Она миновала залу королевских покоев, приветливо кивнув склонившим головы гвардейцам. И нырнула в королевский кабинет: его муж практически подарил ей для тех занятий, которые терпеть не мог. Сам он заглядывал в ненавистное место пыток лишь поприветствовать супругу после очередной отлучки. С тех пор, как он вручил ей огромный перстень с родовой печаткой Атадитов вместо камня, королева трудолюбиво разгребала все насущные проблемы Суабалара. Даже научилась рисовать размашистые росчерки волеизъявлений Саилтаха.

Наштиры короля – и казначейский, и посольский, и внутренних дел – быстро признали за ней это право, ибо порядка в делах стало куда больше. Диамель оказалась последовательной и упорной ученицей, чем подкупала даже таких неподкупных скептиков. Но главное, королева никогда не затягивала дела, как вечно бегающий от них король.

Ещё парочка наштиров – безопасности и военный – редко забрасывали её проблемами, ибо такими делами король занимался исключительно собственноручно. Но и эта парочка постепенно признала за его супругой право помогать в нелёгком, обширном и утомительном деле управления государством. Остальным же без надобности знать, кто в действительности правит мирной жизнью народа.

Пока ещё мирной – привычно отметила Диамель, опускаясь в кресло мужа, давно забывшее, как выглядит хозяин. Она неспешно расправила платье, скинула туфли и устроила ноги на мягкой подушке. Рассеянно оглядела стол, на котором почти не было свободного места, но царил безупречный порядок – нескончаемый повод для насмешек Саилтаха. Безотчётно переставила с места на место чернильницу, взяла перо, проверила, хорошо ли заточен кончик.

Взяла с глубокого подноса, стоявшего по правую руку, свиток, венчавший целую горку своих двойников. Сломала печать, развернула и привычно пробежала глазами. Свернула, задумалась. Голова не желала сосредоточиться на работе. Пока ещё мирной – крутилось в ней детским волчком, и от этого несносного верчения все остальные мысли разлетались мелкими брызгами.

Наштир казначейства – достопочтенный Фурах Асун – научил её многим вещам, и Диамель высоко ценила советы старика. Самой любимой его присказкой была полушутка-полуистина: не можешь работать – не работай. Не мучай собственную опустевшую голову сейчас, дабы после та же участь не постигла другие головы, вынужденные исправлять твои ошибки. Смешно и мудро – улыбнулась Диамель, потеряно собираясь с мыслями. А заодно пытаясь нащупать, что же не даёт ей покоя? Почему она никак не может сосредоточиться?

Прочитанный свиток лёг на поднос по левую руку. Диамель тотчас подняла его и переложила на самый широкий и длинный поднос прямо напротив. Тут свитки лежали плотными рядами в три этажа, будто брёвна на лесопилке. Насущные и пока не разрешённые проблемы, над которыми придётся биться ни один день. Диамель сощурилась на этот свой самый нелюбимый, самый коварный поднос и показала ему язык. Но даже это не доставило привычного мимолётного удовольствия.

Видимо, уже всего её хвалёного здравомыслия не хватает, чтобы победить страх перед будущим, что по капле нарастает каждый день. И вот-вот переполнит чашу.

– Горюешь? – очень серьёзно спросил Саилтах, приоткрыв дверь кабинета.

– Горюю, – вздохнула она, вымучив улыбку.

Он вошёл, закрыл дверь. Протопал своими тяжёлыми сапожищами к столу и уселся на край, небрежно отпихнув большой поднос. Несколько свитков тут же скатились с него, указав хозяйке, как недопустимо вольно обращаются с такими важными документами. Руки машинально взялись наводить порядок. А Саилтах хмыкнул и заметил:

– Ты всё-таки жуткая зануда.

– Я аккуратна, – вяло огрызнулась королева, восстанавливая гору свитков. – А ты свинтус. А тут тебе не военный бивак. И слезь со стола. Достопочтенный Фурах терпеть не может эти ваши походные замашки.

– Этот старый ворчун что, придёт? – капризно сморщил нос Саилтах.

Однако и не думал покидать стол.

– С минуты на минуту, – мстительно уколола вредоносного засранца королева. – Его весьма обрадует твоё присутствие на нашем ежедневном обсуждении дел. – Ты слишком давно не баловал Фураха своим вниманием.

