В дверь тихонько постучали. Так и есть – Виктория. Не спится ей, видите ли, на гору хочется! Я встал, открыл дверь и в расчете озадачить свою возможную клиентку спросил:

– А ты подумала, что мы есть будем? Сейчас и днем, когда заползем на склон?

Мой расчет оказался неверным. Викторию, теперь уже ясно стало, голыми руками не возьмешь! Четко, как солдатик, она отрапортовала:

– Завтрак готов и ожидает в холле! Припасы в дорогу припасены: хватило богатых остатков с именинного стола!

Что мне оставалось делать? Вытряхнул из рюкзака ненужные вещи, уложил пуховку, аптечку, фонарик, кошки, фотоаппарат, взял у Вики увесистый пакет с едой. Вроде бы и все. Посмотрел, как снаряжена Виктория. Все на ней было в норме – теплое и аккуратное. Даже «фонарики» – бахилы для ходьбы по глубокому снегу не забыла.

Мы сошли с деревянного крыльца в темную Архызскую ночь. Свет на турбазе экономили, поэтому путь до дырки в заборе, через которую нужно было пролезть, прошли освещая снег фонариком. За дыркой, метров пятьдесят, через густой подрост-соснячок тянулась узенькая тропочка до перпендикулярно расположенной дороги. Точнее санной колеи, по которой работники заповедника возили сено с летних копен. Снег на колее был по-ночному плотным. Мы шли, со свистом приминая наст, сначала вниз, потом полого вверх, потом опять вниз, к ручью. Ручей не замерзал зимой и имел исток в большом кулуаре, по борту которого нам предстояло подниматься. Минут через десять дошли до ручья и обнаружили, что небо на востоке слегка посветлело.

Сама гора Красная находится на территории заповедника, значит, наше пребывание здесь можно было считать нелегальным. Особыми последствиями встреча с егерями нам не грозила, но с идеей восхождения пришлось бы распрощаться. Успокаивало, что в такой ранний час нормальные егеря, в отличие от нас, смотрят сладкие утренние сны. Обход будет позже. По этим правилам на Красную ходил не один десяток альпинистов – мероприятие проверенное.

Пересекли большой конус выноса. Летом тут заросли малины, а сейчас ничего, кроме плотных снежных бугров. Слава богу, снег держит! До леса дошли на одном дыхании. В лесу снега оказалось совсем мало. Кое-где даже была видна голая земля. Тропа резко начала набирать высоту.

«Проверим, каков у вас спортивный задор, мадемуазель?» – подумал я про себя, слегка прибавляя темп.

Виктория не отставала. Звезд на небе было практически не видно – мешала легкая дымка. Убывающая луна смотрелась размытым пятном. Это меня слегка беспокоило.

Через два часа, пройдя лесную зону, мы вышли на когда-то альпийские луга, а сейчас пологие снежные холмы. Если в лесу тропа слегка просматривалась, то тут она полностью исчезла под снегом. Пришлось выбирать маршрут по памяти, стараясь не угодить в глубокие сугробы. На перевал мы не пошли, там надуло снега выше всяких похвал! Не пошли мы и традиционным путем, подрезая-траверсируя склон большого холма, который лежал прямо по курсу. Холм сплошь порос березовым криволесьем, но сейчас только редкие фрагменты верхушек деревьев торчали из снега.

Чтобы не терять высоту, я повел Вику по длинной дуге, планируя выйти к началу маршрута восхождения, некрутому гребню. По этому пути предполагалось без особых опасений добраться до вершины. Главное, нечаянно не нагрузить снежный козырек и не обрушить его. Если это произойдет в сторону кулуара, по которому мы поднялись от ручья, то двоих гостей именинник не досчитается!

На подходе к холму начались трудности. Снег размяк, хотя солнца не было. Вчерашний южный ветер принес оттепель. Небо постепенно затягивало, и вершина, к которой мы стремились, проглядывала эпизодически сквозь мутную пелену. Под холмом, я надеялся, пройти еще удастся. А дальше – одолеть бы выход на гребень, метров сто-сто двадцать, потом должно стать легче. От того места, где мы находились, гребень успокоительно блестел настом или льдом. Детальнее разглядеть было невозможно. Кошки у нас были, поэтому вся надежда была на то, что мы не увязнем под холмом. Я посмотрел на часы: было десять минут одиннадцатого. Мысленно отмерил нам с Викторией час до гребня. Если не пробьемся, надо поворачивать – взойти на вершину до темноты мы не успеем! Вернее, на вершину-то мы, может быть, и взойдем, а вот спуститься не успеем точно.

