*****
Впервые за много дней… за всю свою жизнь Лидия задумалась, как же все это ужасно. Все последнее время она привыкла бороться с внешними обстоятельствами: нападение маугли, Красная Мгла, непосильные тяготы дороги… Но теперь она ощутила, что бывают вещи и пострашнее…
Напряжение в разговоре, во взглядах, в жестах… Никто не может ни встать, ни сесть, ни пройтись нормально. Трясущиеся руки. Страх. Брезгливость и отвращение, которые испытывают Назар и Никита. Они милосердно пытаются это скрывать, и все делается еще ужаснее. Каково Бену терпеть все это?! Непреодолимые внутренние обстоятельства… Душа, лишившаяся привычного человеческого тела и заточенная в живой уродливый скафандр. Может быть, соразмерные страдания испытывают лишь люди, услышавшие фатальный диагноз — остальной мир объективно остается неизменен, но для них меняется все.
— Давайте обследуем окрестности, — предложила Лидия. — Хвороста наберем для костра, может, грибов найдем.
Все с радостью согласились. Далеко договорились не забредать, перекликаться, и не позднее чем через час вернуться. Еще с утра солнышко бодро золотило и без того переливающийся желтым, красным и зеленым прибрежный лес, но вот оно спряталось, и весь окружающий мир погрузился в тихую грусть осени. Под ногами похрустывали ветки и шуршала листва, небо стало низким и свинцово-серым. Матерчатый мешок Лидии быстро наполнялся влажными, душистыми грибами. Какой уж там час, еще минут пятнадцать, и пора будет возвращаться с добычей к месту стоянки.
Тишину леса разорвал сдавленный вскрик. Лидия побежала на зов, и, судя по хрусту ломаемых ветвей, туда же устремились остальные. На крохотной полянке Бен и Никита трясли за плечи побледневшего Назара.
— Что? Где? Что случилось?
— Там… дальше в лесу. Огромный!
— Кого ты встретил? Медведя?
— Нет, он белый… Я потянулся за ягодой, поднял глаза… Батюшки! Здоровенный!
— Белый медведь? — недоумевал Никита.
— Ерунда, они в здешних краях не встречаются, — возразил Бен.
— Там белый корабль в лесу, — наконец-то смог сформулировать отдышавшийся Назар.
[1] Мотозавозня (моторизованная завозня) — вспомогательное судно, часто с очень мелкой осадкой
[2] Лихтер — разновидность баржи, грузовое несамоходное судно, используемое в том числе для беспричальных грузовых операций
Глава 15. «Иван Тургенев»
Уже все вместе двинулись в указанном Назаром направлении. Лес еще не сбросил свой осенний убор, но рос здесь не слишком плотно, поэтому кое-что удалось разглядеть еще издали. Если знать, куда смотреть, можно было различить сквозь путаницу ветвей большой белый объект, довольно протяженный, в один рост с самыми высокими деревьями.
Они нашли корабль в небольшой обмелевшей протоке, что шла наперерез Ермаковской излучине. «Тургенев» простоял здесь не один десяток лет и при ближайшем рассмотрении был не нарядным белым теплоходом, а старым, ржавым железным монстром, невесть каким образом застрявшим на мелкоте. Он стоял, увязнув килем в жидкой грязи, чудом сохраняя равновесие. Когда подошли вплотную, он показался путникам огромным как дом, даже еще выше, нежели в те времена, когда он гордо покачивался на реке, будучи погруженным в воду по ватерлинию. Молодая растительность подобралась к нему почти вплотную, и березки-недоростки тянули к нему золотистые ветви. Походив туда-сюда, путешественники устроились на упавшем мшистом стволе.
— Жаль, Сальвадор Дали этого не видел. Мог бы написать еще один шедевр, — помечтала вслух Катя.
— Как же так? — недоумевала Лидия. — Как он здесь оказался? Почему капитан не пошел обычным фарватером?
— Кажется, я знаю, что здесь произошло, — сказал Никита и подсел поближе. — Отец рассказывал. История эта известная, по крайней мере, у нас в Красноярске. «Иван Тургенев» в последний раз прошел вниз по Енисею двадцать лет назад. Кажется, это был какой-то круиз. Его часто арендовали под круизы, бывало даже и для иностранцев, а простых работяг доверяли возить старикам «Чкалову» и «Матросову». Это случилось как раз в том году, когда Город загадочно обезлюдел. Обратно «Тургенев» шел почти пустым, на борту был только экипаж и немногочисленные пассажиры с Диксона. Подошли к Ермаковской излучине — дальше хода нет. Хорошо, хоть капитан загодя почуял неладное.