– Захочу, и сегодня не стану, – досадливо дёрнул он выбритой башкой.

Диамель невольно коснулась взглядом тёмной щетины и уколола об неё сердце. Саилтах избавлялся от своих густых непослушных волос в единственном случае: когда отправлялся по военным и пограничным лагерям надолго.

Ещё ночью её пальцы блуждали в отросших, мокрых от пота прядях, прижимая к себе его голову. Ещё несколько часов назад эти пряди опускались на её лицо вместе с любимой тяжестью, что подгребала под собой нетерпение распалившегося тела. И вот теперь пора. Брадобрей короля обозначил границу их разлуки, которая вовсе не обещает скорой счастливой встречи.

– Наш военный наштир премного тобой доволен, – попытался Саилтах приободрить жену сомнительным комплиментом.

– Наш военный наштир хотя бы примерно представляет, чего стоит вооружить две новые тысячи пеших латников, которых он намерен поставить в строй? Я понимаю, что вы это сделаете. И окончательно прикончите казну, – без малейшего упрёка в голосе ровно предупредила королева.

– Ты придумаешь, как с этим справиться, – мрачно зыркнул на неё Саилатх. – Ты же у меня знаменитая на весь Суабалар разумница.

– Налоги поднимать нельзя, – покачала головой Диамель. – Больше нельзя. Люди всё понимают. И всем, чем могли, уже помогли. Дальше только обнищание. Фурах говорит, что оно, как камень: стоит столкнуть его с горы, и дальше его падение уже не остановить. Без жертв.

– Нам нужны северяне, – процедил Саилтах, раздражённо пялясь в стол.

– Очень нужны, – подтвердила Диамель. – Но у нас их нет. А имперские пираты совсем задушили торговлю с севером. Твой флот не справляется. У нас благословенная, богатая страна. Но слишком длинное побережье. А всё, что не берег океана, то горы. Я понимаю, что ты стараешься беречь моё сердце. Но скажи честно: стычки на горных границах и с пиратами участились? Сколько я не пыталась добиться правды, все отмалчиваются или врут. Ты слишком стараешься поберечь моё сердце, – с упрёком повторила она.

– Люблю наверно, – невесело хмыкнул король. – Ты слишком в меня вросла. Теперь я не переживу такой потери. Теперь я знаю, что это такое. Ты сделала меня слабым.

– Ты тоже, – опустила она глаза. – Но я стараюсь об этом не думать. Мне просто нельзя о таком думать.

Саилтах поднялся, обошёл стол, с силой развернул к себе кресло, противно завизжавшее ножками по узорчатым плиткам. Опустился перед женой на колени, зарылся лицом в складках платья. Диамель гладила его по голове, щекоча ладошки о щетину. Прощалась с ним, молясь Создателю, чтобы тот присмотрел за её мужем, который ни в чём не знает удержу. Не умеет воевать на безопасном расстоянии от врага.

Что ей громкая слава мужа, как великого воина и полководца – ей нужен сам муж. Целый и невредимый – его славу она готова отдать кому угодно. Только он никогда не сменяет её на славу труса. А она не осмелится её отобрать, ибо это Саилтах не простит никому.

Дело даже не мальчишеских перегибах насчёт славы и позора. Дело в том, что, в отличие от неё, Саилтах действительно король. Такие понятия, как народ, его страна, его земля, в представлении мужа являли собой нечто огромное и важное, как сама жизнь. Саму суть его собственного существования – отними её, и он, пожалуй, растеряется, пытаясь осознать себя заново. Как совершенно иного человека, прежде ему самому незнакомого. Сколько себя помнил, Саилтах ощущал себя неотъемлемой частью Суабалара и оттого так яростно реагировал на любые попытки навредить своей земле.

С самой ранней юности, когда ему впервые дозволили служить на горной пограничной заставе. Катадер заставы изрядно намучился с пылким юнцом, которого нужно было сохранить любой ценой. Но Саилтаху повезло: старый опытный воин не стал запирать второго наследника королевства. Не обвешал сверх меры охраной, а приставил к нему несколько самых опытных воинов. И не просто так, а выдав им почти неограниченные полномочия на обучение дерзкого высокородного щенка.