Он делает то же самое, запуская ладони мне под платье, и, кажется, мое тело само липнет к его рукам, лишь бы не разрывать прикосновение, лишь бы он не отпускал меня.

— А оделся зачем? Сам знаешь, одежда только мешает, — шепчу ему на ухо, не до конца понимая, то ли я шучу, то ли возмущаюсь.

— Комары, Полин. Они тут злые… ну, ты помнишь.

Смеюсь вместе с ним, еле сдерживая острое, пульсирующее в каждой клетке возбуждение — но он снова начинает меня целовать, и я замолкаю, прислоняясь к стенке, цепляясь за его плечи, за расстёгнутый ворот его рубашки. Как же не помнить, если именно комары чуть не испортили нам первую ночь вместе — и у них это почти получилось, как и у других людей, которые все вмешивались и вмешивались… И у других событий — страшных и трагических. Но все уже прошло, это было тогда, не сейчас. Сейчас нам никто не помешает, никто не отвлечёт, и не важно, сколько времени у нас осталось — час или несколько минут. Сейчас есть он, есть я, и каждая секунда стоит целой жизни.

— Полина Александровна! Поли-ина! Да где ж вы прячетесь, ещё и свет везде поотключали! — раздаётся звонкий голос под самой дверью, которая, скрипнув, без стука начинает открываться — и Артур тут же резко толкает ее назад, защёлкивая на шпингалет с нашей стороны.

— Ой! — звучит из-за двери испуганное и какое-то… пикантно заинтересованное. — Я вам помешала? Полина Александровна! Вы чего там делаете?

Зажав мне рот ладонью, Артур ждёт, пока мое дыхание выровняется, а глаза, расширившиеся от испуга, вернутся к прежнему размеру, после чего медленно убирает руку и кивает, что я воспринимаю как знак: «Можешь говорить». Я понимаю его и киваю в ответ, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно спокойнее.

— Да, я не одна! Но я скоро буду. Зачем я тебе, Катерина?

Конечно же, я сразу узнала, кто пришёл за мной — и по тому, как церемонно меня называют по имени-отчеству, и по бойкой оживлённости в голосе — я успела ее заметить ещё когда Катерина поселяла меня здесь. Главное — не раздражаться. Просто у них так принято — совать нос не в свои дела и не давать человеку побыть одному, как будто он замышляет какое-то преступление

— Та вас там ждут уже, переживают! От я и вызвалась вас найти!

Отлично, вызвалась. Чтоб тебе пусто было, как сказали бы здесь. Сидела бы в своей беседке, флиртовала бы с мальчиками — нет, побежала искать, сорока любопытная.

— Я сейчас приду. Скажи, чтобы не волновались, я скоро буду. Я почти готова, — говорю в тот самый момент, когда руки Артура обхватывают мои бёдра и вжимают в себя так, что хочется только одного — забросить все эти разговоры куда подальше, а Катерину послать к чертовой матери.

— А с кем вы там? Я ж видела, у вас кто-то есть! — раздаётся из-за дверей, и у меня даже щеки вспыхивают от возмущения, пока Артур, пригибая голову, утыкается лбом мне в плечо, вздрагивая от беззвучного смеха. Отлично. Его это веселит, в то время как я готова сорвать эту несчастную дверь с петель и треснуть ею по башке слишком бойкую Катерину, которая не понимает адекватных намеков.

— Тс-с, — безошибочно угадывает он мое настроение. — Говори, что ты с Василём, женихом своим. Она поймёт. Такое они все понимают.

— С женихом! — тут же отзываюсь я, повторяя его слова. — С Василием! Обсуждаем тут нашу… свадьбу!

Его раздолбайское настроение действует и на меня, вызывая какой-то хмельной задор, и я отвечаю уже не зло, а на взводе, на весёлом адреналине, который пульсирует в венах так, что они готовы ворваться.

И тут же получаю за это.

— Та вы шо! С Василем, значит? Так он же сам меня к вам и прислал. Как же так вышло, Полина Александровна? Сам, наверно, вперёд побежал и обогнал меня?

Ой… А вот этого я не могла предвидеть. Я не могу испугаться больше, чем в самом начале, потому что Артур смеётся ещё сильнее, и это только подогревает мой кураж.

