Неясные имя, фамилия, две цифры.

— Креста нет, — вдруг понимаю я.

Ройс смеется преувеличенно громко.

— Конечно. Это же моя могила, откуда тут крест.

Я вспоминаю, что самоубийц суеверные люди как-то не так хоронят, но не сказать, что раньше меня это волновало. Интересно, каково Ройсу?.. Он излишне спокоен, словно это не его кости лежат под землей. Если бы со мной приключилось что-то такое, я бы не беззаботно сидела на оградке, а рвала и метала, но он поразительно холоден.

— Ты когда-нибудь умирала?

Глупый вопрос, раз я здесь, рядом с ним. Но на самом деле меня так и подмывает ответить — да. Потому что это правда. Я умирала в первый раз, когда вкусила человеческой крови, которая невыносимо жгла глотку еще весь день. Я умирала, когда мне вырывали перья, умирала с каждым вырванным клочком, с каждой каплей крови на пустых, словно из сухих веток сделанных, крыльях. А потом я горела в Аду, долго, ежесекундно переживая страдания, чувствуя себя так, словно все тело — одна рана. Оказавшись вне этого невидимого огня, я поняла, что раной была душа. Я умирала, каждый раз чувствуя обрывающуюся жизнь, каждый раз, когда Люцифер бросал мне туго набитый деньгами мешочек за очередную голову. А после та Кара тоже исчезла, выгорела, успокоилась.

Умирала я столько раз, что и сосчитать нельзя. Даже теперь я не знаю, какая из жизней была лучше, а какая из смертей милосердней и быстрей. Сейчас я сама не знаю, живу ли я.

— Я помню, ты называлась как-то на одном из поручений. Каролина Инесса… — Ройс смотрит на камень, произносит имя напевно. — Я никогда не спрашивал, откуда взялось второе имя.

— От дорогого мне человека, который погиб. А ты?.. — Я наклоняюсь над памятником. — Ройс Джонатан Браун. Занятно звучит.

Снег начинает падать, валит сквозь Ройса, странно искажая лицо.

— На самом деле, умирать и не больно даже, — замечает он, разглядывая свои запястья. Я насмешливо хмыкаю. Вот крылья выдирать по перышку — это страшно, лучше бы сразу голову рубили. Ройс поднимает на меня взгляд: — Как ты думаешь, стоит оно все этого? Ну, сражаться, несмотря ни на что и прочая херня. Это же бред чистой воды, даже ангелы отступают с поля битвы. А мы вот сражаемся, чтобы уничтожить Рай.

— Потому что мы можем победить, — уверенно говорю я.

— Ага, когда-нибудь, — устало отвечает Ройс. — Я вот не верил в Него, не верил в Ад и Рай, я просто сбежать хотел. А потом оказался перед большими такими раскаленными вратами в толпе кричащих людей. Они ведь все понимали, что их ждет, а я стоял, пытаясь осознать, что вся эта хуйня, которой пичкает нас церковь, на самом деле реальна. Потом подошла моя очередь, и я думал, что уже вижу Дьявола.

— Что, так похожа?

— Нет, ты-то ничего. — Я тихонько пытаюсь спихнуть Ройса вниз, пусть и обжигаюсь холодом. — Я про Цербера — злющая псина с тремя головами. До сих пор страшно представить, чем вы его кормите.

Пытаясь представить, я срываюсь на смех. И правда ведь, чем?

— Сидим на кладбище у моей могилы, обсуждаем рацион трехголового пса, — ворчит Ройс. — Скажешь кому, не поверят.

— Ради этого и жить надо, понимаешь? Ради ерунды, болтовни с товарищем, а не ради там победы Ада и уничтожения Рая, — отчасти сама себе говорю я. — Мы за свою свободу сражаемся, за право жить, а не выживать в занесенном песком мире.

— Где ж ты была со своими душеспасительными беседами, когда я?..

— Там, где и всегда, в Преисподней.

И ведь ему правда большего и не нужно, у нас запросы поскромней, чем у Высших демонов. Пусть Люцифер получает славу и победы, а нам бы немного спокойствия. Маленькую передышку среди этой вечной бойни.

— Пошли домой, а? — прошу я. — Ищут уже, наверное. Ишимка всех на уши поднимет.

— Идем, — соглашается он.

Улыбка у него заразительная, это точно, а глаза звездами сверкают. Впервые я улыбаюсь в ответ без затаенной боли.

Я не знаю ни имени, ни возраста мертвеца, распластанного передо мной, вообще ничего, хотя могла бы выяснить за пару секунд, позвонив с новенькой трубки Самаэлю — он всегда на связи. Но взгляд цепляется за бездыханное тело, распятое на столбе электропередачи, и я забываю обо всем, не хочу ничего спрашивать или уточнять. Молоденькая симпатичная девушка; ее за руки примотали проводами, и я вижу, как они врезались в плоть, оставляя алые полосы на запястьях. Тревожно ноют лопатки, тянет курить — недавно воскресшая привычка.

Девушку нашли скоро: люди выглянули из своих нор, чтобы выяснить, почему вдруг свет погас, а все розетки перестали работать. Черт знает, сколько бы она пролежала, если бы убийца свалил ее в глубокий сугроб под столбом; снег валит и валит из вскрытого живота неба, заносит все. Я проваливаюсь в него глубоко, пригоршни снега оказываются у меня в ботинках, ногам страшно холодно. Я готова сорваться на кого угодно, свирепо оглядываюсь по сторонам. По пути увязался и Ройс — кажется, при жизни он снимал квартиру где-то неподалеку и решил проведать родные места.

О погоде Лондона даже в Преисподней ходят легенды: говорят, ей некогда занимались лучшие, а я лично встречала одного перспективного молодого демона, отвечавшего за окружную трассу, а потом все вышло из-под контроля: с неба посыпались ангелы, вытеснили нас с островов. Тем не менее, все демонские начинания прекрасно развились сами собой. Только оказавшись в городе, я охотно готова в это верить. Снег падает уже беспрестанно, налипая на лицо и волосы, отчего я ежеминутно отряхиваюсь, словно выбравшийся из воды пес. Снег же не только холодный, но еще и мокрый, и я всерьез завидую Ройсу, сквозь которого осадки просто падают на землю.