— Т-тогда, уберем его?

— Кого? Лицо?

— Н-ну да.

— Подождите, — Орнот успел потерять нить мысли, потом снова найти и опять потерять, — вы хотите от…отрезать Бальдеру голову? Это абсурд!

— Зачем г-голову? — изумился Эрсус, — Только л-лицо.

— Вы окончательно сбрендили! — воскликнул советник, пинком отшвыривая примастившуюся псину, — больные ублюдки, вы понимаете, что несете?

— О Мать Хранительница, — взмолилась Джин Знакам, — это худший день в моей жизни.

— Мы у-уберем лицо, а наша гостья, перевезет т-тело.

— А нет, я погорячилась, — подняла указательный палец девушка, — вот теперь это худший день в моей жизни. Че ради я должна его везти?

— П-потому что нас знают, как ты г-говоришь, в лицо.

Судя по стонам, Джин в тот момент хотела стать самой известной в Энкёрсте, да что там, в целом мире. И лучше бы на ее плакаты срали птицы, так дерьмо бы липло к бумаге, а не к ней.

— Боже мой, я этого не выдержу, — психика Орна получила непоправимый ущерб за сегодняшнюю ночь, но то ли еще будет, — мне срочно нужно выпить.

— Осторожнее, в-вдруг там отрава?

В самом деле, вдруг? И тогда Орнот озадачит министра и шлюху, которая не считает себя шлюхой, еще одним хладным трупом. Вот потеха то будет. Но ему быстро пришло в голову изящное решение, которое устроит всех. Он схватил бутылку с полки, откупорил ее и вылили в миску на полу.

— Собака! Твоя жизнь теперь имеет смысл! — псина, чем-то напоминала хозяина, тоже жрала и пила все подряд. А бухать Шэд любил ничуть не меньше, чем лизать собственные яйца.

Если гончая сдохнет — хорошо. Если не сдохнет — тоже неплохо.

— А кто будет резать, — Джин сделала пасы руками возле головы Бальдера, — вот это вот всё?

Министр изучал холодный труп с нездоровым интересом ученого, двигая голову то влево, то вправо. Залез пальцами в рот, приоткрыл губы, рассмотрел зубы и язык.

— Н-не могу определить типаж venenum, но что-то экзотическое. Не из нашей страны.

— Хочешь сказать, его убили шпионы? — Орн оторвался от бутылки вина с чпокающим звуком, заливая весь подбородок алыми подтеками. Праздное вино. Только повод подкачал.

— Я н-ничего не хочу сказать, — замотал головой министр, — н-найдите что-нибудь острое. Я б-буду придерживать голову, а вы сделаете надрезы, как я скажу.

Орн буквально опрокинул бутылку в себя. В этот момент он хотел как можно сильнее опьянеть, забыться и вырубится. А когда он проснется, все это окажется алкогольным бредом и горячкой. Как назло ни единого градуса в голове не отразилось, только руки стали меньше дрожать.

— Я не хочу, — голос принадлежал не советнику короля, а маленькой плаксивой девочке. Впрочем, сейчас Орнот ей и был, — не буду этого делать. Просто не могу.

По лицу прилетела звонка пощечина. Знакомая. Отрезвляющая.

— Соберись, тряпка. Помни: или он, или утренний бриз будет колыхать наши волосы, насаженные на пики рядом с Айроном Красным.

Орнот похлопал влажными глазами, сбрасывая капельки слез с намоченных ресниц, и ответственно кивнул.

— Помню. Ты возьми нож Бальдера, а я, — Орн пошарил в голенище сапога и выудил тоненький стилет, — воспользуюсь этим.

После покушения Орнот решил вооружиться, потому подобрал себе неприметное и внезапное оружие. Но навыка и ловкости советнику хватило бы поранить только одного человека — себя.

Подготовка заняла еще какое-то время. Было решено переложить тело Бальдера на стол, дабы оставить меньше следов крови на простынях.

Все эти свечи, стол в центре комнаты. Душный запах воска и непроглядная чернота небосвода, который заволокли стаи туч, точно вороны собравшиеся полакомиться падалью. Это безумие напоминало сакральный и богопротивный ритуал. Может когда прольется кровь, здесь произойдет оккультная магия и Бальдер оживет? Орнот всегда цеплялся за самую призрачную надежду, бережно храня в душе крохи оптимизма. Пусть они и были из разряда фантастики.

