— Отменись.

— Что? — переспрашиваю я, поражённая, во-первых, сменой тона, во-вторых, тем, какими цепкими становятся его пальцы, до этого расслабленно лежавшие на моих плечах.

— Отменись. Я передумал, — говорит он убеждённо, склоняясь ко мне и я вижу, что изменился не только его голос. Теперь он ещё и смотрит на меня так, как будто хочет загипнотизировать — прямо, пристально, резко.

— Артур, — встряхиваю головой, чтобы отогнать оцепенение, охватившее меня под его взглядом. — Ты с ума сошёл? Что значит «передумал»? Кажется, я объяснила тебе причины, и ты их, кажется, понял. Или мне действительно кажется?

— Ты… не понимаешь, — упрямо настаивает он, и меня это ещё больше обескураживает. Похоже, Артур действительно не шутил, когда пару минут назад говорил, что только кажется терпимым и понимающим. — Семейные посиделки — это не то же самое, что встречи с друзьями.

— Да что ты говоришь? — слышу, как в моих ответах проскальзывает сарказм, и это очень, очень плохой знак.

— Да, говорю, — чем больше я уклоняюсь от его напора, тем больше он его проявляет. — Это совсем другое. Ты не обойдёшься парой часов. Тебе сначала присядут на уши, так, что время пролетит незаметно, а потом — застолье. Тебя будут угощать, и говорить, чтоб не уходила, чтобы попробовала что-то ещё. А тебе будет неудобно отказаться — это же почти семья! Тебе сейчас неудобно позвонить и перенести встречу. А уйти, когда попросят остаться?

— Да с чего ты взял, что меня будут просить остаться? — возмущаюсь я, параллельно понимая, что он всё-таки прав — ведь там и Наташка, и Тамара Гордеевна, и Эмель, и ее сестры. Парой часов я в самом деле не отделаюсь. А гостеприимные Никишины смертельно обидятся, если я убегу из-за стола, не попробовав все блюда и обязательно десерт. А потом они заходят ещё поболтать, а потом — прогуляться. В итоге, этот визит может затянуться до поздней ночи. Меня действительно ждут не на быстрый чай. В наших местах старые друзья если приходят в гости — так надолго, желательно с ночёвкой, еще и с утренним завтраком со свежими блинчиками. Это я со своим ритмом жизни и быстрыми встречами совсем забыла об этой особенности гостевания по старинке.

Но я не спешу соглашаться с Артуром, который не отвечает на мой последний вопрос, считая, что все сказал. Уж очень сильно царапнула меня эта фраза «Я передумал». И что теперь?

Если он и вправду думает, что решение принимает единолично он, то крупно ошибается. Да, комплекс старшего брата, да, привычка решать за всю семью, может ещё и личная неприязнь ко всем этим милым междусобойчикам — но я не одна из его сестёр, чтобы выдавать мне инструкции и требовать их исполнения.

Видимо, эти же мысли посещают и его, потому что хватка его пальцев постепенно слабеет и взгляд меняется — с пристально давящего, на более спокойный и какой-то замкнутый, направленный внутрь себя.

— Все, я понял, — говорит он, отодвигаясь от меня. — Обсуждать дальше не имеет смысла. Теперь я перегнул палку и ты сделаешь то, что решила просто мне назло.

Черт, ну вот как он это делает? Просто честно сказал, что думает — и моя злость начинает понемногу утихать. Так же было, когда он не взял меня с собой в школу. Сначала я взвилась на резкие слова, а после объяснений согласилась и поменяла своё мнение. Это, конечно, не значит, что теперь всякий раз будет так, но сегодня…

Ведь все так и произойдёт. Точно, как он описал. Я наверняка пожалею о том, что между тем, чего на самом деле хочу и между тем, что нужно сделать из чувства вежливости, выбираю второе. Да, я очень люблю семью Наташки, и храню о них самые ценные, самые лучшие воспоминания. Но сейчас я взрослый человек, у меня свои интересы, другой, чем у них, темп жизни и… В конце концов, если честно смотреть внутрь себя, то я хочу провести этот день с Артуром. Искренне, по-настоящему хочу. Даже несмотря на это его «Я передумал».

— Назло я делать ничего не буду, — хмуро говорю я, раздосадованная тем, как странно проходит этот день. Вместо того, чтобы забыть обо всем и забить на всё, мы продолжаем решать какие-то проблемы. — Но и ты со своим «я сказал, я решил» тоже притормози. Это самый худший способ решать вопросы со мной.

