«На темном небе, как узор…» На темном небе, как узор, Деревья траурные вышиты. Зачем же выше и всё выше ты Возводишь изумленный взор? Вверху – такая темнота – Ты скажешь – время опрокинула И, словно ночь, на день нахлынула Холмов холодная черта. Высоких, неживых дерев Темнеющее рвется кружево: О месяц, только ты не суживай Серпа, внезапно почернев! 1909 «Сквозь восковую занавесь…» Сквозь восковую занавесь, Что нежно так сквозит, Кустарник из тумана весь Заплаканный глядит. Простор, канвой окутанный, Безжизненней кулис, И месяц, весь опутанный, Беспомощно повис. Темнее занавеситься, Всё небо охватить И пойманного месяца Совсем не отпустить. 1909 «Здесь отвратительные жабы…» Здесь отвратительные жабы В густую прыгают траву. Когда б не смерть, так никогда бы Мне не узнать, что я живу. Вам до меня какое дело, Земная жизнь и красота? А та напомнить мне сумела, Кто я и кто моя мечта. <1909> «Слишком легким плащом одетый…» Слишком легким плащом одетый, Повторяю свои обеты. Ветер треплет края одежды – Не оставить ли нам надежды? Плащ холодный – пускай скитальцы Безотчетно сжимают пальцы. Ветер веет неутомимо, Веет вечно и веет мимо. 1909? «Музыка твоих шагов…» Музыка твоих шагов В тишине лесных снегов, И как медленная тень Ты сошла в морозный день. Глубока, как ночь, зима, Снег висит как бахрома. Ворон на своем суку Много видел на веку. А встающая волна Набегающего сна Вдохновенно разобьет Молодой и тонкий лед, Тонкий лед моей души – Созревающий в тиши. <1909?> «В непринужденности творящего обмена…»
В непринужденности творящего обмена Суровость Тютчева – с ребячеством Верлена, Скажите – кто бы мог искусно сочетать, Соединению придав свою печать? А русскому стиху так свойственно величье, Где вешний поцелуй и щебетанье птичье! <1908> «Листьев сочувственный шорох…» Листьев сочувственный шорох Угадывать сердцем привык, В темных читаю узорах Смиренного сердца язык. Верные, четкие мысли – Прозрачная, строгая ткань… Острые листья исчисли – Словами играть перестань. К высям просвета какого Уходит твой лиственный шум – Темное дерево слова, Ослепшее дерево дум? Май 1910, Гельсингфорс «Когда мозаик никнут травы…» Когда мозаик никнут травы И церковь гулкая пуста, Я в темноте, как змей лукавый, Влачусь к подножию креста И пью монашескую нежность В сосредоточенных чертах, Как кипариса безнадежность В неумолимых высотах. Люблю изогнутые брови, И краску на лице святых, И пятна золота и крови На теле статуй восковых. Быть может, только призрак плоти Обманывает нас в мечтах, Просвечивает меж лохмотий И дышит в роковых страстях. <Лето 1910, Лугано> «Под грозовыми облаками…» Под грозовыми облаками Несется клекот вещих птиц: Довольно огненных страниц Уж перевернуто веками! В священном страхе тварь живет – И каждый совершил душою, Как ласточка перед грозою, Неописуемый полет. Когда же солнце вас расплавит, Серебряные облака, И будет вышина легка, И крылья тишина расправит? <Не позднее 5 августа 1910> «Единственной отрадой…» Единственной отрадой, Отныне, сердцу дан – Неутомимо падай, Таинственный фонтан. Высокими снопами Взлетай и упадай И всеми голосами Вдруг – сразу умолкай. Но ризой думы важной Всю душу мне одень, Как лиственницы влажной Трепещущая сень. <Июль> 1910 |