Акция Greenpeace сопровождалась серией видеороликов, которые как вирус распространились в соцсетях и получили более двух миллионов просмотров. Unilever должна была отреагировать. В течение месяца генеральный директор Патрик Сеско публично пообещал к 2020 году полностью перевести компанию на экологически устойчивое пальмовое масло {307}.
После этого Greenpeace оставила Unilever в покое — по крайней мере на некоторое время, — но решение породило новые проблемы. Ни у кого в фирме не было рабочего плана, за счет чего покрыть семнадцатипроцентное повышение расходов на один из важнейших товаров Unilever, особенно учитывая, что потребителям вообще не нравились напоминания о присутствии пальмового масла в губной помаде (и в еде тоже).
Помощь пришла, откуда не ждали. В январе 2009 года Сеско на посту генерального директора сменил Пол Полман — впервые за сто двадцать три года истории корпорации на эту должность привлекли человека со стороны. Пол был голландцем — это хорошо для компании, которая была зарегистрирована одновременно в Великобритании и Нидерландах, — но первые двадцать шесть лет своей деятельности проработал в Procter & Gamble, одном из крупнейших конкурентов Unilever. Тремя годами ранее он стал финансовым директором Nestlé — другого ключевого конкурента, — но в 2007 году не был избран там генеральным директором. В Unilever ему было что доказать миру, однако сама компания в то время многими воспринималась как отстающая.
До начала 2000-х годов все три упомянутые компании были приблизительно одного размера, но за пять лет до назначения Пола Nestlé и P&G стремительно выросли, а продажи Unilever стагнировали, из-за чего к 2008 году цена акций компании была уже в два раза меньше {308}. Отчасти это было связано с тем, что конкуренты активно работали в областях с высокой маржинальностью (особенно это касается подгузников и кормов для домашних животных), а Unilever ими не занималась. Ее к тому же тянули вниз крайне неприбыльные продукты, например, маргарин. Еще инвесторы были уверены, что у компании и близко нет целеустремленности и драйва P&G и Nestlé. Один эксперт назвал Unilever «больным членом отрасли (потребительских товаров)».
В прессе писали, что совет директоров выбрал Пола на пост генерального директора именно потому, что он был посторонним — и имел на своем счету достижения в области повышения прибылей {309}. Бывшие коллеги считали его «крепким аналитиком», который «руководил жестко и пленных не брал».
Как оказалось, Пол сложнее, чем о нем думали. Тревожный звоночек прозвенел в первый же день на новом посту: он объявил, что Unilever прекращает давать указания по доходам. Wall Street Journal он заявил: «Я давно заметил, что если сосредоточиться на правильных вещах, которые в долгосрочной перспективе улучшат жизни потребителей и клиентов по всему миру, деловые результаты последуют» {310}. Цена акций компании за день просела на шесть процентов, уменьшив рыночную капитализацию на два миллиарда евро (2,2 миллиарда долларов). Но Пол не уступил. Позже он шутил, что пошел ва-банк, потому что его бы «не уволили в первый же день работы». Когда Нит поднял в разговоре с ним вопрос устойчивого производства пальмового масла, он немедленно ответил: «Нам придется это сделать, и в одиночку мы не справимся. Давайте привлечем других».
Это центральная предпосылка саморегулирования отрасли. Если все компании должны что-то сделать — или перестать что-то делать, — но не могут решить проблему самостоятельно, иногда получается найти выход, договорившись о совместных действиях. В случае пальмового масла, например, все крупные производители потребительских товаров — у многих бренды стоили сотни миллиардов долларов — были уязвимы для обвинений в разрушении дождевых лесов. Pepsi — один из крупнейших покупателей пальмового масла на планете {311}, то же самое с Mars, которая производит драже M&M’s. Обе эти фирмы не могли допустить, чтобы против их продукции началась продолжительная кампания с изображениями орангутанов, бегущих из горящего леса и гибнущих под топорами.
Если бы перейти на устойчивое пальмовое масло решила отдельная фирма, ей неизбежно пришлось бы искать подходящего поставщика — далеко не самая тривиальная задача, — и она поставила бы себя в крайне невыгодное положение с точки зрения расходов. Но если все фирмы в определенной отрасли получится убедить сделать шаг, закупки такого масла станут чем-то очевидным, ценой ведения бизнеса, платить которую соглашаются все ради безопасности своих брендов. В такой ситуации затраты каждой фирмы вырастут, но и бренды будут защищены, и никто не окажется в невыгодном положении по отношению к конкурентам.
Такие добровольные соглашения о сотрудничестве, конечно, неустойчивы по своей природе {312}. Некоторые фирмы обещают поступать правильно, но не выполняют обязательств и благодаря этому получают временные преимущества по затратам, а те, кто ведет себя добросовестно, чувствуют, что их надули, и злятся. Когда в разговоре с одним историком, занимавшимся саморегуляцией, я сказала, что отраслевая кооперация может сыграть центральную роль в решении великих мировых проблем, он рассмеялся. По его мнению, промышленники часто использовали саморегуляцию, просто чтобы устранить угрозу государственного регулирования и поставить в невыгодное положение меньшие фирмы и потенциальных новых участников рынка, а не чтобы добиться фундаментальных изменений. В целом саморегуляция редко бывает эффективна, если не считать случаев, когда она действует в тени правил, установленных государством {313}.
Однако отчаянные времена требуют отчаянных мер. Многие страны коррумпированы, и регулирование во многих местах работает плохо. Мы столкнулись с проблемами на глобальном уровне, а эффективных глобальных регуляторов не хватает. Более того, в некоторых случаях отраслевая кооперация все-таки оказывается довольно успешной. Посмотрите, например, на первую попытку привести в порядок Чикаго.
Уроки истории: черный дым в белом городе
Крупные промышленные центры девятнадцатого века страдали от загрязнений окружающей среды, и первые попытки отраслевой саморегуляции были во многом связаны со стремлением к чистоте. Получалось это не всегда, но деловые элиты Чикаго, вознамерившись очистить город, поначалу добились значительных успехов {314}.
Двадцать четвертого февраля 1890 года Конгресс США выбрал Чикаго столицей большого международного мероприятия, которое стало известно как Всемирная Колумбова выставка {315}. Богатейшие жители Нью-Йорка предлагали заплатить организаторам пятнадцать миллионов долларов (около четырехсот миллионов по сегодняшним деньгам), чтобы его заполучить, но чикагские элиты, включая Маршалла Филда, Филипа Армора, Густавуса Свифта и Сайруса Маккормика не только выдвинули такое же предложение, но и за сутки собрали несколько миллионов долларов сверх этой суммы, чтобы побить ставку Нью-Йорка {316}.
В надежде, что выставка прославит Чикаго на весь мир, организаторы решили построить в Джексон-парке — болотистой местности в одиннадцати километрах за городской границей — изысканный «Белый город» и наняли выдающихся американских архитекторов, чтобы спроектировать неоклассические здания в стиле бозар. Их планировалось оштукатурить и покрыть белоснежной краской.
