Со стороны отряда послышался шум: воины поспешно прыгали на землю и замирали в поклоне – кто как умел. Надо было что-то сказать, а в голову, ну, ничегошеньки не лезло.

Что делает всякая благоразумная девушка, если в этом месте ей не нравится? Правильно: бежит в другое, зачастую даже не утруждая себя объяснениями. Вот та самая благоразумная девушка в ней и велела ногам продолжать топать вдоль обочины, не оборачиваясь. И старательно выкидывая из головы случайного знакомца.

Может, он уже так навпечатлялся, что, наконец-то, отвяжется? И она найдёт своих детей, от которых ни слуха, ни духа. Кстати, а с какой это стати? Куда запропастились эти балбесы и чем заняты? ЗУ здесь, стало быть, Челия где-то неподалёку. Заигрались, и потеряли счёт времени? Ага, особенно ЗУ, у которой всего две причины для приложения усилий: еда и безопасность. Решили помучить няньку?

Задумавшись, она не сразу поняла, что отряд воинов продолжает следовать за ней, хотя и на почтительном расстоянии. Таюли остановилась и нехотя обернулась. Даймар – уже верхом – тотчас понукнул коня, торопясь приблизиться к демону, от которого никак не желал отцепиться по-хорошему.

– Мне подумалось: может, высокочтимая госпожа пожелает ехать верхом? – оправдал он свою навязчивость. – Я не могу отделаться от мысли, что она даром утруждает свои ноги.

– И вправду даром, – не поскупилась на издёвку Таюли.

И тут же почувствовала тычок в ногу – невидимое щупальце услужливо напоминало о бессмысленности пешего путешествия. Окончательно разозлившись, она бессовестно залезла на ЗУ и поплыла вперёд, из вредности не говоря ни слова и не оборачиваясь. Так она и вредничала до самого поворота дороги, за которым, наконец-то, узнала, что с детьми всё в порядке.

Таюли слезла на землю и подошла к старику священнику, что сидел на обочине и бормотал молитвы, тупо пялясь в пустоту. Неподалёку от него по лугу бродили осёдланные кони, беззаботно набивающие брюхо. А прямо посреди тракта валялись скрюченные трупы стражников святилища. С таким особенным цветом лица, что ошибиться в причине их смерти мог только какой-нибудь морской моллюск, да и то нездешний.

– Это кара? – невозмутимо осведомился Даймар, незаметно подкравшись сзади.

Таюли едва не подпрыгнула, но сумела удержаться от воплей, процедив:

– Да.

– Не удивлён, – презрительно бросил высокородный аташтар и настоящий воин. – Эти скоты вконец обнаглели.

– Это общая болезнь всех, кто носит оружие, – раздражённо парировала Таюли.

Слова Даймара отчего-то покоробили, хотя он и высказал точь в точь её мысли. Порой собственную грубую категоричность ты способен разглядеть только вот так: получая её из чужих уст. И злишься на того, кто тебе её преподнёс, за то, что ткнул тебя носом в собственное дерьмо… Ой!

Поймав себя на этом родном «ой», Таюли невольно улыбнулась. И перестала расстраиваться из-за того, что сейчас никак ненужно. Она присела на корточки рядом со стариком и потеребила его за плечо. Тот перевёл на девушку мутный потерянный взгляд, но не увидел её. Пришлось теребить ещё и ещё, пока в глазах священника не прояснело. Он надрывно вдохнул и захлюпал носом:

– За что? Они служили Создателю…

– Они служили себе! – невольно вырвалось у Таюли под всё ещё саднящим впечатлением от мерзавца в такой же белой тунике. – Если они заслужили наказание Лиатаяны, значит, именем Создателя терзали людей. А, может, и наслаждались их терзаниями.

– Не-ет, – ни в какую не желал слышать подобную правду старик, отчаянно мотая всклокоченной седой головой. – Нет. Нет. Нет.

– Да, – в сердце Таюли всё меньше оставалось жалости к старому человеку. – И сейчас ты мне показал, кто тому виной. А я всё сомневалась. Всё пыталась оправдать таких, как ты. Надеялась, вы просто не знаете, что вас обманывают, как и всех остальных. Я привыкла уважать седины мудрых – так меня учили. Учил священник нашего святилища: милосердный и справедливый человек, не растерявший совесть. Но, видать, не под всякой сединой взращена мудрость. И не под всякой сохранилась совесть. Даже не разобрав дела, ты уже решил, что есть правда, а что нет.

