Мысль, что связанного и полуоглушённого пленника кто-то может бояться, пожалуй, могла бы рассмешить, но не сейчас… К бесам, что же произошло и зачем? Происки «брата» Мауро? Но он, кажется, хотел просто и незамысловато убить несговорчивого неофита. Загадочные шпионы, гонявшиеся за Зандаром? Но ведь Зандара здесь давно нет, да и тех, кто напал на них в Ринзоре, схватили, и вряд ли они уже бегают на свободе…

— Ну выйди! — снова позвал Орсо. Из-за баррикады стульев показался невысокий тощий человек, до ушей замотанный грязным шарфом. Он беспрерывно глухо кашлял и совсем не казался опасным… Хотя из-за пояса у него торчал пистолет, Орсо показалось, что он не очень опытен в ношении такого оружия: выдернуть его быстро и грамотно из такого положения не получится. Хотя, если он решится стрелять, времени у него будет достаточно — цель неподвижна…

— Где мы? — продолжал допытываться Орсо. Полковник Тоцци как-то заметил, что тот, кто намерен молчать в ответ на расспросы, должен молчать глухо и упорно — если он скажет хоть слово, самое незначительное, дальше молчать не выйдет: тот, кто выманил единственное слово, так или иначе вынудит заговорить.

— Тебе велели охранять меня? Кто? Что случилось?

Но человек в шарфе то ли получил строгий приказ не говорить ни слова, то ли не имел желания отвечать, то ли… не понимал языка? А что, это была бы умная мера предосторожности — исключает возможность сговора пленника и стража или хотя бы сильно осложняет дело! На всякий случай Орсо повторил свой вопрос на айсизском диалекте и по-девменски, но охранник не ответил. Он убрёл назад за свою баррикаду и знакомо забулькал там чем-то — должно быть, прикладывался к бутылке. Орсо лишний раз почувствовал, как хочется пить… какие, казалось бы, мелочи, собранные вместе, способны отравить жизнь!

Чтобы отвлечься от боли и холода и не поддаваться унынию, он попытался считать по движению солнечного луча, сколько проходило времени. Судя по яркости света, окно смотрело на юго-запад, и можно было примерно сосчитать, что прошло часа три, когда солнце окончательно ушло за угол, а потом и вовсе погасло — наступили сумерки. Это должно было случиться около четырёх часов, а с наступлением темноты вычислять время станет невозможно…

Охранник за своей загородкой затеплил тусклую свечку — она давала больше теней, чем света, огонёк качался от сквозняков и выписывал тенями странные картины на потолке. Орсо не был особенно мнителен, но сейчас эти пляски теней смотрелись довольно жутко! Боль и дурнота накатили с новой силой, а чувство бессилия стало непереносимым. Он прикусил губу, задавив стон, и вдруг ощутил на лице тёплое дыхание с запахом корицы и свечного воска. Определённо домашние запахи, мирные и уютные. Ну вот, уже и галлюцинации пожаловали, подумал он, и в эту минуту дом сотрясся — тяжело и мягко. Гора мебели скрипнула и осела, полетела пыль, потом с самого верха мебельной горы лениво сполз и рухнул на пол одинокий стул. Страж выскочил из своего укрытия, на ходу хватаясь за пистолет, но оружие ему не помогло — вся куча обломков пришла в движение и обманчиво медленно повалилась. Свеча погасла, но Орсо успел увидеть поднявшуюся тучу пыли, а вслед за мгновением темноты в комнату ворвался яркий луч фонаря, громом разнёсся выстрел, охранник осел на поваленные обломки, вспыхнул ещё один фонарь, комната наполнилась людьми — по крайней мере Орсо так показалось. Свет ослепил его, он зажмурился и помотал головой, вызвав новый приступ боли; луч фонаря упёрся ему в лицо, и незнакомый молодой голос крикнул назад, в темноту:

— Нашли!

Всё вокруг задвигалось; кто-то разрезал верёвки, Орсо снова ощутил кровоток в конечностях, его рывком поставили на ноги, тут удар по голове наконец взял своё, и он всё-таки упал. Из памяти, видимо, снова выпали какие-то важные минуты, потому что следующим, что удалось чётко увидеть, была знакомая внутренность возка Ады. Орсо лежал на заднем сиденье, сделанном в виде сплошного длинного дивана, а опекунша, сидя прямо на полу возка, подносила к его губам тяжёлую тёплую кружку с чем-то, судя по запаху, довольно вкусным. Орсо осторожно отпил, потом в два глотка прикончил всё, что было в кружке: знаменитый адин компот оказался тем самым, чего мучительно хотелось всё это время. Сразу стало теплее и даже боль немного отступила. Мысли прояснились — и тут же вспомнилась самая тревожная из них:

— Где Порох?!