— Н-начинайте с подбородка, под щетиной, — обозначил задачу Эрсус придерживая голову монарха, — г-готовы?

— Нет! — хором ответили Джин с Орном.

К такому вообще невозможно подготовиться, если ты не убивал и не калечил всю сознательную жизнь. А всю свою сознательную жизнь Орн провел за литературой и алкоголем. Размера его яиц точно недостаточно, чтобы решиться на такой ужас.

Все же первой решилась девушка, ее яйца оказались больше. Она медленно вонзила острие клинка под кожу. В огне свечей, его серебряный блеск отливал холодной смертью. Той, что уготована всем им. Кровь засочилась из раны, стекая ободом на шею, и тонкой струйкой закапала на глянцевую поверхность лакированного стола.

— Прости меня, — он не мог сдержать льющихся слез, надрезая кончиком стилета бледную кожу своей друга, — прости меня, пожалуйста.

Они синхронно провели дугу, пока их лезвия не ударились друг о друга находясь под скальпом.

Эрсус попросил стилет Орна и принялся с хирургической точностью пронизывать клинок под кожу, отделяя ее от лицевых мышц.

Кожа лопнула и склизкая жижа потекла из зияющих ран. Лицо будто отдирали от клея, а соединительные ткани тянулись за ним и отрывались с хлюпающим звуком. Орн пару раз видел, как охотники сдирали кожу с кроликов, но это зрелище было по истине тошнотворным. Он не мог на него смотреть.

— Меня сейчас вырвет, — Джин икнула прикрывая ладонью губы, — это отвратительно.

Министр аккуратно срезал кожу лица отделив его от черепа и бережно схоронил его в своей токе, убирая ту в карман. Для надежности.

— Я себе этого никогда не прощу, — Орн сел на край кровати и абсолютно потеряно смотрел на собственные руки, красные от крови.

— Я сегодня точно не усну, — прошептала Джин, поднимая с пола почти опустевшую бутылку и залпом ее осушила, — и вообще никогда, похоже, глаз не сомкну.

— Д-джин, — Эрсус оперся на стол и старался привести дыхание в норму, но это плохо у него получалось, — я провожу тебя до стоков. Т-там тележки.

— Ладно, — девушка повертела королевский кинжал, — но я заберу это в качестве оплаты. Не против?

Министр отмахнулся, мол бери что хочешь, только спаси наши задницы.

— Я останусь здесь, — прошептал Орн, падая спиной на кровать. Он спрятал слезящиеся глаза за рукавом, скрывая фреску с колыбелью в полумесяце от взора, — скажу, что Бальдер, — нижняя губа задрожала, а вместе с ней и голос, — ушел кутить до коронации. Это даст нам некоторое время.

Последние часы их жизни.

"Это похоже на бред, значит, должно сработать"

Гарри Гаррисон

"Стальная Крыса на манеже"

Джин

Старая кляча Лукреция с трудом перебирала копытами по залитой дождем брусчатке. Цок-цок, бились подковы о гладкий камень высекая монотонный гимн медлительности и ложного умиротворения. Джин поежилась от сырости, потерла затекшую шею и натянула края капюшона поглубже; вряд ли это спасет ее от простуды, но хотя бы пудру не смоет окончательно.

Лукреция захрапела, пена массивными комками попадала на землю, перепачкав сбрую. Пожалуйста, только ты не сдохни — подумала Джин, погладив лошадь по шее. Девушка решилась зажечь факел, они уже порядком отошли от дворцовых врат. Искра и запах озона резко сменился запахом едкого дыма. Нормального фонаря ей, конечно, не дали, только допотопную палку с промасленной тряпкой на конце. «Чтобы не привлекать лишнего внимания» — аргументировал Эрсус. А то, что рядом с ней волочится скрипучая, как постель надомной проститутки, телега, это значит — не привлекает внимания. Разумно.

На горизонте вспыхнула молния, электрической волной разрезая угольные тучи, вырывая из сумерек очертания труб крематория. Как назло полило сильнее, лужи под ногами разрастались на глазах и стали пузыриться. За что жизнь ее так ненавидит? Или очень горячо любит и потому так неистово трахает.