После этой фразы повисает тяжелая пауза — продавец не находит, что сказать, а слушатели все ещё ожидают продолжения лекции. Наконец кто-то из них сдавленно хихикает. Потом ещё один, и ещё. Посмеивается даже юный Сережка, так неожиданно оказавшийся на одном уровне со своим шефом-наставником.
Сам наставник стоит напротив меня с красными от злости ушами, будучи готовым нагрубить, но все ещё сдерживается, пытаясь решить, кто же я такая.
— Это наверное, ревизор! Из передачи такой, из телевизора, — говорит девчушка лет десяти неподалёку от меня. — Я все-все передачи смотрю. Вы, наверное, новая ведущая, да, тётя?
— А может, блогер? — подсказывает ей подружка. Вместе за столиком они клеют наклейки в блокнотик, делая из него модный буллет-джорнал. Видимо, самые продвинутые дети из местных. Такие сидят сутками в интернете и первыми приносят в класс и дворовую компанию все самое новое. Они и впрямь могли где-то слышать обо мне. Только видеть в телеке и интернете не меня, а мои работы.
— Девушка, — тем временем говорит старший продавец, так и не ставший бариста. — Вы этот… Тайный покупатель, или как? Признайтесь честно. Ну по вам же видно. Прям издалека.
— Нет, почему же тайный, — откровенно веселюсь я, все ожидая, что он так и продолжит фразу «издалека видно, что с вами что-то не так» — Очень даже явный. Просто болтливый. А где ещё можно поговорить о кофе, как не в кофейне. У вас же хорошая кофейня? В центре города, одна из самых лучших. А может стать ещё лучше, одна на весь город. Представьте себе только — единственная кофейня, где подают кофе как в Италии! Представьте, сколько к вам народу сразу придёт.
— Та мы и так… не жалуемся, — продолжая испытывающе сверлить меня взглядом, говорит старший продавец. И вдруг будто решается на что-то. — А, ладно, понял вас! Опять меня экзаменуете, да? Как я с конфликтами справляюсь?
— Какой ещё конфликт? — сама не замечая того, я допиваю свой кофе, все ещё не отходя от стойки. Немногочисленные в жаркий день посетители продолжают с любопытством наблюдать за нашим общением. — У нас нет и не было никакого конфликта.
— Понял, понял вас. Сейчас посмотрите, как мы в разных ситуациях себя ведём. А потом опозорите или похвалите на всю страну. А мы ж потом не отмоемся. Как вы скажете — так все вам и поверят! Как там ваша передача называется?
— Я не представляю никакую программу, — честно говорю я, стараясь не смеяться. Сейчас я себе ещё и легенду новую создам.
— Ага, значит, пока не говорите. Сами из телевизора скоро узнаем… — юркий продавец опять хмурится, напряжённо постукивая пальцами по деревянной крышке стойки. — А кофе-то весь выпили! — внезапно замечая пустой стаканчик, он расплывается в улыбке. — Значит нравится, да? Значит, не так у нас все плохо?
— Да с чего вы взяли, что плохо? Пара уточнений наездом не считается! — добавляю, вспоминая, что так ему будет понятнее. — И вообще, с бариста можно и нужно говорить. И сами не стесняйтесь рассказывать о вашем кофе. Вы же так всех конкурентов порвёте, ребят. У вас же тут шесть кофеен на весь город — и все на одном пятачке. Так что давайте, не стесняйтесь отличаться!
— Понял вас, понял, — уже хитро, без злобы щурясь, говорит старший и, спустя пару секунд вдруг добавляет. — Сережка! Слышал, что ревизор сказала? А ну, сделай ей это пито-буррито по всем правилам.
— Латте-макиато, — поправляю я, понимая, что работать тут есть над чем, но ребятки, по крайней мере, готовы слышать и слушать.
— Да, мохито-кофито! И для нашей гости — бесплатно! Вы это… проходите, присаживайтесь. Давайте вы нам оценку сразу не ставьте, лучше будете нас тренировать. Вы надолго к нам?
