«Первый», бдивший по должности, заявил раздосадованному из-за неудачи шантажа начальнику Регионального Центра, что раз нет официальной бумаги, то он и знать ничего не знает. «Второй», копался в плане-конспекте, размещенном в недрах персонального компьютера, и никак не мог свести дебет с кредитом, подсчитывая очки и баллы. «Третий» не спал по причине природного оптимизма и всем своим видом демонстрировал бодрствующим в этот поздний час окружающим, что все происходящее – спланированное Коллективным Разумом экстремальное шоу!

Прощальный вечер спасателей проходил по традиционному сценарию. Слава богу, к созданию этого сценария Члены Коллективного Разума не приложили рук! Вот подлинные выдержки из шедевра развлекательного жанра, в котором ярко проявился талант иного (местного) Коллективного Разума:

Ведущая объявляет перерыв и приглашает желающих принять участие в развлекательно-игровой части вечера.

Примерный перечень игр:

1. Музыкальная игра «Кто останется на стуле?»

2. Коллективная игра «Какая команда быстрее выпьет бутылку водки или другого напитка?»

3. Игра «Кто быстрее наполнит стакан?»

4. Собирание прищепок.

5. Командная игра «Прокати яблоко».

6. Конкурс частушек.

7. Игра «Прокати яичко».

8. Конкурс на лучшего плясуна.

Игры проводятся в перерывах между застольями.

Для тех, чье общественное развитие проходило вне стен Домов культуры и корпоративных попоек, необходимо пояснение. Например, игра «Прокати яичко» предполагает участие разнополой пары. В задачу особи женского пола входит следующий комплекс пикантных операций:

– взять в руки крутое яичко;

– засунуть его снизу в брючину особи мужского пола;

– затем вверх, по ноге, прокатить это яичко до … (сами понимаете, до чего);

– потом перекатить его вдоль или поперек … (сами знаете, чего);

– и, не уронив, перекатывая яичко по другой ноге, вынуть его снизу второй штанины.

«Второй» самолично вызвался судить конкурсы, включив ноутбук на износ и вычисляя победителей по сложной логарифмической формуле. Так как конкурсов было много и от желающих принять в них участие не было отбою, «второй» призвал на помощь «третьего», от которого, в смысле математики, было мало проку. Но всем своим видом «третий» демонстрировал празднующим, что это не фантазии конкурирующего Коллективного разума, а спланированное экстремальное шоу!

Вечер находился в апогее. Уже Министр запел своего любимого «Черного ворона», уже кто-то из спасателей по-братски увещевал его махнуться брючными ремнями. Уже кто-то стащил в качестве сувенира кепку, неосмотрительно оставленную Министром на вешалке…

«Первый» сопел за столом с сознанием собственной значимости. «Второй» молча страдал в отрыве от любимого компьютера. «Четвертый», «пятый», «шестой» и «седьмой» веселились вовсю, сбросив бремя ответственности в тарелки с недоеденным салатом. «Восьмой», отмахиваясь от настырных комаров, при свете уличного фонаря растолковывал местным девушкам разницу между бикфордовым шнуром и фугасной бомбой. «Девятый» окончательно потерял бразды правления и плыл по течению в обнимку с простившей его буфетчицей. Примирение состоялось после того, как «девятый» заплатил за разбитые бутылки из своего кармана. Для верности бывалая буфетчица накинула десяток-другой единиц порушенной стеклотары, но в эйфории окончания собственных мучений «девятый» этого не заметил. «Третий» всем своим видом являл оптимизм и призывал общество квалифицировать все происходящее вокруг как экстремальное шоу, спланированное Коллективным Разумом!

На Западном Кавказе, в районе Бзыбского хребта, пропал человек. Его искали уже шесть дней, и, несмотря на то, что стояло лето, а по словам очевидцев, происшествие случилось на стыке лесной и луговой зон, надежды найти пропавшего туриста живым таяли с каждым часом.

Шесть дней непрерывного прочесывания крутых и густо заросших склонов в знойных владениях лютых пауков без регулярного пополнения тающих сил все же подорвали профессиональный оптимизм спасателей. Чаще и чаще мы стали ловить себя на мыслях о еде, и на этом фоне судьба пропавшего иногда затягивалась легкой дымкой. Мы съели почти все, чем располагали к началу спасработ, и на седьмой день бескормицы уже не ходили – ползали по склонам, надолго замирая у кустов ежевики.

