— Да, в часы посещения. Тут с одиннадцати, кажется. Я тоже, когда лежал, помню. Но я в травматологии, как и ты, был.

— Видишь, сколько у нас с тобой общего, — окончательно поддавшись приступу сентиментальности, я прислоняет лбом к его груди и говорю какие-то глупые вещи, которые никогда бы не подумала, что будут меня волновать. — А теперь ты еще и видел меня в таком виде… В самом худшем. И если не сбежишь после этого, значит, мы точно проживем с тобой долго и счастливо, что бы там ни говорили всякие козлы, да?

— Да по-любому. Так и будет, — он снова аккуратно, так, что я едва чувствую, обнимает меня, скорее даже окружает собой. — Даже не думай про всякую херню, Полин. Мудаки пусть чешут языками. А нам с тобой какое дело?

— Никакого, — мычу я ему в грудь, но тут же вспоминаю, что осталось очень мало времени, а главного мы так и не решили, отстраняюсь. — Артур! Ты только не едь к себе, ладно? Твои опять придут тебя уговаривать, вы поругаетесь, подеретесь, кто-то кого-то убьёт, тебя посадят, а я буду носить в тюрьму передачки и мы опять никуда не уедем!

— Офигеть у тебя планы! — уже не скрываясь, смеётся он. — И ты что, останешься тогда? Здесь — ради меня?

— После того, как ты не фукал и обнимал меня даже с этой ужасной мазью, это наименьшее, что я могу сделать, — теперь у меня тоже получается смеяться, а не булькать, правда, очень тихо. — Но лучше без этого, ладно? Давай, чтоб хоть сегодняшний день прошёл спокойно.

— Что предлагаешь? — хотя, по глазам вижу, что он уже догадался.

— Езжай ко мне. Спокойно выспишься, отдохнёшь — я так хочу, чтобы ты, наконец, отдохнул, Артур… Я уже переживаю — ты как со мной познакомился, вообще не спал нормально.

— Так я не жалуюсь, — хорошо, что у него исправилось настроение и пугающаяся мрачность сошла на нет. Плохо, что он не воспринимает мои слова всерьёз. — Я б еще не поспал. Мне и сегодня будет не фонтан одному в твоей кровати.

— Ничего, зато точно уснёшь.

— Ну, не знаю…

— Артур!

— Ладно, ладно, — он настороженно оглядывается — за стеклянной дверью, ведущей из отделения, начинают вырисоваться какие-то силуэты — кажется, наше время вышло, и Леночка возвращается по мою душу. — Хорошо, Полин, не переживай. Я поеду к тебе. Может, вещи какие взять, что надо?

— Штатив запакуй, свет и колонку. Ну и там… не знаю, одежду какую-то возьми. По минимуму. Не парься — все главное уже со мной, — на этом месте чувствую острый укол изнутри, но не настоящей боли, а фантомной. Всё-таки я вру — несмотря на то, что телефон, макбук и портмоне со всеми картами и документами остались в рюкзаке в машине Артура и он должен передать его со всем содержимым Леночке, чтобы уже через пару часов меня оформили по всем правилам — но главного всё-таки нет.

Сердце болезненно екает из-за моей камеры, которая так и осталась в этом треклятом парке, растерзанная по частям, а значит и все фотографии с флешмоба, которыми я собиралась доказывать свою правоту и непричастность к «издевательству» над детьми безнадежно потеряны, в отличие от предыдущих снимков. Те хоть я успела перенести в компьютер.

А и ладно — я неглубоко вдыхаю, больше не позволяет повязка через плечо. Черт с ними, с этими фото… Хотя жаль, жаль конечно. Но мне сейчас не до истории с этим дурацким противостоянием с Кристиной. Ею я займусь потом, когда приеду в город, в мой настоящий город, где я живу, который люблю и который любит меня, А пока я готова все это отпустить. Главное — выбраться отсюда, а дома и стены помогают. И хорошие юристы, конечно же.

— А за твоими вещами вернёмся позже, — торопливо шепчу я, глядя, как силуэты за дверью все приближаются. — Или купим тебе все новое. Главное, чтобы ты был в безопасности и без нервотрепки. Жди у меня. И никому не открывай, ладно?

— Да ладно тебе, — теперь пришла очередь Артура недовольно ворчать. — Что я, маленький? Справлюсь. Все нормально будет, Полин. С вещами тоже все решим — потом! Мне ничего не надо, перекантуюсь налегке. Главное, свалить уже отсюда.

