— Причина смерти удушье, сэр.

— Уверен? А это что? — Я чуть развернул тело, и взгляду открылся затылок лаборанта. — Башкой его нехило приложило, видишь, сколько кровищи? Интересно, обо что?

— Возможно, об люк, капитан Заварзин.

— Н-да… а чем швырнуло?

— Недостаточно данных для анализа, сэр. Но, судя по состоянию тела, переломы позвоночника или шеи отсутствуют. Из внешних повреждений только рана на затылке и… позвольте правую руку… да, многочисленные мелкие порезы ладони, обработанные медикаментозным средством. Они угрозы для жизни не представляют. Зато в наличии признаки кислородного голодания. Он задохнулся, капитан Заварзин. И задохнулся, не приходя в сознание.

— Получается, произошла утечка атмосферы?

— И довольно быстрая, сэр.

— Потому что иначе он бы пришёл в сознание и попытался хоть что-то предпринять для спасения?

— Да, сэр. Кстати, не могли бы вы подойти поближе к стенной панели? Любой, на ваш выбор… а затем к стыку «трубы» со «сферой»… да, благодарю вас, капитан Заварзин.

— И чего там? — с опаской поинтересовался я.

Понятно, что опасался я вовсе не разгерметизации, которая уже произошла, причём очень давно, а оставшегося за спиной Большого Майка. И ничего смешного, блин!

— Многочисленные микротрещины, сэр. В основном на стыках материала панелей и сварных швов.

— Эй, а эта хреновина не развалится прямо сейчас?! — напрягся я.

— Не думаю, сэр. Если уж она выдержала, когда мы раскрутили станцию… вряд ли запас прочности конструкции иссякнет в текущий момент. Трещины возникли в местах концентрации термических напряжений, но повреждения не превышают пяти-семи процентов от длины швов. Механическая прочность сохранена.

— Обнадёжил, блин! — фыркнул я, опасливо косясь в открытый люк.

Кстати, безрезультатно — в клубящейся в «сфере» тьме свет «тонул» ещё быстрее, чем в «трубе».

— Что-нибудь видишь, Кумо?

— Недостаточно данных для анализа.

— Да тьфу на тебя!

— Не могли бы вы вернуться к телу лаборанта Брауна, сэр?

— Нахрена?

— Мне показалось…

— Всё, ни слова больше! — с изрядным облегчением отвернулся я от люка. — Ну, что нарыл?

— Нужны пробы, сэр. Коснитесь тела вот здесь, здесь и здесь, — подсветил необходимые места на схеме в «дополненной реальности» «мини-гекс». — Благодарю… процесс активирован… процесс завершён…

— Ну?!

— Это следы тетродотоксина, сэр…

Долбаный Майк, опять в смоем репертуаре… присмотревшись тщательней, я и впрямь различил на указанных местах тушки крупинки мелкого белого порошка. Вот значит что ты задумал, мерзкий упырь!..

— Сэр, вы уверены, что можете… продолжать?

— Уверен! — рыкнул я. Страх исчез, от слова совсем. Зато накатила глухая ярость. Пожалуй, попадись мне сейчас «чёрный брат» под руку, удавил бы без разговоров. Жаль, что он уже дохлый. — Надо найти остальных! И убедиться…

— Я вас понял, сэр. Но… вы точно хотите видеть… это?

— Да привык я уже к трупам! Привык, мать вашу! Приучили!!!

— Я не об этом, сэр…

Впрочем, пояснение «мини-гекса» слегка запоздало — я уже нырнул в распахнутый люк, оказавшись в той самой «сфере», свидание с которой оттягивал, как только мог. И… напрасно, да. Потому что ничего особо ужасного в ней не оказалось, по крайней мере, на первый взгляд. А вот удивительное присутствовало в полной мере: в центре сферического отсека висело… нечто. Мне даже пришлось голову задрать, поскольку я неосмотрительно (или наоборот, весьма предусмотрительно) «прилип» подошвами к куску обшивки в непосредственной близости от люка. И хорошо, кстати, потому что иначе пришлось бы парить вокруг неведомой хрени, или вообще в неё влететь, что вполне могло быть чревато. Что характерно, тьма рассеялась моментально, стоило только пересечь невидимую границу, и артефакт предстал перед глазами во всей красе — ярчайший сгусток… плазмы?