— Здесь, бежит за возком, — Ада провела по его лбу прохладной рукой, погладила по плечу. — Голова болит?

— Пустяки. Там… кто это был? — Вопросов было множество, и слова тут же привычно разбежались.

— Кто тебя похитил, сейчас будет разбираться наш общий друг… я надеюсь. А нашли тебя военные городского гарнизона — ты разве не видел мундиров?

— Я… ничего толком не видел, — покраснел Орсо.

— Неудивительно, — проворчала Ада, поджав губы. — Сначала полковник послал каких-то своих знакомых, но они тоже запропали. Два часа от них не было вестей, потом мне пришлось самой заняться делом. Он меня очень отговаривал…

Ада замолчала — возок вдруг остановился. Женщина, не отнимая руки, приоткрыла дверцу возка, выглянула наружу. Орсо слышал, что всадник подъехал прямо к дверце и что-то тихо, очень тихо сказал Аде. Её рука сразу стала чужой и холодной. Орсо ощутил, как где-то в желудке сжался тугой ледяной ком тревоги, да такой, что снова подступила тошнота — от страха.

Ада вышла из возка, постояла немного на морозном воздухе, потом нырнула назад. Лицо у неё было очень белое, чёрные глаза проступали на нём, как провалы во тьму.

— Его Величество скоропостижно умер двадцать минут назад, — сказал она тихо, на мгновение зажмурилась, глубоко вдохнула и спросила:

— Я возьму Пороха?

— Конечно, — Орсо, опираясь о стенку экипажа, сел и тоже выглянул. Ада уже вскочила в седло, чьи-то руки отвязали повод коня и бросили ей, Порох молча, как во сне, взвился на дыбы и ту же исчез в метели. Орсо высунулся ещё сильнее, чтобы увидеть, кто сидит на козлах; вопреки ожиданиям, это был не Паоло, а незнакомый пожилой солдат в форме столичного гарнизона. Рядом с ним сидел ещё один, держа на коленях наготове армейское ружьё.

— Едем во дворец, скорее! — крикнул Орсо.

— Невозможно, — развёл руками возница. — Экипажи туда не пускают — перекрыли все подъезды за два квартала, со всех сторон. Госпожа Анлих приказала доставить вас к ней домой…

— Нет! Нет, подождите… стойте! — Орсо торопливо выбрался из возка, снова закружилась голова, но удалось не упасть — и то хорошо. Он огляделся: возок стоял у ограды какого-то особняка, все окна в первом и втором этажах светились янтарным светом — хозяева были дома, возможно, у них гости… Полузасыпанный снегом герб над воротами — бегущий заяц на фоне трёх ёлок. Герб Масканьи — это всё, что припомнил Орсо.

Пока он смотрел на ворота, пытаясь поймать какую-то светлую, но неотчётливую мысль, рядом зацокали копыта — всадник по-хозяйски подъехал к воротам и решительно дёрнул колокольчик, вызывающий привратника. Свет фонаря над воротами упал на его лицо, и Орсо вспомнил, наконец, что говорил ему бегущий заяц. Стоящий перед воротами человек был брат Карло из «преинтереснейшего общества». Так вот кто это — Федерико Молла, виконт Масканьи. Вот на кого он похож — на своего деда, министра флота, портреты коего висят в каждой школе!

Орсо решительно шагнул к нему:

— Брат Карло! Минуту твоего внимания, если позволишь!

У него было тягостное чувство, что он обманывает этого юношу, безобидного, не сделавшего ему ничего плохого… Да, ничего плохого он не сделал — только слушал болтовню «брата» Мауро, который готов убивать всякого, кто пошёл против него! «Я тебя вытащу оттуда», — пообещал про себя Орсо.

— Брат… Гаэтано? — Молла тоже его узнал. — Что случилось? Может быть, ты войдёшь и поговорим спокойно? Правда, у матери гости, но…

— Нет времени, прости. Ты не одолжишь мне коня? Своего я отдал, а возок не пропустят ко дворцу…

— Да, там повсюду заставы, но… если ты уверен, что…