— На две недели, — говорю я, понимая, что только что неожиданно выбила себе бесплатный кофе на ближайшее время. Мелочь, а приятно. Буду считать это оплатой за консультации, которые собираюсь давать, если ребята будут готовы их слушать. Цена и вправду небольшая — чашка кофе. А рассказать я готова ох, как много…
Третья порция кофе, поданная в идеально чистой прозрачной чашке, которую, подозреваю, несчастный Сережка спешно и усердно натирал где-то в подсобных помещениях, наконец, помогает моим глазам открыться, и я снимаю очки. Только к четырём дня я готова взглянуть на мир без злости и без претензий. Достаю зеркальце, чтобы оценить «представительность» вида — и глядя на свои огромные синяки, прячу его обратно в сумку. Если я и дальше хочу получать комплименты по поводу того, как выгляжу, надо либо спать побольше, либо пить поменьше.
Но для этого надо чем-то себя занять.
Съемка с Наташиным семейством запланирована только на завтрашний вечер и свободными остаются еще целые сутки. Внезапно мысль о том, чтобы сгонять в ближайший магазин, купить коньяк и добавить его в мою чашку с кофе становится очень привлекательной. Так, по крайней мере, можно убить время, которого мне всегда не хватало. Забавно, что теперь, когда его в достатке, все это изобилие хочется тупо пропить.
От этой блистательной идеи меня останавливает соображение, что пью я всё-таки молочный кофе, и коньяк с молоком на вкус будут не очень.
Что ж, вздыхаю я, положившись на перст судьбы. Значит, сегодня — кристальная трезвость.
Планы на вечер поражают своим разнообразием. После теплейших прощаний со старшим продавцом, решившим стать бариста, я могу пойти придалбываться к продавцам горячей кукурузы или пончиков напротив. Или сесть на одну из лавочек в главном парке и наблюдать за тем, как окультурившиеся бомжи аккуратно собирают бутылки. Они и вправду стали на ступеньку выше. Когда я была школьницей, бездомные набрасывались на нас из-за лавочки, поторапливая призывами пить быстрее, а то конкуренты не дремлют. Нередко набегали и сами конкуренты — тогда между ними происходили схватки за бутылку прямо на наших глазах, пока мы с одноклассниками нервно опустошали свой портвейн или пиво.
Теперь же никто не выскакивает, как из-под земли, не говорит с намёком: «Я постою, а вы пока попейте». Все двигаются по парку чинно и благородно, даже собиратели бутылок и бездомные собаки, уши которым успели промаркировать умилительными жёлтыми прищепочками. Бездомность в нашем городе, несомненно, вышла на новый, более высокий уровень развития.
Я прогуливаюсь вместе со всеми, заглушая в себе желание зайти в один из летних ресторанчиков и всё-таки начать тратить своё здоровье и свободное время. И останавливает меня отнюдь не желание вести здоровый образ жизни, а неуверенность в собственной безопасности. Гулять наш народ любит громко и с размахом. Даже если мне удастся просидеть в тихом одиночестве пару часов (в чем я очень сомневаюсь) никто не может гарантировать, что меня не обворуют или не треснут по голове в пылу драки за соседним столиком. Поэтому я предпочитаю наслаждаться прогулкой и свежим воздухом.
Аллейка за аллейкой выводят меня в старую, некогда заброшенную часть парка — к моему приятному удивлению, даже она оказывается в меру облагороженной. А в сравнении с давними временами — так и подавно. Когда я ходила здесь последний раз — не было ни фонарей, ни мощеных дорожек. И после заката здесь строго-настрого запрещалось появляться. В кромешной темноте сразу же активизировались местные извращенцы и даже, поговаривали, маньяки. Пару раз здесь даже находили трупы — в основном умерших не своей смертью маргиналов.
Главное, что эта часть парка всегда считалась мрачной и неблагополучной. Само по себе это не составляло проблем — таких мест у нас всегда насчитывалось великое множество, если бы не одно «но». Именно через эту, самую злачную местность пролегала самая короткая дорога к центру детского развития и спорта, куда, помнится, ходила и Наташка с сёстрами. Центральная художественно-спортивная школа считалась лучшей в городе — в советские времена здесь работало много кружков элитного спорта: художественная гимнастика, балетная школа, теннис и плавание. Когда-то мы могли даже похвастаться двумя видами кортов и бассейнов — крытыми и под открытом небом. Но еще до того, как я уехала из города, наш открытый бассейн «Плавничок» зарос травой, плитка в нем потрескалась и облупилась, а деньги на ремонт городская мэрия давать отказалась. Бассейн под открытым небом стал считаться буржуйской роскошью, мизерное финансирование выделялось лишь на остальные кружки.
