— Тю! — даже если Пётр и нарочно меня игнорировал, удивление он изображает очень правдоподобно. — Я й не заметил! Ну, шо, мала? Ще наливки? Чи, може, таки попробуешь сивухи?

— Нет, спасибо. Я лучше… Компот. Я чуть позже наливку. А сейчас пока что-то фруктовое. Морс, или как там его?

— Узвар, — поправляет меня Артур и, приподнимаясь над столом, берет в руки большой кувшин. — Я сам, — предупреждает он попытки местных хозяюшек перехватить у него посуду. — Следи за гостьей, Петре. Или придётся тебя подменить.

«Ну зачем?!» — так и хочется одернуть его мне. «Зачем дразнишься и привлекаешь внимание?» Но я молчу, сцепив пальцы рук перед собой, и наблюдаю, как Артур наполняет мой стакан, неотрывно глядя прямо в глаза. Я очень хочу отвести взгляд, отвернуться, но… не получается. Так хочется разрешить себе хоть пару секунд нашего с ним контакта, почувствовать его настроение, его азарт, радость и свободу. И я просто смотрю на него, пока он наполняет мой стакан до самого верха.

— Эй, хватит! Ты шо, малая, заснула, чи шо? Перельется ж щас! — прикрикивает на меня Петро, и я вздрогнув, поворачиваю голову в его сторону.

— Так я же… А что, надо обязательно останавливать?

— Да, — кивает Артур, и улыбка по-прежнему не сходит с его лица. — Традиция такая. Льешь аж за края, пока не остановят. Мы люди щедрые, нам ничего не жалко.

— Хорошо… Буду знать, — я негромко откашливаюсь.

— Так, давайте уже, швидше! Все порешали? — незло прикрикивает на нас Гордей Архипович. — Василю вже стоять важко! И люди давно хотят начать… Сидай, сынку. Давай, Василю! Пока тут они толкутся, уже й мне доброй сивухи захотелось. Давай, кажи за шо пьём?

И пока Вэл, воспрянув духом от поддержки Гордея Архиповича, цветасто хвалит этот край, местные традиции, хлебосольное гостеприимство, призывая возвращаться к корням и истокам, я стараюсь не вспоминать как он истерил, что умрет-потеряется в ебенях и никто не узнаёт, где могилка его, «в жопе мира совсем без вай-фая».

— За любовь к земле! За родной край! — пафосно заканчивает свою речь Вэл, и ему вторит дружный звон стаканов и стаканчиков, а так же голоса:

— Давай, за нашу землю!

— За добрых людей!

— За все хорошее!

Краем глаза наблюдаю как, убрав свой стакан из общей кучи, Артур пьёт крепкую наливку короткими быстрыми глотками, и снова встречаюсь с ним взглядом, после чего быстро отвожу глаза.

Ей-богу, даже в школе, когда тайком подглядывала за старшеклассниками в дверную щёлочку физкультурой раздевалки, я не чувствовала себя так глупо. Хорошо, что сегодня я не пью, в отличие от всех остальных. Хоть у кого-то должна остаться голова на плечах.

Вэл тем временем, все таки, провернув Олянин фокус с гусарским питьём с локтя, достаёт свой вейп, и важно раскуривая, наслаждается общим вниманием:

— Это шо еще за курево?

— Так тут шо, й табака совсем нет?

— Та хиба ж воно не вредно?

— И жинкам можно?

— А дитям?

— Детям? Нет, детям всё-таки не надо… Ну, не желательно. А вот жинкам… Да почему нельзя? Можно, конечно, — выдувая облако ароматного пара — на этот раз оно пахнет шоколадом и кофе, — заявляет Вэл, горделиво отбрасывая назад челку. А я только сейчас понимаю, что не видела здесь ни одну курящую женщину — видимо, по негласной традиции, это считается исключительно мужской привычкой.

И в ту же самую секунду мне, конечно, очень хочется закурить.

— Ох и вонючее ж оно! — снова недовольно морщится Гордей Архипович, равнодушный к модным хипстерским запахам. — Ну як його можно курить? Воно ж блювотне!

— Да нет, тут очень сбалансированная композиция, — снова смущается Вэл, стараясь выдыхать пар подальше от носа хозяина, что ещё больше его забавляет.

— А ну, дай, — воодушевившись ответом, что «жинкам можно», Оляна бесцеремонно вытаскивает изо рта Вэла вейп и пробует сама из него что-то выдуть. — Так, ковбой Василь, бегом объясняй, как эта штука работает! В кои-то веки я могу покурить за столом, как хозяин! Ты шо, я ж не упущу такой возможности!