— Я понял, — отодвинувшись, он сидит ко мне спиной, и теперь мы с ним как будто поменялись местами. Теперь он грызёт себя изнутри за то, что вспылил, не подумав — и вроде бы всего одно необдуманное слово, а досаду и стыд оно способно вызвать самую жгучую.

Ну точно, как подростки, ей-богу. То трясёмся от случайного прикосновения дуг к другу, то грызёмся из-за случайно брошенной фразы. Сплошные качельки — высоко вверх, а потом так же резко, с замиранием сердца — вниз.

Что ж, значит, так тому и быть.

Только сейчас у нас есть преимущество. В эту тинейджерскую лихорадку можно вплести и то, что дала на обоим взрослая жизнь. А именно — умение не молчать и дуться, а говорить. Я — так точно молчать не собираюсь.

— Артур, — тихо переползая к нему, сажусь рядом. — Посмотри на меня.

Он упорно глядит впереди себя, опустив подбородок на сложенные в замок руки.

— Эй, — я обнимаю его за плечи. — Посмотри на меня.

Почти то же самое я говорила ему совсем недавно, здесь, у меня в квартире, когда нам не было дела ни до чего, кроме друг друга — и я хотела видеть желание быть со мной в его глазах. Сейчас я хочу того же самого — чтобы мы оба, наконец, отбросили всё заботы хотя бы до завтра. Нет таких дел, которые не могли бы подождать. Он и пришёл ко мне, готовый оставить все проблемы за дверью — но в этот раз я отвлекала его похуже постоянно трезвонящего телефона. И если некоторые вопросы были действительно важными, то наша последняя перепалка… это и в самом деле какая-то глупость.

Он поворачивается ко мне в ответ на движение моего пальца, которым, подцепив за подбородок, я разворачиваю его к себе. Ловлю его взгляд и вижу в нем какое-то затаившееся напряжение, как будто, сама того не желая, убрала невидимую стенку, которой он хотел отгородиться от своей обычной жизни.

— Ну, что… — говорит он сквозь зубы. — Я дурак, да?

— Да, — отвечаю, прислоняясь к его лбу своим лбом. — И я дурак. Нагрузила тебя с утра всем, что у меня в голове. А у меня там такой бардак, что попробуй это всё разгреби.

— Слушай, Полин, — продолжает Артур с какой-то болезненной готовностью, с решимостью сказать все, что у него в голове. — Я знаю — я накосячил, меня реально занесло с этим твоим «ходить-не ходить»… Но если хочешь знать, что я на самом деле думаю…

— Нет, нет, не хочу! — перебиваю я его. — Я же говорила — лучше не знать все мысли друг друга, от этого одни проблемы! Все, теперь молчи и слушай меня! Я решила. Я… перенесу встречу. Извиняться буду очень долго. Скажу, что я растяпа, что напутала и забыла об одном важном деле — а ведь так оно и есть. И это не потому, что ты что-то там передумал, — на щеках Артура вспыхивает румянец, но я не могу этого не проговорить. — А потому что… я так всегда выбираю. Просто взвешиваю, чего бы мне на самом деле хотелось. Не надо, не должна, а чего хочу. Эгоистично, да?

— Не знаю, — приглушённо отвечает Артур. — А, может, просто — честно? Я много раз видел, как люди делают то, что надо, а потом кусают локти. Да что там, я сам… Ладно, это уже лирика.

— Ну и ладно, пусть будет. Вся эта эта лирика-шмирика… — в шутку коверкаю слова я. — Я, например, открыто говорю, что сегодня ставлю тебя в обход всех приоритетов. На самое первое и самое важное место. Страшно? Но это только на сегодня, не переживай.

— Нет, не страшно, — пусть сдержано, но всё-таки улыбается он. — Тут нечего бояться. Наоборот…

— Тогда мир? — протягивая ему мизинец, заканчиваю своё объяснение.

— Я не ссорился с тобой, Полина, — замечает Артур.

— А я с тобой — да. Ты когда врубил этот свой командный тон, я, знаешь, приофигела… А потом так разозлилась, что думала укушу тебя.

— Ну, так в чем проблема? В следующий раз не сдерживайся, — шутит он, перехватывая мой мизинец своим и глядя на меня вопросительно, словно не зная, что дальше делать.