— В следующий раз? А что, может быть и следующий раз этих твоих единоличных выступлений?
— Всякое бывает. Мы же не идеальные. Хотя… Что ты там говорила насчёт моей репутации? Что она идеальная? Можешь и дальше так считать. Я ничего не говорил и ни в чем не признавался.
— Ясно, ясно, хитрюга! — смеюсь я, нетерпеливо встряхиваю своей, а заодно и его рукой. — Когда-нибудь я расколю тебя, Артур Гордеев. Обязательно расколю! Так, давай, заканчивай со мной мириться, я позвоню отменюсь с гостями, и всё!
По его растерянному виду догадываюсь, что он не понимает, чего я от него хочу.
— Ну, Артур! «Мирись-мирись-мирись и больше не дерись?» Ты что, не знаешь?
— Не помню, — уклончиво отвечает он.
— Да ну как так? Что там забывать? Дальше: «А если будешь драться, то я буду кусаться!»
— Опять кусаться? Слушай, ну давай уже, а то на словах только угрожаешь, — он снова хочет перевести это в шутку, но я только приглядываюсь к нему с большей подозрительностью.
— Э-э, да ты не то чтобы не помнишь… Ты не знаешь эту считалку!
— Ну… Не знаю, и что? — по всему видно, что я застала его врасплох. — Мы без всяких считалок мирились.
— Артур, ты что? Ладно ещё, когда малолетки не знают наших дворовых приколов — они в интернете росли. А вы? Ну даёте… Надо добавить: «А то бабушка придёт и по попе надаёт».
— О, вот это — правильно! Согласен с бабушкой! — после какого-то временного оцепенения, Артур впадает в веселое хулиганство и свободной рукой сгребает меня в охапку, намереваясь шлепнуть по заднице.
— Так, всё, прекрати! — вырываясь, я продолжаю смеяться, понимая, что вру и не хочу, чтобы он останавливался. Но врать мне надо убедительно — нужно позвонить Никишиным пока не очень поздно. — Тс-с, не трогай меня пока… Я звоню, — отползая по кровати к широкому кирпичному подоконнику, где лежит мой мобильный, я пытаюсь его взять, пока Артур, не прекращая дурачиться, оттаскивает меня назад за ноги,
— Я предупреждаю… я уже зво… — мобильный вылетает из рук и приземляется рядом на кровать. — Уже звоню! — упрямо поднимая его, объявляю, оборачиваясь через плечо. — Если я буду орать, это же будет совсем провал, ты понимаешь?
— А ты не ори. Попробуй вытерпеть. Слабо?
Вот же гад. Ещё и провоцирует. Игрок всегда игрок, не иначе.
Но едва только в трубке на смену отчетливо слышимым гудкам приходит голос, Артур останавливается и отстраняется, дав мне возможность нормально поговорить.
— А… Алло! — я поспешно хватаю трубку и прижимаю ее к уху. — Алло, Эмель? — понимаю, что Наташкину трубку взяла именно она. — Привет, как вы там? Я вас не разбудила, нет?
Голос у Эмельки бодрый и активный, что не может меня не радовать — все таки со вчерашним днём разница большая. А завтра мы опять с ней встретимся в городе и я расскажу ей одну свою идею и попрошу о помощи. Но только завтра — не сегодня.
Эмель продолжает болтать, рассказывая свежие новости — на даче у дяди Бори завёлся вор, он его караулил весь вечер и всю ночь, нашёл и даже гнался следом, потянул себе спину, всю клубнику, малину и прочие ягоды проворонил, от чего у них с самого утра паника и трагедия.
— Бабушка кричит, что он ее опозорил, где, значит, начинку для пирога брать, а Златка предложила поставить ему банки, чтоб полегчало. Вот они с Радмилой давай ставить, представляешь, теть Поль, утыкали всего, как ёжика. А дедушке только хуже стало, наругался на них, что смерти его хотят, но он им не доставит, значит, такой радости.
Краем глаза вижу, что Артур, присев на край кровати, лицом ко мне, как будто прислушивается к обрывкам разговора, которой через внутренний динамик не может быть хорошо различим. Взглядом показываю ему, что пока все нормально. Кажется, я даже нашла достойный повод, чтобы отказаться от встречи и это не будет выглядеть как пренебрежение гостеприимством.
— Слушай, ну не надо париться, раз такие дела! Можно перенести наши планы, как нибудь на неделе к вам забегу. Чтобы и бабушка не расстраивалась — с меня целое лукошко ягод. Самых разных! Где достать, это мое дело. Достану. Вместе и пирог сделаем. Так даже интереснее. Я серьёзно, Эмель! Лечите деда!