— Сэр, воспользуйтесь фильтрами.

— Сейчас… чёрт, Кумо, сам рули… и картинку достраивай, глаза слезятся.

— Процесс активирован, сэр.

Нехитрая уловка сработала — оптические фильтры отсекали части спектра одну за одной, и внутреннее строение артефакта проступало всё чётче с каждым мгновением. Ну а когда «мини-гекс» объявил о завершении процесса, неведомая хрень превратилась… в чуть менее неведомую. И больше всего она походила на самый обычный клубок ниток. Разве что нить не грубая шерстяная, и даже не шёлковая, а… паутинная, что ли. Ну и клубок не очень плотный, между витками явные просветы. И вся эта конструкция мерцала и вращалась вокруг смещённого центра тяжести, вызывая при пристальном взгляде свербение внутри черепа…

Не знаю, как долго я пялился на живущую странной жизнью хреновину, но лично мне показалось, что залип минимум часа на два. Отвести взгляд никак не получалось — объект завладевал вниманием, неуловимо изменяясь каждое мгновение, порождая всё новые и новые затейливые узоры. Помню, отец как-то в детстве мне показал свою коллекцию антиквариата, вернее, малую её часть, которая лишь и могла заинтересовать мальца — старинные игрушки. И среди них затесался детский калейдоскоп… тогда я выпал из реальности примерно вот так же. И вывести меня из восторженного транса смог лишь строгий отцовский окрик. Опять же, прямо как сейчас. Правда, вместо отца о себе напомнил Кумо:

— Артефакт излучает в электромагнитном диапазоне, сэр.

— Но… он же движется… — ожил я. — То есть это не только я вместе с обшивкой кручусь, но и эта хрень тоже… в ту же сторону, но медленнее. И мотыляет её. А мы предполагали, что тут постоянный магнит…

— Не вижу противоречия, сэр. Переменное магнитное поле порождает переменное электрическое поле.

— Но… зачем тогда раскручивать станцию? Поставил блок обмоток, и готово — электричество в сети!

— Для обеспечения притяжения, сэр.

— А почему тогда она была обесточена?

— Видимо, ваши предки применили комплексный подход. Да и в движении артефакта прослеживается упорядоченность, сэр. Но всё равно это не постоянный магнит. Артефакт источник переменного магнитного поля.

— Чёрт… в ушах свербит… и зубы ноют…

— Воздействие электромагнитных волн не всегда безопасно, капитан Заварзин.

— Надо валить отсюда, что ли?

— Желательно, сэр.

— Нет, ищем… остальных.

— Да, сэр.

Что-то он подозрительно покладистый… впрочем, пофиг. Дело есть.

В некоторых случаях я проявляю излишнее упорство. Как говорит Лизка, упрямый, как десяток гексов. Но здесь и сейчас только это крайне сомнительное качество и помогло мне довести начатое до конца — убив ещё минут сорок, я всё же отыскал всех членов последнего экипажа станции. Стоит отметить, что попотеть пришлось изрядно — тела разметало довольно далеко от входа, хотя изначально они явно концентрировались поблизости. Переместив же экипаж в «трубу», я тщательно задраил люк, ведущий в «сферу», и уселся на «пол», бессильно прислонившись спиной к «нижней» стенной панели. Оказалось даже удобно, поскольку та располагалась под углом сорок пять градусов к «полу». Даже свербение чуток стихло, равно как и отпустило нервное напряжение, хотя к концу возни с трупами казалось, что они вот-вот «оживут» и примутся на меня пялиться с укоризной, мол, чего же ты, изверг, творишь? Это в лучшем случае. А в худшем сожрать попробуют. Вот такие вот затейливые глюки. Сейчас же стало настолько хорошо, что даже наличие мёртвых тел меня совсем не напрягало — внутренне «перегорел», причём окончательно. Ну а кто бы не «перегорел», насмотревшись подобного? Все они, и мужчины, и женщины, и белые, и чёрные, и иные, умерли в беспамятстве по той же причине, что и «чёрный брат» — от удушья. Только, в отличие от Большого Майка, в бессознательное состояние они пришли не от ударов о стенки «сферы», хотя их всех без исключения порядочно приложило, если судить по следам, а от того самого белого порошочка, что обнаружился у лаборанта на тушке, а у всех остальных — в дыхательных путях…