Пока я напряжённо морщу лоб, стараясь сформулировать самый достойный ответ, ситуацию снова спасает Марина:

— На Руслана? Ой, осторожнее, чтобы не спугнуть гостей. Что там он сегодня?

— Брыкается — смеётся Артур. — Но рад мне. Скучал. И я за ним.

— Руслан у нас дурной, но красивый — страх! — продолжает объяснять мне Марина. — Мало кого к себе подпускает, вот только его, — показывает она взглядом на Артура, — и ещё Олянку, сестру мою. Она такая же, без царя в голове — так этот конь только с такими, как сам, и сходится. Сколько раз сестра с него падала, пока он ее принял! Больше только ты, Артур, да? Мы думали, убьётся тогда к чертовой бабушке, а хозяин, когда вернётся, так всех нас и закопает, что не досмотрели, — доверчиво делится она со мной, но я ещё мало что понимаю.

— Дед тогда уезжал по делам, а мы с пацанами решили на спор Руслана объездить, — теперь уже Артур обьясняет ситуацию. — Нам строго-настрого запретили к нему подходить — но кто ж послушается. Так, наоборот, только интереснее. А он очень молодой ещё был, дикий, кровь так и играет. Скидывал нас легко, прям играючи. Я уже не помню, сколько раз падал — даже, когда понял, что держусь, уже ничего не видел и не слышал, вся спина отбитая была. Говорю же, дурак. Сейчас бы сам не знаю… может, и не полез бы. Но тогда мне этого коня не отдали б ни за что. Значит, так и должно быть.

— Ага-ага, ты лучше расскажи, как дед Гордей потом вернулся и всем так всыпал! Аж об молодого хозяина хотел табуретку сломать — но передумал, ты говорит, и так травмированный, может, у тебя там с мозгами сотрясение, а я только добью. Кому тогда я здесь все оставлю?

— Да, было дело, — смеясь с Мариной в один голос, подтверждает Артур. — Пять лет уже прошло, Полин. Маринка тогда поменьше была, спряталась под столом в веранде — всю ночь найти не могли. Думали, сбежала с хутора, потерялась или цыгане украли.

— Да! А я всю ночь сидела, заползла за коробки в углу — и никто не нашёл! — Марина еще громче заливается звонким смехом. — Вылезаю с утра, а мамка плачет, Олянка плачет. А потом как увидели меня — как накинулись!

— Что, тоже с табуретками? — не могу сказать, что мне так уж смешно от местных привычек.

— Не, за волосы потаскали и все. Радовались же, что я живая и в попрошайки не пойду.

— А-а-а… — многозначительно тяну я.

— Олянка тогда мне раз была и сказала — ну ты вычудила, посильней меня. Так что хоть раз, но я ее уделала.

Только негромкое ржание Лямы возвращает нас в настоящее и прерывает оживлённую беседу. Кажется, мы даже не заметили, как увлеклись разговором, остановившись между двумя конюшнями, пока жизнь вокруг продолжает бурлить шумным круговоротом.

— Так, ладно тебе, Артурку, — по-доброму машет на него рукой Марина. — После вечери еще повспоминаем. Ты прям сегодня как росой умытый — довольный, балачки травишь, шо случилось?

— Да ничего, — беспечно отмахивается Артур. — Соскучился просто. Я давно так не приезжал, чтобы вечером назад не надо было ехать. Хочу хорошо отдохнуть, как раньше. Потом у меня куча дел будет. Не скоро вернусь.

— Ой, все вы, городские, какие-то заполошные с вашими делами. Ну вас от это! Все, мы с Лямой вечерять, почешу ее сейчас, пусть расслабится чуть. А потом, где-то через час-полтора, твоего друга покатаем. Не раньше! Ну шо, Полина, ты с нами, к Ляме?

— Не-а, она со мной, к Руслану, — Артур берет меня за руку и тянет за собой, а я, воровато оглядываясь, все думаю, насколько позволительным здесь считается такой жест. Главное, Гордея Архиповича нет, а остальным до этого, может, и нет дела.

Наверное. Я так думаю.

И только оказавшись в полумраке конюшни, понимаю, что попала туда, где до этого никогда не была.