— Ой, да что ему сделается! — говорит Эмелька точно так же, как раньше говорила Наташка, и мне почему-то становится жаль дядю Борю с его вечно извиняющейся улыбкой, сединой в светло-рыжих волосах и густой россыпью веснушек на бледном морщинистом лице. Иногда мне кажется, что он так и не вырос, так и остался скромным мальчиком, которого в классе дразнят девчонки. Только теперь эти девчонки — его собственная семья. Не только жена, но и дочери, и даже внучки.
— Нет, нет. Это не гости будут. Давай так, Эмель. Сейчас дай трубку маме, я ей скажу, что мы переносим встречу. А тебя завтра жду где-то на два. Да, у Дениса. Да, я знала, ты оценишь. Нет, в этот раз он не будет подкатывать к тебе с песней про чер-рные глаза, не то я его стукну.
Параллельно замечаю, что Артур снова меняется в лице, и даю ему знак рукой — потерпи, мол, разговор скоро будет закончен.
— Ну те-еть По-оль, — разочарованно тянет Эмель, не воспринимая мои аргументы всерьёз. — Ну приходи-и сегодня. Я уже так настроилась! И без пирога обойдёмся!
Чувствуя, как шпилька стыда начинает шевелиться в сердце, прекращаю подставлять бедного дядю Борю. Не хватало ещё и мне использовать его как жертву. Так ему точно влетит от домашних за то, что заболел не вовремя.
— Эмель… Слушай, только по секрету. Я не только из-за дядь Бори. Это просто дополнительный повод. Мне очень неудобно вас беспокоить, когда ваши планы вверх тормашками полетели. Но и у меня на сегодня неожиданно одно дело возникло. Да, важное. Очень важное. Нет, я не могу отказаться. Не могу и… не хочу. Видишь, все в кучу, как говорится. Да. Да, я серьёзно считаю, что так будет лучше. Не обижайся на меня. Видишь, что у вас, что у меня кутерьма, — снова замечаю, как Артур подаётся вперёд, словно прислушиваясь к тому, что я говорю и снова показываю ему значок «о’кей» — там, мол, не лучшая ситуация для гостей, но в целом все нормально.
— А что за дело, теть Поль? Что-то важное? Что-то… что-то связанное с твоим женихом? А мне расскажешь? Интересно же!
— Нет, Эмелечка, не могу сказать. Это не совсем… не только мой секрет, — взглядом ловлю взгляд Артура и улыбаюсь ему. Но он по-прежнему слишком сосредоточен. — Просто сегодня… ну совсем никак. А дядь Боря пусть быстрее поправляется. Да, передавай привет и пожелания выздоровления. И банками его больше не мучайте. Лучше мазь хорошую купите, в аптеке.
Артур хмурится и, поднимаясь с кровати, медленно проходится по всей квартире из одного угла в другой. Так, надо быстрее заканчивать эти разговоры — по всему видно, что его начинает занимать какие-то свои дела и заботы.
Тем временем Эмель передаёт трубку Наташке, и я слышу уже ее голос:
— Алло, Полинка! Что там у тебя? Малая говорит, ты не придёшь?
— Это у вас там что? — наученная не одним годом общения с ней, я сразу перехватываю инициативу, чтобы она не успела встать в обвинительную позу. Тем более, сейчас, когда на душе у неё уже несколько дней неспокойно.
— Да у нас тут такое! Дурдом с утра! Светопреставление… Девки! А ну цыц мне! Чего-то опять поспорились… Вот я вам дам сейчас, только договорю! Все у меня получите! Полька? Так что тебя — ждать, не ждать?
— Нет, Наташ, не жди… Да не кричи ты! Дай мне сказать! — стараюсь достучаться до нее в то время, как она, отвлекшись, опять орет на девчонок, которые затеяли между собой какую-то перепалку.
Ловлю себя на том, что улыбаюсь — все, как в детстве. Всегда у Никишиных было так шумно, бурно и на первый взгляд вверх тормашками, но за всем этим чувствовалось жизнь — настоящая, громкая, со своими страстями и потрясениями, а не тихое унылое болото, как у меня дома. Только тогда разборки устраивала Наташка и ее сестры, а сейчас — ее подросшие дочери.
Из круговорота ностальгических мыслей меня выбивает резкий звук — громкий хлопок закрывшейся двери. Растерянно моргаю, пытаясь прислушиваться к голосу Наташки в трубке и оглядываю своё внезапно опустевшее жилище. Артур, не дождавшись окончания разговора просто вышел, без слов, без знака или предупредительного жеста. Не могу понять, почему так происходит — то ли, чтобы дать мне возможность поговорить наедине, то ли устав от того, что сегодняшние проблемы никак не закончатся.