«Опять войны разноголосица…» Опять войны разноголосица На древних плоскогорьях мира, И лопастью пропеллер лоснится, Как кость точеная тапира. Крыла и смерти уравнение, С алгебраических пирушек Слетев, он помнит измерение Других эбеновых игрушек, Врагиню-ночь, рассадник вражеский Существ коротких, ластоногих И молодую силу тяжести: Так начиналась власть немногих… Итак, готовьтесь жить во времени, Где нет ни волка, ни тапира, А небо будущим беременно – Пшеницей сытого эфира. А то сегодня победители Кладбище лёта обходили, Ломали крылья стрекозиные И молоточками казнили. Давайте слушать грома проповедь, Как внуки Себастьяна Баха, И на востоке и на западе Органные поставим крылья! Давайте бросим бури яблоко На стол пирующим землянам И на стеклянном блюде облако Поставим яств посередине. Давайте всё покроем заново Камчатной скатертью пространства, Переговариваясь, радуясь, Друг другу подавая брашна. На круговом, на грозном судьбище Зарею кровь оледенится, В беременном глубоком будущем Жужжит большая медуница. А вам, в безвременьи летающим Под хлыст войны за власть немногих – Хотя бы честь млекопитающих, Хотя бы совесть – ластоногих! И тем печальнее, тем горше нам, Что люди-птицы – хуже зверя И что стервятникам и коршунам Мы поневоле больше верим. Как шапка холода альпийского, Из года в год, в жару и в лето, На лбу высоком человечества Войны холодные ладони. А ты, глубокое и сытое, Забременевшее лазурью, Как чешуя, многоочитое, И альфа и омега бури, – Тебе, чужое и безбровое, Из поколенья в поколенье Всегда высокое и новое Передается удивленье. «Жизнь упала, как зарница…»
Жизнь упала, как зарница, Как в стакан воды ресница, Изолгавшись на корню, Никого я не виню… Хочешь яблока ночного, Сбитню свежего, крутого, Хочешь, валенки сниму, Как пушинку, подниму. Ангел в светлой паутине В золотой стоит овчине, Свет фонарного луча До высокого плеча. Разве кошка, встрепенувшись, Черным зайцем обернувшись, Вдруг простегивает путь, Исчезая где-нибудь… Как дрожала губ малина, Как поила чаем сына, Говорила наугад, Ни к чему и невпопад. Как нечаянно запнулась, Изолгалась, улыбнулась Так, что вспыхнули черты Неуклюжей красоты. Есть за куколем дворцовым И за кипенем садовым Заресничная страна: Там ты будешь мне жена. Выбрав валенки сухие И тулупы золотые, Взявшись за руки, вдвоем Той же улицей пойдем Без оглядки, без помехи На сияющие вехи – От зари и до зари Налитые фонари. 1925 «Мне кажется, мы говорить должны…» Мне кажется, мы говорить должны О будущем советской старины, Что ленинское-сталинское слово – Воздушно-океанская подкова, И лучше бросить тысячу поэзий, Чем захлебнуться в родовом железе, И пращуры нам больше не страшны: Они у нас в крови растворены. Апрель – май 1925 «Мир начинался страшен и велик…» Мир начинался страшен и велик: Зеленой ночью папоротник черный – Пластами боли поднят большевик – Единый, продолжающий, бесспорный, Упорствующий, дышащий в стене: Привет тебе, скрепитель дальнозоркий Трудящихся! Твой угольный, твой горький, Могучий мозг – гори, гори стране! Апрель – май 1925 «Ты должен мной повелевать…» Ты должен мной повелевать, А я обязан быть послушным. На честь, на имя наплевать, Я рос больным и стал тщедушным. Так пробуй выдуманный метод Напропалую, напрямик: Я – беспартийный большевик, Как все друзья, как недруг этот! Май(?) 1935 Железо Идут года железными полками, И воздух полн железными шарами. Оно бесцветное – в воде железясь, И розовое, на подушке грезясь. Железная правда – живой на зависть, Железен пестик и железна завязь. И железой поэзия в железе, Слезящаяся в родовом разрезе. 22 мая 1935 «Мир должно в черном теле брать…»
Мир должно в черном теле брать: Ему жестокий нужен брат. От семиюродных уродов Он не получит ясных всходов. Июнь 1935 |
