Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Троица сидела в гробовом молчании.

— Делиться. Разве не это заповедовал нам Иисус? Всякий, проходящий мимо нашего благословенного села, оставляет часть добычи на нужды бедного Туруханска.

— Нет такого закона, — твердо ответил атаману Никита. — Иисус такого не говорил.

— А совесть? Юноша, есть ли у тебя совесть? Ты, наверное, на Юге живешь? Тогда ты просто не представляешь масштаб проблем, с которыми каждодневно сталкиваются мои люди. Мы исполняем свой долг на самом краю цивилизованного мира…

«Да уж, цивилизация цветет здесь махровым цветом», — зло подумала Лидия, но промолчала.

— Разве могли бы люди спокойно жить в Верещагино и Верхнеимбатске, если бы мои бойцы днем и ночью не спускали глаз с реки? Ты попытался прошмыгнуть мимо нас, не заплатив. Разве теперь совесть не подсказывает тебе, что надо делиться?

— Извините, — так же твердо произнес Никита. — Сожалею, но делиться нам нечем. Поездка выдалась неудачной, мы нарвались на… разбойников и вынуждены были спасаться бегством.

— То есть вы возвращаетесь без добычи? Совсем?

— Совсем без добычи.

— Я понял тебя. Конечно… Какой дурак будет возиться, разыскивая старые затонувшие баржи или вытаскивая из болота ржавые бочки, когда бывает другая добыча, гораздо более ценная. Тот, кто не хочет поделиться частью, лишается всего. Это тоже закон. Екатерина Жукова останется у меня. Я сам отвезу ее к родителям и получу законную награду.

— Катерина не… Она теперь член команды! — выкрикнул Никита и вскочил на ноги, но от удара атаманова прихвостня согнулся пополам.

Катерина успела выплеснуть пиво в лицо Громову, прежде чем ее схватили и увели в здание. Одна Лидия в растерянности осталась сидеть за столом.

— Пшла вон, лошара! — коротко бросил ей атаман. Будто плюнул.

— Слушайте все! — прогремел он снова. — Это ржавое корыто больше не задерживать. Отпускаю!

Глава 19. Медведь все-таки пришел

Уменьшившийся числом и изрядно павший духом отряд собрался у мотозавозни. Навстречу Лиде и Никите из прибрежных кустов крадучись выбрался Бен, а на низеньком причале их встретил оцепеневший от страха Назар. Часовых и след простыл. Они потеряли интерес к незадачливым путешественникам или… Продолжают наблюдать, оставаясь незамеченными?!

— Да не трясись ты так, — без особых церемоний одернул Назара Бен. — И без тебя тошно.

Он без сил опустился на влажные доски. Бессилие — вот что чувствовали все его спутники. Бессилие перед наглостью атамана Громова и его верой в гарантированную и поэтому воспринимаемую как нечто причитающееся ему по праву безнаказанность. Лида села рядом с Беном. Никто из членов команды не питал особо теплых чувств к Катьке Каберне, но что делать теперь, никто толком не представлял. Вызволить Катерину представлялось делом безнадежным, уйти, бросив ее в беде — постыдным. На несчастного Назара никто и не смотрел.

— Медведь. Там, — выдавил он под щелканье собственных зубов. — Пока вы в село ходили, я решил прибраться: собрал пустые банки, крышки, обертки и вынес… — он неопределенно махнул рукой. — Вернулся, а он в грузовом отсеке.

— Ты его видел?

— Слышал. Рычит, стонет, лапами под брезентом сучит.

Оставив ребят на причале, Бен сошел на палубу и осторожно приблизился к люку. Оттуда и впрямь доносились пугающие звуки: сопение и шорохи неловкой звериной возни.

— Да… что же теперь делать?

— Нужно его как-то… изгнать, — неуверенно предложила Лида.

— И кто же это сделает? — с усталым скепсисом поинтересовался Никита. — Может быть, ты? Возьмешь швабру, которой мы драим палубу, да и выгонишь косолапого взашей?

— Похоже, придется его застрелить, — предположил Бен.

Увлеченные спором собеседники даже не заметили, как звуки в грузовом отсеке поутихли, наступила тревожная тишина.

— Застрелить? — напрягся Никита. — И кто же у нас такой меткий стрелок? А коли пуля не в туше застрянет, а днище пробьет? Потеряем мотозавозню… Только и останется, что идти на поклон к Громову.