Лето выдалось не только жаркое, но и сухое. Бзыбский хребет – зона сплошных карстовых полей, где вода, как сквозь решето, уходит под землю, в неисчислимые пещеры. Там прохладно и сыро. Там журчит и булькает кристальной чистоты вода, которой наверху нам катастрофически не хватает. Местные пастухи при встрече неделю назад клялись близкими родственниками, что в этих краях видимо-невидимо грибов. Оказалось – вранье! Ни черта съедобного тут не растет. Мой постоянный напарник по восхождениям – Гриша Лопаткин, смуглый от природы, а ныне напоминающий обличьем головешку из костра, нашел-таки нечто скользкое и изъеденное червяками. Если бы не я, Гришка съел бы это. Я видел, какими глазами он смотрел на бывший гриб, какие спазмы сводили его горло, какие голодные слезы закипали в покрасневших глазах! Я молча взял его за плечи и увел, слегка упирающегося, за колючий куст. Там, сидя на сухой траве, достал из рюкзака теплую флягу с остатками воды и протянул ее Грише. Григорий знал, что за этой водой я рано утром полтора часа бежал вниз, в долину реки, а потом больше двух часов поднимался обратно на плато. Нес на себе восемь алюминиевых фляг увеличенного до полутора литров объема. Фляги холодили спину сквозь рюкзак и радовали своей тяжестью. Сейчас было уже около четырех часов. Флягу Гриши мы выпили еще в первой половине дня. Так и хотелось сказать «до обеда». Но поскольку обеда как такового не было, то решили раздражающее слово изъять из употребления до лучших времен.

Гриша побулькал флягой, но не стал ее открывать, а обратился ко мне с вопросом:

– А нельзя было сделать так, чтобы флягу раздуло до двух литров?

Вопрос был серьезным и злободневным. Тем более, что я еще не объяснил, каким образом литровая фляга увеличила свою жизненную емкость в полтора раза. Еще задолго до этого выхода в горы, фляги в спасотряде пережили модернизацию, продиктованную суровой действительностью. Так как фляга предусматривала некий аварийный запас воды в безводье, то вопрос ее количества напрашивался сам собой.

Мой армейский опыт в который раз пришел на помощь: фляги поочередно укрепляли в развилке пня и стреляли в горлышко из карабина холостым патроном 7,62 мм. Потом флягу долго полоскали с песком, чтобы вытравить запах пороховых газов. В результате такой модернизации фляга становилась приятно округлой по форме и значительно увеличивалась в объеме. Правда, в брезентовый чехол она уже не помещалась.

И вот Гриша задал вопрос. Следовало над ним подумать. А что, если стрельнуть не один, а два раза? Карабина у нас с собой не было. Была «мелкашка» – ТОЗ-3, которую из-за общей потери сил я уже не раз намеревался пристроить навеки за каким-нибудь камнем. Патронов было всего семь. Надежда подстрелить хоть плохонькую дичь была более чем сомнительной по причине полного отсутствия последней.

Карстовые «поля» вокруг нас с Гришей полями назвал кто-то исключительно для издевательства. Крутые склоны, изрытые воронками, известняковые столбы, расселины, поросшие чахлыми деревцами… Иногда этот безрадостный пейзаж сменялся еще более жутким – непролазными чащобами из ежевики, магонии иглистой, лавровишни и еще чего-то сильно пахнущего и тоже с колючками. В этом кавардаке и потерялся парень, которого мы пытались разыскать, если честно, то уже скорее по запаху.

Каждый вечер, сидя у костра, мы подводили итоги прошедшего дня, заштриховывая на карте осмотренные участки и поглядывая в сторону радиостанции. Она о чем-то невнятно сипела, но спасработы не отменялись, хотя мы неоднократно докладывали о своем бедственном положении. Тушенка была съедена, консервные банки неосмотрительно расплющены и сожжены в костре. «Цыпленок в собственном соку» Невинномысского консервного завода забыт навеки – погремушка из птичьих костей в мутноватой жидкости, вызывавшая справедливое раздражение несоответствием веса банки заявленной калорийности. Рис собран до последнего зернышка в швах мешочков и тоже безжалостно съеден. Что осталось, так сказать, в сухом остатке? Остались сухари еще дня на три-четыре при условии строгой экономии. Осталось две-три горсти гречки. Остался чай. Осталась полная пачка соли. Да, остался сахар-рафинад. Из расчета шесть кусочков на душу. Мы точно знали, что Умар Гербеков бережет от алчного коллектива пять плиток шоколада. Но это – НЗ, святое! На случай вовсе уж непредвиденный.