И пока я, удивляясь сильнее прежнего, наблюдаю, как жутко брезгливый Вэл, который никогда не пьёт из одного стакана даже с близкими друзьями, объясняет ей, как курится вейп, не смущаясь от того, что он кочует изо рта в рот, Артур, наклоняясь в нашу с Петром сторону, негромко говорит:

— Олянка, наконец-то, дождалась. Кому, как не ей сидеть рядом с хозяином и вести себя по-хозяйски. Давно это заслужила.

— Та ну, таке скажешь, Артурку! — Петро, вновь наполняя свою рюмочку, не спешит соглашаться с ним. — А ты тогда тут для чего?

— Как для чего? Я в гостях, Петре. Может, совсем редко заезжать буду, от моего слова тут не должно всё зависеть. Оляна и сейчас деду как правая рука. Ему по здоровью больше отдыхать надо, а она всегда может подхватить и подстраховать. И все хозяйство вытянет. Неужели не примешь за главную?

— Ну… Не знаю… Шоб девка и в хозяева… Це у вас в городе отакие шашни крутятся, шо баба, шо мужик все одно. У нас тут порядки старые, правильные. А разве никто со старших не знайдется?

— Кого можешь предложить? — задумчиво глядя перед собой, Артур поигрывает стаканом, пока я, стараясь не шевелиться лишний раз, начинаю понимать, к чему он клонит, и о чем, возможно, они говорили с Оляной когда выезжали из усадьбы.

Неужели он ей все рассказал? Даже угрызения моей глупой ревности кажутся чем-то несерьёзным в сравнении с тем, что кто-то из присутствующих может знать все о нас и о наших планах.

— Та хоть Толяна, — упрямо не сдаётся Петро, явно не склонный подчиняться «девке».

— Толян запойный, — поглядывая на Петра, возражает Артур. — Для тебя он, конечно, лучший друг. Но как первый помощник хозяина — не вариант.

— Тогда Гришку!

— Гришка свою кузницу ни на что не променяет, с лошадьми возиться не будет и конюшни не потянет. Кто ещё?

— Марат!

— Марат о делах помнит до первой юбки. У него другое на уме, совсем не работа.

— Ну, не знаю, Артруку! Вообще, це твое дело, если честно, всем отэтим заниматься. Ну хай нема среди старших таких, шоб все потянули, так ты ж онук деда Гордея…

— Я городской, — гнёт свою линию Артур. — А Олянка своя. Так что Петре, не хочешь считать ее помощницей хозяину, считай помощницей мне. А я ее оставляю вместо себя, пока уезжаю. И прекращай это свое «девка, девка». На Руслана, кроме неё, ни один мужик из ваших до сих пор не сел. Так?

— Ну, так-то так, але…

— Никаких «але». Давай лучше выпьем с тобой за согласие. Чтоб не развалилось все, что так долго строили, из-за мелочей и глупостей. Мы ж одна семья. А в семье принято договариваться.

— Ну…не знаю. Ты молодый хазяин, тебе й решать…

— Вот именно. И я так решил. Давай, Петре. За будущее и за то, чтоб все были дружные. Полина, ты с нами?

Молча кивнув, я отпиваю из стакана, снова радуясь, что в нем безалкогольный напиток — уж слишком события разворачиваются стремительно и странно. Я-то думала, что Артур в родном хуторе будет вести себя спокойно и тихо, чтобы никто не догадался о будущих переменах. А он как будто нарочно подчеркивает, что скоро все будет по-другому — едва ли не напрямую сообщает Петру о том, что отходит от дел и передаёт свои права Оляне, прекрасно зная, что бойкий селянин раззвонит об этом всем и каждому. И Гордей Архипович тоже узнаёт. Очень скоро узнает.

На этом месте мне вдруг хочется передумать и всё-таки выпить сивухи, чтобы снять стресс — тем более глядя на Вэла, я понимаю, что это действенный вариант. Продолжая накидываться наливочками, он с задушевно-счастливым видом наблюдает, как Оляна и Гордей Архипович играют в забавную игру, по очереди опустошая рюмочки, наполненные для них главной по кухне, Глафирой. Незаметно подсев, она тоже с увлечением следит за соревнованием.

— Сливянка! — громко стуча донышком рюмки по деревянному столу, объявляет Гордей Архипович, утирая капли с усов.

— Малиновка! — выбирая наугад рюмочку с новым напитком, говорит Оляна, едва первые капли попадают ей в рот.