— Нужно люк снаружи чем-нибудь тяжелым подпереть, чтобы он вылезти не мог. Бочкой, например. А как доберемся до места, откроем люк и убежим, а он, небось не дурак, выберется и сам уйдет, — внесла новое предложение Лида.

— Подпереть… Эх, ну и дурень же я, что на дверцы замки не поставил. Думал, на реке не от кого будет хорониться. Дурень и есть. Люк, сами знаете, не запирается. А бочка для медведя что игрушка, даже если ты на нее пятой точкой сядешь. Если он оттуда вырвется, нам только и останется, что в Енисей сигануть.

— Все, — оборвал дискуссию Бен, — отставить. Не по душе мне зверей убивать, да, видно, придется, — Бен взялся за ружье. — Вижу, он в левом углу. Мелкий он какой-то…

— Может, медвежонок? — предположил Никита.

— Может. Поганое дело получается, братцы, — вздохнул Бен. — Тихо, спокойно… Ты, Назар, зайди со стороны носа и лезь на крышу грузового отсека. Он в левый угол забился, если по ходу смотреть. Откроешь люк, а уж я… Давай.

— Не надо, не стреляйте, — раздался голос, заставивший всех подскочить на месте. — Я не медведь, я Василий.

Назар распахнул люк, и оттуда выбрался дородный подросток в камуфляжной форме. У него было совершенно детское бело-розовое лицо, яйцеобразная пшеничная голова и коренастая фигура. Парнишка был подкачан и, должно быть, обладал немалой физической силой. Он был обладателем крепкой шеи, толстых рук и ног, торчащих как-то враскоряку, но при этом был весь облит жирком, что делало его похожим на пухлявого младенца.

— Таааак… — протянул Бен. — Господин Кондитерский младший? Я прав?

— Угу, — процедил парнишка.

— И назвали тебя, конечно, в честь…

— Угу. В честь Святого отрока Василия Мангазейского.

Никита первый стряхнул с себя изумление:

— Уходим! Быстро!

Назар отвязал канат, Никита быстро и аккуратно отчалил, и уже через несколько минут, если смотреть с пристани, мотозавозня превратилась в тарахтящую точку на сине-серой глади реки.

Тут Лида припомнила, как видела мальчика в свите атамана Громова. Точно — сын! Просто тогда на нем была еще и барашковая папаха, типа тех, что Туруханские модники почему-то так любили носить в комплекте с камуфляжем.

Похоже, годы смуты и обрушившиеся на людей беды вызвали обострение религиозных чувств. Какую бы ахинею ни нес атаман, но туруханцы действительно несли свою службу на самом краю обитаемого мира. Кто знает, может, половину детей и подростков в Туруханске кличут теперь Василиями и Василисами. Люди крестили детей в честь «их» святого. Наверное, с точки зрения религии это было неправильно, и у Христа не может быть ближних и дальних, но в людях брали верх иные соображения. Времена нынче лихие, и со своими страхами и надеждами люди чаще идут не к представителям власти, а в сельский храм, тем более что «их» Василий Мангазейский здесь, в селе, в храме лежит — небось не оставит, заступится. Произошла архаизация.

— Чего надо? — строго спросил Бен.

Отрок Кондитерский был сконфужен, и все не прикрытые одеждой участки его кожи словно окрасились малиновым соком. Бена он явно побаивался, что и не удивительно. Преодолев страх, подошел и искательно глянул на этого странного типа, который, как он сразу понял, был здесь за главного.

— Возьмите меня с собой, пожалуйста! Вы ведь в Красноярск едете? Что вам стоит… Я в тот закуток залез и думал под брезентом отсидеться… Рассчитывал, что вы меня не сразу заметите, а как найдете, так не захотите обратно возвращаться — поздно будет. А когда вы меня застелить решили… Испугался: то ли сердце со страху лопнет, то ли с ума сойду безвозвратно. Я заплачу, — он переводил умоляющий взгляд с одного на другого.

Мальчик метнулся обратно в грузовой отсек, вернулся с туго набитым рюкзачком и протянул Бену пачку потрепанных купюр.

— И что ты там забыл, в Красноярске-то? — скептически поинтересовался Никита. — Здесь ты важная птица, атаманов сын, а там… Ты и улицу-то не сможешь перейти без посторонней помощи. Я уж не говорю о таких вещах, как эскалаторы, лифты, банки и прочее, чего ты и в глаза не видел.

52
{"b":"738111","o":1}