Здесь очень странно пахнет — вот первая мысль, которая возникает у меня. После яркого солнечного света глаза не сразу привыкают к тени — поэтому ориентируюсь на прохладу, на движения, на присутствие здесь других живых существ, на тёплую ладонь Артура, которую не спешу отпускать, и на тот самый запах — странный, плотный, но не резкий, не отталкивающий. Вдыхаю еще глубже и ловлю оттенки масляной краски, кирпича, дерева, из которых сделаны стойла, сена, опилок, какого-то еще неясного раствора, но главное — запах диких животных, хоть какими бы объезженными и своими они не считались. Наверное, так пахнут свобода и ветер. И ещё немного опасность. И безрассудство. И страсть.

— А где остальные? — негромко спрашиваю я. Говорить здесь во весь голос почему-то не хочется. Хоть я и не вижу, что творится внутри вольеров, но понимаю, что коней здесь немного, конюшня почти пуста.

— Поехали на выгул, на леваду. Хочешь, тоже с тобой съездим? — в тон мне отвечает Артур, и чувствую его руки на своих плечах.

Пользуясь полумраком и тем, что здесь никого нет, прижимаюсь к нему спиной, стараясь взять из этой секунды как можно больше — ведь пока мы в поместье, то не принадлежим себе, мы должны считаться с правилами… но не сейчас. Не это короткое быстрое мгновение. Только не надо пытаться его продлить, Полина, не надо! Не закидывай голову назад, ему на плечо, не закрывай глаза, не дыши так глубоко, чувствуя как кожа начинает покалывать, а мелкие волоски на руках встают дыбом. Это прямо-таки животное волнение, иррациональное, глубокое, до ломоты в затылке. Здесь все не так, как я привыкла, слишком по-другому, слишком выбивающееся из привычной реальности, и…

— Так вот ты где! Конечно же, возле своего Русланчика! Надо было сразу сюда идти!

Такое бывает только, когда засыпаешь, и, не перешагнув границу между сном и явью, вдруг спотыкаешься в своём видении — и подпрыгиваешь на кровати, как ужаленный.

Ощущения у меня сейчас точно такие же — сердце бешено колотится, первое время я ничего не понимаю, и только сфокусировав взгляд, различаю приближающуюся девушку. Обернувшись, смотрю, как она быстро подходит к нам со стороны открытых дверей, за ее спиной яркими лучами расходятся солнечные лучи, в одной руке у нее пакет, другой она быстро снимает с головы кепку и стряхивает с неё пыль о бедро, останавливаясь прямо перед нами.

— О, привет! — ее глаза весело блестят, и я снова не могу остановиться от того, что автоматически не считать ее внешность. Лицо круглое, молодое, задиристое. Крупные серьги-кольца в ушах, остренький вздёрнутый нос, густые брови, веснушки, полные улыбающиеся губы — вся сочность и буйство юности читаются в ее чертах. Светлые волосы собраны в неаккуратный хвост, пряди выбились и падают на глаза, но от этого она выглядит только более живой и интересной. Она быстро и шутливо поправляет их ладонью и, прежде, чем я успеваю понять, почему мне кажется знакомым этот жест, добавляет:

— Я — Оляна. А ты кто?

— Я Поля, — не нахожусь, что ещё ответить на такой вопрос. Бросаю быстрый взгляд на Артура, стоящего сбоку от меня. Он смотрит на девушку пристально, но без раздражения.

— Ну? Блин! — ставя пакет у своих ног, Оляна быстро обнимает Артура, пока он не делает ни одного ответного движения, но это ее, кажется, не смущает. Продолжая довольно улыбаться, она обращается снова ко мне: — Знаете, шо? Вот этот дундук мне по гроб жизни должен! Если б не я — хана его коняке! Русланчик ни чистить, ни выгуливать себя никому не даёт. Давно б его пустили на конину, соседу нашему, менту-упырюге! А вы шо, тоже посмотреть на него пришли? Ой, сколько вас таких тут было, только потом больше никто не хотел приходить. Ну что, братишка! — обращается она по-свойски к Артуру. — С тебя магарыч! А то не покажу, чему я тут Руслана без тебя научила.

— Да я уже видел, — наконец, подаёт голос Артур, и в нем я не слышу следов недовольства. — Круто. Мне нравится.

— Еще посмотрим, как ты запоёшь, когда я тебе его с препятствиями по манежу прогоню, — довольно объявляет Оляна и подмигивает уже мне. — Ну как? Кормить будете черта нашего? Может, он вам руку по локоть отгрызёт, кто знает! От весело будет! Он такой, он может!

И ее довольный смех не будет во мне никаких радостных предчувствий.