— Я знаю, где их логово, шофера рассказали… — продолжал Бен. — Дикари живут на Колонии, в старых домах. А их главный, так сказать, штаб в самом большом доме. Помнишь, где был портрет Усатого?

— Помню…

На составление детального, продуманного, изощренного плана не было ни времени, ни фантазии, ни исходной информации. Бен собирался просто вломиться в логово дикарей со своим охотничьим ружьем, перебить, кого возможно, остальных взять на испуг своим видом и попытаться вырваться вместе с Катериной. Главным условием осуществления своего примитивного замысла он считал использование вездехода. С этим-то и вышла загвоздка…

Лида не решилась ему возражать. Даже если и удастся пугануть этих тварей как следует, то это не продлится долго. Очухаются, отряхнутся и бросятся в погоню. Да… Без вездехода никак нельзя. Была еще одна причина, о которой Лидия не могла думать без содрогания. Как там Катя? Жива ли, сможет ли передвигаться самостоятельно, или придется выносить ее на руках…

Погибший Город стоял в полной тишине, начисто лишенный звуков городской ночи. Никуда не спешили припозднившиеся автомобили, не шептались на лавочках влюбленные, не катились по рельсам последние трамваи. Впрочем, трамваев в Городе не видывали даже в лучшие времена… Ночь стояла тихая и ясная, даже ночной ветер, казалось, не теребил желтеющую листву. В этой тиши на десятки метров вокруг был слышен шум шагов или звук капли, упавшей в лужицу с влажных листьев кустарника. Как тут подъехать на вездеходе?!

Но Бен придумал, как. Согласно плану, Лидия должна была прибыть на место несколькими минутами раньше и бросить в окно к дикарям светошумовую гранату. Подрыв гранаты и будет тем сигналом, по которому Бен рванет к зданию на вездеходе и, воспользовавшись моментом, пока дикари будут оглушены и на время потеряют интерес к происходящему, ворвется внутрь и спасет пленницу.

— Эх, лучше бы тебя за руль посадить, — сетовал Бен в последние оставшиеся минуты. — Риску меньше. А я бы сам к этим выродкам наведался.

— Но ты же знаешь…

— Что ты неумеха? Да уж, знаю! Как можно так жить?! Ты в Сибири живешь или как? И намекал тебе, и предлагал учиться вождению, да все не впрок…

— Прекрати, и так тошно.

С этими словами Лида повернулась было, чтобы уйти прямо в темноту.

— Как закинешь гранату, сразу же отходи! — прозвучал ей вдогонку голос Бена. — Без глупостей! Жди меня на месте бывшего сквера, слышишь?

Улицы Города были Лидии прекрасно знакомы да и не особо изменились за последние двадцать лет, но все же они плохо подходили для пеших прогулок. На каждом шагу они предоставляли человеку возможность что-нибудь сломать — что-нибудь в собственном организме. И тут, словно стремясь усложнить Лидии задачу, лунный свет начал стремительно угасать, облака затянули весь небосвод, и тьма стала еще непрогляднее. На Город опустилась гнетущая духота.

Это было очень некстати. Асфальт на улицах дыбился волнами, во многих местах разламываясь по неровной щербатой линии, как ломается в руках кусочек хлеба. На соседних участках грунт наоборот просел, образуя лужи непонятной глубины, а кое-где и миниатюрные озерца. Девушка продвигалась к своей цели, словно по минному полю.

Наконец она добралась до знакомой с детства Колонии. За прошедшие годы дома здесь так вросли в землю, что подоконники первых этажей находились немногим выше уровня колен, а балконы вторых нависали над головой так низко, что, казалось, до них можно дотянуться рукой. Некоторые из них подгнили и обвалились, уцелевшие заросли мхом, а с некоторых и вовсе тянулись к небу молодые побеги. На всем лежал отпечаток покоя и глубокой провинциальности. И разрушения… Вид погибшего Города производил жуткое, обескураживающее впечатление. В своей смерти он обрел горестную значительность, которой был начисто лишен при жизни.

Постепенно Лида ощутила, как в эту картину разложения и упадка вторглось нечто чужеродное. Она повела носом. Точно — тянуло печным дымом. Лидия повернула за угол и тотчас же увидела, что из окна одного из домов торчит скособоченная труба буржуйки. Несколько окон второго этажа тускло светились.