Таюли не выдержала близости наливающихся злостью стариковских глаз и резко поднялась. А злость в его взгляде уже плавилась в ужасе – над её головой поднялась нестерпимо пылающая змейка. У неё и в мыслях не было просить о чём-то подобном ЗУ – змейка сама бросилась на завопившего отползающего священника и обвила его шею. Несколько секунд, и…

 Таюли поняла, что смертельно устала. Она добрела до противоположной обочины. Протащилась десяток шагов по лугу и упала в траву, подставив заледеневшее лицо солнышку. Змейка трепетала над ней, описывая замысловатые фигуры: то ли выпендривалась, то ли наслаждалась, ловя тепло небесного огня.

– Так что там с людьми, которых терзали? – нахально осведомился Даймар и плюхнулся рядом.

Нет, ну до невозможности… невозможный человек! Таюли едва не простонала, чтобы выплюнуть из себя жгучую досаду на весь этот день. Тут же вспомнила про чувствительную к её настроениям змейку и напряглась. Но та продолжала плясать, довольная обедом и собой – опасности-то не было, так чего ж на людей-то бросаться.

– Они свободны, – процедила Таюли и закрыла глаза.

– Стражи святилища не осмелились бы сами распускать руки. Там был ещё и священник замешан? – не отставал аташтак, поудобней развалившись на спине.

– Да.

– Полагаю, уже был?

– Да.

– А этот тоже с ним?

– Нет.

– Тогда…

– Ну, чего ты прицепился?! – завопила она и тут же почувствовала немалое удовольствие: – Отстань! Ты же ехал куда-то? Ну, так и езжай себе дальше. А мне не до тебя. Мне ещё своих деток нужно собрать.

– Каких деток? – опешил Даймар, попытавшись подняться.

Не тут-то было!

Так тебе и надо – злорадно подумала Таюли, даже с закрытыми глазами ощутив перемены в воздухе.

– Таких деток! – откуда-то с неба ухнулась на аташтака замызганная девчонка, выбив дух из его широченной груди.

– Сьюси-сьюси-сьюси-сью! – вовсю радовался её победе Улюлюшка, носясь вокруг повергнутого врага. – Брýбли-брýбли-брýбли-бру!

– Что это? – простонал Даймар.

И тотчас получил ответ на свой вопрос, когда маленькая пакостница взмыла в небеса:

– Ах, это.

– Оно самое, – усмехнулась Таюли, перевернувшись на бок и оперевшись на локоть. – Спасаться нужно вовремя. Когда предлагают. А не когда гром с неба грянет.

– Во дает! – восхитился аташтак и воин, любуясь воздушными кувырками демонюшки.

С дороги прилетели вопли одобрения и даже хлопки – его мужики расчищали проезд и ловили коней, посчитав их своей добычей.

– Не думал, что Лиатаяны вот такие, – вдруг посерьёзнев, заявил Даймар, пристально вглядываясь в лицо задумавшейся Таюли.

– Какие, такие? – нехотя отозвалась она.

– Совсем, как люди.

– Ты видишь то, что видишь, – досадливо нахмурилась девушка.

– Возможно. Но, я увидал достаточно, – упёрся он. – Вы почеловечней иных людей.

– Возьмём его с собой?! – рухнула с неба Челия и подлезла под бок няньки.

– Кого? – не поняла та, насторожившись.

– Да, его же, – Челия ткнула ногой в Даймара.

– Нет.

– Ну, дава-а-ай! Ну, возьмё-о-о-м!

– Возьмё-о-о-м! – помог ей подскакавший к ним Улюлюшка.

Нужно было открывать рот и вступать в препирательства, а язык не ворочался. Да и мысли об этой новой беде внезапно смылись куда-то, не оставив по себе и памяти. Неизменно лишь понимание, что её девочка по малолетству не осознаёт до конца собственной природы. Да и природы тех, кого почитает вообще не понять кем.

Как сказала Челия? У ЗУ нет ума? Таюли много думала об этом. Присматривалась, общалась, наконец, с самой-самим ЗУ. И теперь несколько иначе смотрела на демона, если считать его пусть не личностью, так хотя бы существом. У него просто не было души. Он не то, чтобы не умел, а самым натуральным образом не мог любить. Как не могла, скажем, рыба лазить по деревьям. Он не мог жалеть или злорадствовать, радоваться или печалится, к чему-то стремиться или от чего-то отказываться. Он знал лишь два желания: существовать и уничтожать то, что не даёт существовать.