— Скажи, пусть идёт к нему и сама все расскажет. И тогда ей всю жизнь непруха будет за то, что плохие новости принесла, — снова подсказывает он мне, говоря так близко, что его губы при разговоре касаются моей шеи, а слова как будто стекают вниз, к груди и животу тёплой волной, и на какое-то мгновение я растворяюсь в этом ощущении, до невозможности вдохнуть и выдохнуть.

— Полина, скажи…

— Можешь тогда идти и нажаловаться! — снова говорю я каким-то не своим голосом, срывающимся и дрожащим. — Он тогда тебя проклянет и тебе не будет счастья в жизни! Никогда! Василь — он такой, он колдовство знает!

— Офигеть… — продолжает весело поддевать меня Артур. — Ну ты загнула.

Угу, загнула. С волками жить — по-волчьи выть. Как там советуют вечные бизнес-тренеры — говори с аудиторией на ее языке.

— Вот вы бесстыжая, Полина Александровна, — в голосе Катерины уже слышится обида. Да неужели? Наверное, это я приглашала ее к себе, а теперь отказываюсь впустить? — Сами голову всем морочите, а меня проклёнами пугаете. Вам эта брехня тоже просто так с рук не сойдёт. Вам тоже икнется!

— Икнется-не икнется, на себе можешь проверить! — не на шутку завожусь я. — Уходи, и передай Вэлу… Василю, что я скоро вернусь! И перестань за мной шпионить, а то…

— А то что? Заговор на меня наведёте? Так я вас не боюсь! Любая ведьма рано или поздно на своих проделках и попадается, ясно? А я честная, мне бояться нечего! Я с любовниками не обжимаюсь, еще и в чужом доме! Вот я молодому хозяину расскажу, что вы в его комнате вытворяете, он вас сам выгонит, он такого не потерпит никогда! Брехуха! Сучка гулящая!

Теперь очередь Артура удивляться до расширившихся глаз — если сразу наша перепалка его только веселила, особенно угроза рассказать всё ему же, то последние агрессивные выпады Катерины удивляют, и удивляют неприятно. Ох, неужели он не знал, какими эпитетами могут награждать друг друга женщины, если им кажется, что их мораль и правила нарушает кто-то из своих?

«То, что прощают мужику, баба бабе никогда не простит» — вспоминаю я фразу из детства, услышанную то ли от соседок, то ли от маминых подруг, то ли от самой Тамары Гордеевны, когда она поучала старших дочерей уму-разуму.

Да, вот так вот, Артур. Добро пожаловать в реальный мир.

— Так, всё. Это уже перебор, — еле слышно говорит он. — Ну, пусть подойдёт, пожалуется. Разберёмся. Давай так… — умолкая, он ждёт какое-то время реакции из-за двери, но на этот раз там тихо. Правда, выглядит это ещё более подозрительно, чем настойчивое желание Катерины влезть к нам. Черт ее знает, может и вправду побежала искать помощь, чтобы вывести меня на чистую воду. — Ты иди сейчас к ним. Иди, как ничего и не случилось. Если услышу, что она языком треплет, я ее успокою. Ну, Полин? Не боишься, нет? — он поддевает пальцем мой подбородок, пока я напряжено смотрю перед собой.

— Да щас… — возмущённо шиплю я, больше разозлённая невозможностью ответить девице, чем ее оскорблениями. Вот Тамару Гордеевну, сидя в шкафу, я боялась. А здесь… лёгкая досада, как будто меня царапнули, а я не дала сдачи. Но до чего же глупо — такой конфликт и на пустом месте. Кажется, я начинаю понимать, почему в маленьких городках и сёлах кто-то всегда против кого-то дружит, идут постоянные разборки и скандалы, а поводы чаще всего — незначительные. Как в той самой классике, которую так не любили читать мы с Наташкой на уроках литературы — когда годами шла семейная война между соседями — и все из-за упавшей не на ту сторону забора грушки.

— Полина… Слушай меня. Слушай меня! — он снова разворачивает к себе, не дав возможности отвернуться. — Иди к ним, на ужин. Прямо сейчас. Я пойду другим ходом и вернусь со своей стороны дома. Слышишь?

— Да.

— Гулять сегодня будем долго, я все эти праздники знаю. Ничего не бойся и чувствуй себя как дома, кто бы что ни ляпнул. Понятно тебе?

— Понятно.

— До трёх часов все разойдутся, у нас всегда так. Дед не разрешает никому засиживаться до четырёх. И тогда…

— А что не так с четырьмя часами?

— Волчье время, — не моргнув глазом, отвечает Артур.