Этот дом было невозможно спутать ни с каким другим — это был единственный трехэтажный дом на всей Колонии. Это был тот самый дом. А ведь Лида видела его совсем недавно, когда они с Катериной опрометчиво отправились навстречу неизвестности. Здание облупилось неравномерно, обнажив красочные слои разных лет, и было оно не серым, не желтым и не розовым, а пестрым как голубь-сизарь. И вот теперь, когда ночь погасила все краски, здание и вовсе казалось сотканным из множества серых лоскутов.

Лидия боязливо подошла, хотя в такой тьме риск быть замеченной был минимален. Оглядела окна… Плохо. Похоже, вся жизнь дома была сосредоточена на втором этаже, и заглянуть внутрь было невозможно. Здесь ли Катя? Неужели Лидии придется войти в дом?! Похоже, этого не избежать — некоторые окна второго этажа были грубо заделаны фанерой. О том, чтобы закинуть гранату с улицы, нечего было и думать.

Конечно, Лида была напугана, но страх это дело такое… Он овладевает душой по-разному: может закрасться исподволь, а может обрушиться как летний ливень, который оставляет тебя вымокшим до нитки, клацающим зубами посреди летнего дня. Но заканчивается он всегда одинаково — если перетерпеть, если сдюжить, он будет нарастать шаг за шагом, а затем, достигнув заветного порога, словно бы исчезнет, станет неощутим. Наверное, примерно так выглядит рубеж между обычными звуками живого мира и ультразвуком.

Лидия провела в страхе уже много часов, и, наконец, сверхстраховый барьер был преодолен. Она совсем перестала его ощущать, досадно только, что она стала плохо чувствовать свои руки и ноги. Она была готова. Лишь бы не смалодушничать еще раз. Чтобы теперь уж не как у костра, и не как в тот раз, когда рука Тони выскользнула из ее ладони.

Лидия подкралась к двери подъезда и заглянула внутрь. Первый этаж дома был необитаем. Он был в принципе непригоден для жилья — пол просел ниже уровня прилегающей территории, и на нем блестел слой жидкой грязи. От входной двери к лестнице вела дорожка из снятых с петель дверных полотен, уложенных на кирпичные столбики. Законченность этой жуткой картине придавал пронизывающий все запах экскрементов.

В давние лучшие времена этот дом был построен отнюдь не для простых работяг, и в нем был не подъезд, а настоящая парадная. Некогда здесь было по-настоящему красиво: наверх вела широкая пологая лестница с множеством поворотов, на объеме лестничной клетки не экономили, как в обычных советских домах, а оставили посередине просторное открытое пространство светового колодца. Сейчас же былая красота облупилась, окна ослепли и стояли, заделанные фанерой, и все, буквально все было покрыто мельчайшими капельками воды.

Лида неуверенно сделала шаг, затем второй. А что она будет делать, если кому-нибудь из обитателей дома приспичит на первый этаж?! Спохватившись, она достала из-за пазухи светошумовую гранату и осторожно потянула за кольцо. Все, пути назад нет. С решимостью человека, стремящегося реабилитироваться за недавнюю трусость, она сделала первые шаги по лестнице.

Стараясь не шуметь, Лидия шаг за шагом продвигалась к цели. Наконец, ее голова оказалась на уровне пола второго этажа.

На просторную площадку выходили двери всего двух квартир. Дверные проемы стояли голые и пустые, только по бокам опасными шипами торчали вывороченные дверные шарниры. Одна из квартир оказалась обитаемой: оттуда пахло теплом и пищей, слышался гомон людских голосов. Вжавшись в стену, Лидия поднялась на второй этаж. Она все еще ничего толком не видела — обитаемая квартира была большой и гулкой, и ее жизнь сосредотачивалась где-то в дальних комнатах.

Пути назад не было — рука Лидии все еще сжимала гранату, и это не могло продолжаться вечно. Вздохнув, она переступила порог страшной квартиры. По стеночке, стараясь держаться в тени и не шуметь, она пересекла прихожую, длиннющий коридор и затаилась у входа в комнату, которая раньше, вероятно, служила гостиной.