— Видение ему, что ли, было? — скептически поинтересовалась Катерина. — Или голоса нашептали?
— Голоса и видения здесь ни при чем. Отец рассказывал, инцидент этот сразу же засекретили, но слухами полнился весь Красноярск. Говорили, сам вид здешних берегов изменился до неузнаваемости меньше чем за неделю. Ледяной Горы как не бывало, лишь гигантский провал в земле. Буквально на глазах появлялись новые протоки… Капитан выслал помощника проверить фарватер…
— А фарватера не было? — нетерпеливо перебила его Лидия.
— Ты откуда знаешь?
— Оттуда, — она махнула рукой в сторону, которую сама предположительно считала северной. — Недели за три до тех событий на излучине получил пробоину контейнеровоз. Но в тот раз обошлось без больших потерь. Фарватер обследовали и признали годным для судов с небольшой осадкой. Как «Тургенев». Я это помню, — Лида запнулась, — я родилась и выросла в Городе.
— В Городе… — недоверчиво протянул Никита, но нить разговора не потерял. — Так вот… Экипаж подал сигнал бедствия, и из Туруханска им навстречу вышло свободное судно… Не помню, какое. Капитан принял решение завести «Тургенев» в небольшую протоку, чтобы того ледоходом не раскурочило. Вот он и стоит на мели. Удастся ли когда-нибудь его отсюда вытащить, большой-большой вопрос.
— Ну что, картина ясная, — вздохнул Бен. — Протока действительно небольшая, вот «Тургенев» и заткнул ее как пробка. Смотрите, сколько ила и песка нанесло в районе форштевня. Три-четыре года, и готово: протока заилилась и обмелела.
Все встали и подошли к носу корабля. Действительно, течение навалило здесь целую гору речного песка, навсегда перекрыв ток воды. Кое-что, конечно, просачивалось, и в образовавшейся жиже густо разрослись болотные травы.
— Ого, металлолома-то сколько, — мечтательно протянул Назар, но быстро осекся, глядя на Бена и Никиту.
— Вообще-то, о кораблях так говорить не принято, — сухо пояснил Бен.
Отбросив осторожность, путешественники подошли к судну вплотную. Для этого им пришлось вступить в мутную жижу, которая почти доходила им до колен. Еще раньше они поняли, что экипаж постарался законсервировать теплоход, как мог. Окна, двери и люки были задраены, оборудование на палубах укрыто чехлами, трапы убраны, чтобы не шарилось всякое зверье, так что подняться на борт не было никакой возможности. Лишь птицы без всякого стеснения оккупировали теплоход. Снизу их было не видно, но в воздухе стоял несмолкаемый птичий гвалт. «Подняться бы на палубу, — думала про себя Лида, — или еще выше — на крышу рулевой рубки. Здорово было бы осмотреть окрестности с высоты, оттуда наверняка вся излучина как на ладони». Но ни трапа, ни даже веревочной лестницы нигде не было видно.
— Эх, на борт бы подняться, — вторил ее мыслям Назар. — Может, нашли бы чего.
— Ага, консервы двадцатилетней выдержки, — поддел его Никита. — Только как бы ты после них весь Енисей не загадил.
— Ты не дорассказал… — напомнила Никите Лидия.
— Да нечего больше рассказывать… Оставив здесь корабль, люди пошли наперерез излучине, а через несколько километров их подобрало высланное навстречу судно. Выше Курейки-то река чистая, и по сей день, слава Богу, тоже. Сначала все считали, что как-нибудь справятся с этой бедой. А через несколько дней пришло известие об исчезновении жителей Города, до этого-то все думали, что возникли неполадки со связью. Многие полагали, что эти события друг с другом связаны, хоть и не совсем понятно, как… Я-то совсем маленький был, детсадовец. По словам родителей, когда «Тургенев» не вернулся в родной порт, это стало настоящим ударом для красноярцев, но гибель Города заслонила все. Поисково-спасательную операцию отменили, люди стали бояться этих мест… Мама чуть не на коленях умоляла меня не соваться на Ермаковскую излучину.