– Чтобы убить ещё одного!.. Ну, того, кто тебе не нравится!

Перешёптывания переросли в пересуды, а головы пришли в движение. В передних рядах завертелись, а торчавшие за ними тянулись вверх в попытке разглядеть неугомонное и столь дерзкое дитя. Надо было немедля выяснить: чья это «радость» старательно накликает беду на отчие головы?

– Дети мои! – встревоженно повысил голос священник.

– Детей любят! – сокрушённо возразил голосок. – А ты их не любишь. Ты их мучаешь, говнюк мерзопакостный… Ой! Нет, всё равно: говнюк! Прости, нянька!

Пробираясь к алтарю, Таюли отметила: эти люди весьма опасаются веселиться открыто. Страшатся посмеяться над священником, хотя у того нет никакой законной возможности сурово их наказывать. Ну, во всяком случае, она знала именно это. Правда, отец что-то такое говорил о какой-то дурацкой статье в законах Суабалара, что касалась именно религии. Вроде бы, можно было довольно серьёзно наказать… кого-то за что-то – раздражённо подумала она, подбираясь уже к первым рядам. Могла бы и запомнить, свиристелка!

– Выведите из святилища это дитя! – бросил ворковать священник, доведённый тем, что на глазах становится посмешищем. 

Таюли, наконец-то, смогла его разглядеть, и была впечатлена: ей такого красавца встречать ещё не приходилось. В нём всё было безупречно. Мужественная мускулистая фигура… несколько неподобающе обтянутая чёрными штанами и короткой белой туникой с чёрным воротом. Прекрасное лицо с дивно гладкой и светлой для деревни кожей. Короткая курчавая бородка и укладка волнистых волос идеальны, будто над ними поработал брадобрей самого короля. Чувственные губы, большие глаза в длинных густых ресницах…

И что он тут делает – невольно подумалось ей. Ему бы в театр, куда собирают лишь самых красивых мужчин, дабы радовали глаза женщин, бегающих туда чуть не каждый день.

– Не выйдет! – предерзостно предупредил голосок.

При этом уже не из первых рядов, а откуда-то из-под потолка, разрисованного поучительными картинками о том, как должны жить почтенные люди.

– Не получится меня вывести! Я у нас невыводимая!..

Предел положен любому терпению, и деревенские всё-таки рыготнули в голос. Не все, но и этого священнику хватило, чтобы осерчать.

– Выведите сюда, ко мне этого ребёнка! – заорал он, вертя головой в поисках источника голоса. – И его родителей, дабы!..

– Мама не захочет! – честно оповестил голосок. – Или муж её не отпустит! Он добрый, но не любит, если мама уходит из дворца!

Шум моментально стих – пропустить такое никому не хотелось.

– Из дворца? – тотчас перестал гневно пыхтеть и сверкать очами в потолок насторожившийся священник.

– А чего она там делает?! – выкрикнули из задних рядов.

– Живёт! – принеслось из-под купола чуток удивлённо. – Чего там ещё делать, когда она королева?!

– Вон она! – завопил кто-то, и над толпой взметнулась рука. – Вон там! В самом верхнем ряду ниш!

Теперь все лица смотрели в указанную точку: в узкой затемнённой нише под потолком и вправду сидела, болтая ногами, маленькая девчонка. Над головами мячиком запрыгал вопрос, дескать, как она туда умудрилась забраться? И когда, если вот только-только препиралась со священником откуда-то из-под ног?

Таюли поняла, что её попытка подобраться к воспитаннице тайком превратилась в клоунаду. Она скинула капюшон, протолкалась к алтарю, задрала голову и, перекрывая гомон, закричала:

– Слезай оттуда!

– Ты сердишься?! Ну, за что?!! – завопила девчонка, потешно разводя ручки. – Этот ублюдок тут всех мучает! А виновата снова я ?!!

– Кто ты такая?! – рявкнул священник, воткнув палец чуть ли не в лицо поравнявшейся с алтарём Таюли.

– Это моя нянька! – закричала девчонка. – И не тыкай в неё пальцем, ублюдок!!!

Тишина стояла гробовая.

Таюли заметила знак, что подал кому-то рукой священник. Прямо перед ней, напротив алтаря распахнулась дверь и выпустила троих стражников святилища. О подобных субчиках говорили, будто те кое-где превышают свои полномочия. А после прячутся за спинами священников, которые тут же поднимают хай о несправедливых обвинениях и прочей чуши.