И снова мы думаем в одном направлении. А значит — это еще один хороший знак, что все будет здорово. Все эти сложности — они только больше сплочают нас. Так что обломитесь, сплетники и мудаки, которые в нас не верят.

— Запасная связка ключей лежит под одним из камней у входа… Под ковриком! Под Вэловым дизайнерским ковриком, помнишь, где?

— Найду, — Артур снова оглядывается, как раз для того, чтобы увидеть, как двери в отделение распахиваются и в коридор входит Леночка в сопровождении еще одной медсестры.

— Только выспись, пожалуйста, не теряй время зря! А потом приедешь ко мне на одиннадцать…

— С супчиком, — снова улыбается он.

— Да, с супчиком. Потом еще будет время… Если тебе надо что-то сделать… И в три часа… понимаешь о чем я… Буду тебя ждать. Все получится!

— О чем это вы здесь шепчетесь? — иронично интересуется Леночка, подходя к нам вплотную. — Не самовыписку планируете? Так мы никуда вас не отпустим. Полина Александровна, — обращается она ко мне официально, — пройдите в палату с Таисией Петровной. А мы пока пойдём, последние формальности уладим, — и взяв Артура под локоть, ненавязчиво увлекает за собой.

Понятно, надо еще доплатить Валерию Ивановичу за выполненную работу. Оглядываюсь и ловлю взгляд Артура, тоже обернувшегося мне вслед, и шепчу одними губами: «Возьми мою кредитку, пин код сброшу в смс», на что он вспыхивает и отрицательно машет головой, и я понимаю, что спорить бесполезно. Знаменитая гордеевская упертость и желание решать все самому — с этим мы как-нибудь справимся. В конце концов, научиться договариваться будет полезно и мне.

Все будет хорошо. Теперь я в этом не сомневаюсь. Почти.

Ощущение повернувшего вспять времени охватывает меня тем сильнее, чем больше я пытаюсь освоиться в палате, куда меня проводит Таисия Петровна. Здесь все точно такое же, как двадцать лет назад — всё тот же мутный оттенок краски на стенах, те же огромные окна с грязными стёклами, их бесполезно часто мыть, копоть от вредного производства оседает моментально. Именно на это ворчливым и немного жалобным голосом сетует Таисия Петровна в ответ на мой вопрос, почему в корпусе так мрачно и по какому проекту производится ремонт помещений.

— Ишь ты, проекту! — заводя меня внутрь палаты, в которой, кроме моей, стоит еще пять коек с занявшими их пациентками, вздыхает Таисия Павловна. — По «какая краска в подсобке завалялась, такой и подмазываем»-проекту! А что окна в потеках — так ты не смотри. Сама ж говоришь, почти местная, должна знать, что у нас внешняя чистота ненадолго. Зато внутри — порядок. Комар носа не подточит!

— Я знаю очень хорошего дизайнера… Он вам сделает отличный план реконструкции. С минимальной сметой! А, может, еще кого-то из муниципалитета на спонсорство подпишем. Вы не думайте, красота не всегда больших денег стоит. Главное — захотеть. Если вам интересно… Напишите мне запрос… на почту… — с этими словами я отключаюсь, не обращая внимания даже на серый, в подозрительных разводах, цвет наволочки. Кажется, к успокоительному и обезболивающему мне подмешали еще и снотворное. Иначе вряд ли бы получилось уснуть на сырой, не самого опрятного вида постели, в комнате, полной незнакомых женщин, одна из которых тут же пристраивается у моего изголовья.

Когда я открываю глаза через несколько часов или минут, она все ещё стоит на том же месте и смотрит так же, не мигая. Но на этот раз не молчит.

— Вставай, — говорит она, шевеля губами, живущими как будто отдельно на ее лице. Взгляд ее глаз по прежнему неподвижно мёртвый, и это не самое приятное зрелище после того, как просыпаешься в неуютной больничной кровати, еще и с телом, ноющим так, как будто по нему проехал грузовик.

Кажется, действие обезболивающего начинает слабеть, а вот снотворное все ещё работает. Только этим я могу объяснить охватившее меня отупение, после того как эта странная пациентка вместе с вернувшейся Таисией Петровной начинают трясли меня, пытаясь поднять на ноги и куда-то отвести.