Самый кайф начался при выходе на гребень. Вроде бы до него рукой подать, но снег совершенно перестал держать, и мы проваливались по грудь, а иногда и с головой. Это была уже не ходьба, а разгребание снега руками, раскачивание в снежных ямах, утрамбовывание снега коленями и беспомощное ползание. Если добавить, что склон чем дальше, тем круче уходил вверх, то средняя скорость нашего передвижения упала до десяти-пятнадцати метров в час.

– Саша, я, кажется, ледоруб потеряла, – подала снизу задыхающийся голос Виктория.

– Что значит – «потеряла»? Он же у тебя к рюкзаку был присобачен!

– Может быть, мне вернуться, поискать?

– Где ж его найдешь в этом месиве? Будем возвращаться, поищем. А вообще, нам бы тут снегоступы и хорошие лыжные палки не помешали бы! От твоего ледоруба все равно никакого толку!

– Так ведь это не мой ледоруб, а Сеначева.

– Сейчас и Сеначеву от этого ледоруба тоже никакого толку! Приедем домой, я ему компенсирую утрату из своих запасов.

Идти на вершину по крутому обледенелому гребню без ледоруба было бы непростительной безответственностью. Все решилось само собой. Но не упрекать же за это Викторию! Вон, смотрят на меня из снежной траншеи круглые, виноватые черные глазки. И огорченно шмыгает покрасневший носик.

Уже только из принципа мне хотелось добраться до гребня и пощупать его: наст или лед? В двенадцать часов, совершенно обессилев, я повалился в снег. Даже свитер промок от пота, а от головы поднимался пар, как от кипящего чайника. До гребня оставалось еще столько же. За нами тянулась безобразная траншея с отпечатками наших рук, ног и тел в тех местах, где мы, выбившись из сил или поскользнувшись, падали, как подкошенные.

– Всё, Виктория, – обернулся я к напарнице, – отвоевались! Не повезло в этот раз, тульский ты мой самоварчик. Повезет в другой, обязательно. Давай посмотрим, чего ты, заботливая, натаскала в наш бродячий табор. Подкрепимся – и назад. На спуске еще помаяться придется. Видишь, снег раскис, значит, до леса будем идти вдвое медленнее. Хоть и вниз.

Мы достали из рюкзаков пуховки, накинули их на себя, чтобы не простыть, вытоптали в снегу сиденья и что-то вроде столика, распаковали припасы. Молодец, Виктория! Прусов и компания наверняка горевали утром, когда обнаружили, что остатки шашлыка исчезли вместе с восходителями, с ними же и маринованные огурчики, и печеная картошечка, и армянский лаваш, и даже непочатая бутылочка рябины на коньяке!

– Хотела отметить победу на вершине, – попыталась оправдаться Вика.

Торопиться больше было некуда. Вершина Рыжей безнадежно исчезла в серых клочковатых облаках. Снизу стал задувать ледяной ветерок, протолкавшийся в конце концов в Архыз с севера. Мы хорошо поели, по парочке раз приложились к бутылке с горьковатым рябиновым напитком, пытаясь слегка сгладить горечь поражения.

Идти вниз оказалось почти так же тяжело, как и вверх. От холодного ветра образовался пока еще непрочный наст. Он легко ломался под ногами, и мы постоянно проваливались по грудь в вязкий снег. Пробовали идти по своим следам, потом по целине – все было плохо. До начала косого спуска к лесу от того места, где мы свернули, отказавшись подниматься на перевал, мы с Викторией добирались больше полутора часов! Отдыхали все чаще и чаще, хотя и высота была пустяковой. А поселок – вот он, почти под ногами!

До первых сосен в лесу доползли, когда часы показывали четверть четвертого. Глубокие сугробы, которые основательно измотали нас, закончились. Впереди ожидался почти чистый от снега участок маршрута, что не могло нас не радовать.

Обычно спуск по несложным склонам занимает вдвое меньше времени, чем подъем. Но мы с Викторией очень устали, и успеть спуститься до наступления темноты становилось первоочередной задачей.