Она поморщилась, но отнюдь не испугалась – было бы глупо, состоя нянькой при Лиатаяне. Пусть и такой негоднице. А потому просто стояла, и просто смотрела на приближающихся молодчиков, которым больше пристало засесть на тракте с дубинами. Глаза людей были прикованы к этим троим, а потому они дружно вздрогнули, когда между стражниками и неизвестной девицей оказалась та самая девчонка, которая…

Кто-то охнул, кто-то вскрикнул. А кое-кто и взвизгнул, поскольку маленькая пакостница висела в воздухе, уперев руки в боки. Стражники приросли ногами к полу. Священник отступил назад и упёрся в алтарь, едва не завалившись на него спиной.

– Я не люблю, если обижают мою няньку, – сообщила девчонка спокойно и так громогласно, что у многих позакладывало уши. – А ЗУ ещё больше не любит. Вы его рассердили. Сами виноваты, – мстительно прогрохотало по всему святилищу.

И тут же из девчонки выметнулись три толстых длинных огненных языка, обрушившихся на стражей. А через мгновение им вдогонку вылетело ещё одно огненное щупальце и опутало священника, заставив опешивших людей подпрыгнуть.

– Это же Лиата! – завопил кто-то самый догадливый.

И над пятящейся к дверям толпой запрыгало одно из самых таинственных, самых страшных слов, что знали суабаларцы.

– Не орите! – потребовала та, оборачиваясь к людям. – Не трону я вас. Больно надо. Вы мне ничего плохого не сделали. Только себе. Вон вас какая толпища. А не можете пристукнуть одного подлого сучонка. Он вас мучает, а вы терпите. Как не стыдно? – укоризненно покачала головой демонюшка. – Ему же просто нравится, как вы мучаетесь. Как боитесь его. И он всё врёт, будто вы нарушаете закон. Он придумывает, как вы его нарушаете. А вы не говорите, что он врёт. Вот, как Саилтах узнает про эту гниду? А вы и про него плохо думаете, раз он вам не помог. А как вам помочь, раз вы трусы?

Краем глаза Таюли заметила, что в толпе происходит какое-то целенаправленное шевеление от дверей к алтарю. Она покосилась на священника – тот был жив, но боялся лишний раз вздохнуть. И не сводил выпученных глаз с запеленавшего его щупальца. Остальные, отшвырнув мёртвые туши, сыто плавали туда-сюда над алтарём, выписывая кренделя. В полутёмном огромном помещении это выглядело так красиво, что многие люди, незаметно для себя, расслаблялись, пялясь на диво, как заворожённые. ЗУ их успокаивает – догадалась Таюли и почувствовала облегчение: не запаникуют, не замечутся и не подавят друг дружку.

А к алтарю, меж тем, пробились те самые рыбаки, что негодовали по поводу судьбы какого-то… Вспомнила!

– Кого он собирался сегодня наказать? – шагнула Таюли навстречу рыбакам.

ЗУ выпустило вслед ей огненную змейку, что привычно обвилась вокруг шеи няньки. Рыбаки чуть попятились обратно к заохавшей толпе.

– Ну, хватит! – рассердилась Таюли. – Вы уже прекрасно поняли, что вас никто не тронет! Лиатаяны не обижают нормальных людей. Так о каком уродце вы там позади толковали? Этот негодяй хотел его казнить?

Рыбаки переглянулись, и вперёд выступил тот самый, кому она так не понравилась. Он одёрнул для чего-то куртку, попытался пригладить растрёпанные тёмные слипшиеся пряди густых волос. Наконец, одарил её злым прищуром чёрных глаз и отважно съязвил:

– Он никого не казнит, достопочтенная аташия.

– Я не аташия, – отмахнулась Таюли. – Мой отец был мастером своего дела.

– Он никого не казнит, почтенная госпожа, – повторил рыбак. – Этот подлец никогда не нарушает закон. И наказывает нас только по закону, – сквозь зубы процедил он и поднял вверх левую руку.

Вместо кисти из рукава торчал железный крюк.

– Я осквернил алтарь в собственном доме, – едко пояснил рыбак. – И потому мне отрубили только кисть. А этот, – ткнул он крюком вбок, и другой рыбак также поднял руку с закатанным до локтя рукавом, ниже которого была пустота. – Этот осквернил алтарь в святилище. Никто этого не видел. Никто, кроме… этих, – указал крюк на серые скрюченные трупы. – Они и свидетельствовали против моего друга. А потом и приговор исполнили. Но, только тут не все. Есть ещё с десяток.