Вот он, мостик через ручей. Мы упали на снег, погрузили лица в воду и начали, захлебываясь, пить, совершенно отрешившись и от волков, и от усталости, и от боли. Прибрежный ледок лопался у нас под руками, рукава пуховок мокли в воде, но какой же это был восторг – наконец-то вволю напиться хрустальной горной воды!
Совсем в другом настроении добрели до соснячка. Свернули в чащу, и тут что-то со страшным шумом рванулось в сторону почти у нас из-под ног! Вика истошно закричала, а я бросился вперед со своим несчастным ледорубом наперевес, предполагая худшее: волки! Слава богу, оказалось, что это не волк, а, кажется, собака. Что она делала ночью за забором – один Аллах знает! С великим трудом, цепляясь кошками за проволоку, мы протиснулись сквозь дырку в заборе. Вика совсем обессилела, и я вел ее по территории турбазы, придерживая под руки, как тяжело раненного бойца. При этом сам кренился вправо, наподобие крейсера с пробоиной ниже ватерлинии.
Не снимая кошек, мы взошли на крыльцо и ввалились в коридор. Удерживать Вику на ногах у меня больше не было сил, и она опустилась на пол, прислонившись к стене. Так и есть: из-за двери комнаты Прусова раздавались гитарные аккорды. Подволакивая раненую ногу, я доплелся до двери, раскрыл ее и, указывая большим пальцем руки себе за спину, пробормотал:
– Там Вика, помогите!
И тоже сел на пол – ноги совершенно перестали слушаться.
Первая помощь заключалась, по мнению многоопытного Леонида Сергеевича, в своевременной анестезии. Нас чуть ли не силой заставили выпить по стакану коньяка, а уж затем приступили к осмотру и «реанимационным мероприятиям». Лариса Качанова занялась Викторией, а Прусов лично – мною. Потихоньку-полегоньку я оклемался до такой степени, что смог связно рассказать все, что с нами приключилось. От начала до бесславного конца.
– Ты время правильно рассчитал? – допытывался въедливый Сеначев.
– Ну, сами смотрите, Геннадий Михайлович: три часа на спуск, это же с полуторным запасом! Кто ж его знал, что склон обледенеет? С утра была оттепель, и днем особо не холодало. Задуло позже. И то еле-еле. Мы, уж простите, ледоруб ваш посеяли. Я в городе верну, у меня есть в запасе.
– Не смей заикаться о какой-то железке! – рассердился Сеначев. – Скажи спасибо, что живы остались! С тебя только пузырек йода – вон извели сколько мадикамента!
У дальней стенки я заметил снаряженные рюкзаки. По всему видать, готовился ночной выход нам на помощь.
– Я не шутил, когда говорил тебе про ружье, – добавил Боря Атабиев. – Утром схожу, поищу рюкзак, посмотрю следы.
Вошла слегка расстроенная Лариса.
– У Виктории не спина, а сплошной синяк, – с укоризной, поглядывая на меня, сообщила она. – А так, катастрофических повреждений нет. Пуховка – в клочья. Штанишки тоже приказали долго жить, перевела их Вика кошками в разряд ветоши! Заснула девушка и спать будет долго. Я ей элениум дала, а то ее всю колотило. Все пыталась про злых волков рассказать и про тебя, Александр, какой ты изверг!
Сообщение о штанах Виктории внесло долгожданную оптимистическую ноту в общий климат холла турбазы. Сережа Качанов захлопотал у стола, расставляя то, на что я был уже в состоянии реагировать. То есть еду. Ныла нога, перевязанная эластичным бинтом, болели руки от упражнений с ледорубом, но душа ликовала, что все так хорошо закончилось. Я сижу за столом с друзьями. У них встревоженные лица, они так же, как и я, рады счастливому окончанию восхождения.
Халид пристроился с гитарой на краешке дивана и тихонько запел одну из песен Юры Кукина, которую он исполнял не хуже самого автора:
Ты скучаешь – вата валит с неба,
По неделям вьюги и метели,
У дороги домики под снегом,
Будто белые медведи.
Заплутали мишки, заплутали,
Заблудившись в паутинках улиц,
И к Большой Медведице, как к маме,
В брюхо звездное уткнулись.
Молоком течет по снегу ветер,
Обдувая сгорбленные крыши,
Будто белых маленьких медведей
Мама языком шершавым лижет.
Заплутали мишки, заплутали,
Заблудившись в паутинках улиц,
И к Большой Медведице, как к маме,
В брюхо звездное уткнулись.
Не грусти – сбываются надежды,
Хоть деревья в зимних одеяньях,
Будто мишки в шубах белоснежных
Кружатся под Северным сияньем.
Заплутали мишки, заплутали,
Заблудившись в паутинках улиц,
И к Большой Медведице, как к маме,
В брюхо звездное уткнулись.
Ты скучаешь – вата валит с неба,
Всю неделю вьюги и метели,
У дороги домики под снегом,
Будто белые медведи.
Заплутали мишки, заплутали,
Заблудившись в паутинках улиц,
И к Большой Медведице, как к маме,
В брюхо звездное уткнулись.
Пушистые, медленные снежинки плыли у меня перед глазами в ритме спокойного вальса. Я не заметил, как задремал на диване. Смутно ощутил, что кто-то, не знаю кто, подложил мне под голову подушку. Иногда я разлеплял веки и тихо радовался оранжевым отблескам от камина на противоположной стене.
Утром в холл вошла Лариса и сообщила собравшимся, что Вика чувствует себя вполне прилично и собирается к завтраку. Все зааплодировали.
Позже пришел заснеженный Боб Атабиев с ружьем на плече. Принес клочья того, что было когда-то рюкзаком Виктории.
– До дна долины стая не дошла метров пятьсот, – рассказал Боря. – Спала в кустарнике. А утром отправилась проведать вас с Викой. На тот случай, если бы мы не подоспели, и вы тоже решили заночевать при выходе из леса. Ночью снег пошел. Хорошо, что пихты снег удержали, а то не нашли бы мы ваших косточек… Наверное, еду несли в этом рюкзаке. Видите, что от него осталось?
– Отчего же ночью они не решились нас скушать? – спросил я у Бориса.
– Скорее всего, ветер вам помог. Он дул по кулуару вверх, отсекал вас от волков. Видеть они вас не могли, поэтому и не спешили. А под утро ветер сменился, а от рюкзака, наверное, очень вкусно пахло.
– Там еще была початая бутылка рябины на коньяке, – проинформировал я коллектив, который внимательно слушал Атабиева. – Выпили ее звери, что ли?
– Бутылки я не заметил, – начал оправдываться Борис. Потом засмеялся, достал «рябину» из кармана пуховки. – Не удалось-таки от вас утаить! Что ж, приглашайте девушку-спортсменку, комсомолку и красавицу! Разольем на всех поровну, чтоб нам серые волки никогда не приснились!
Бешеные деньги
Посмотрела хозяйка в оконце и ахнула:
– Опять принесло пьяного кума на мою голову! Деньги будет клянчить, не иначе. Этому охломону неведомо, откуда деньги берутся! Вкалывать надо, вкалывать, а не в сторожах спать по двадцать часов в сутки!
– Здравствуйте, уважаемая Татьяна Николавна!
– Здравствуй, кум-непоседа! По делу зашел, или как?
– Или как, кума. У Семена Дербенева сегодня девку выдают. Народ гулять будет. Пойдете?
– Так ведь не звали!