Вадим Арнольдович закусил губу.

— Нет, Сергей Эрастович, ни в чем меня обвиняют, ни кто, этот господин не сказал. «Вставайте, Молжанинов, — только и потребовал он, — и следуйте за мной: я вас задерживаю!»… Да какие уж тут шутки, помилуйте! Вот он: стоит прямо сейчас надо мной и едва только руку к вороту не тянет!.. Передать ему трубку? Одно мгновение, Сергей Эрастович, передаю!

Молжанинов — без улыбки, без какого-либо другого признака торжества: почти любезно — протянул трубку Вадиму Арнольдовичу. Вадим Арнольдович подошел вплотную к столу и трубку взял:

— Гесс у аппарата, ваше превосходительство!

Первые несколько секунд Вадиму Арнольдовичу пришлось выслушивать что-то, что было, по-видимому, не очень-то для него приятным. Однако, улучив мгновение, он решительно вклинился в монолог Зволянского и твердо, хотя и вежливо, заговорил:

— Разумеется, ваше превосходительство, я знаю, что чины наружной полиции не имеют власти производить задержания, если только речь не идет о преступнике, схваченном на месте. Разумеется, ваше превосходительство, я никогда не осмелился бы поступить вопреки моему долгу, предписываемому мне положением о полицейской службе. И разумеется, ваше превосходительство, я действую не собственной прихотью или из иных, не соответствующих службе, побуждений. Задержание Молжанинова вызвано необходимостью проведения следственных мероприятий…

Вадим Арнольдович был вынужден замолчать, перебитый Зволянским, но, выслушав первые его слова, уже сам перебил директора Департамента:

— Я знаю, ваше превосходительство, что и следственные мероприятия не входят в компетенцию наружной полиции. Но в условиях чрезвычайных нас могут привлекать, и ныне сложилась именно такая ситуация. Михаил Фролович… да, ваше превосходительство: Чулицкий… Михаил Фролович снарядил следствие по фактам обнаружения серии убийств, жертвами которых, как мы считаем, стали, по меньшей мере, тридцать два человека… Вы не ослышались, ваше превосходительство: тридцать два человека. Но, возможно, это число еще возрастет, так как оно требует уточнения. В это число не входят и те, кого мы покамест не выделили в категорию жертв, тогда как, если это случится, даже ныне имеющаяся цифра, как минимум, удвоится.

И вновь Вадим Арнольдович был вынужден замолчать. Но на этот раз он не только слушал Зволянского, но и смотрел во все глаза на Молжанинова: вдруг побледневшего и, побледнев, откинувшегося на спинку кресла. «Брут», как давеча, ухватился руками за столешницу, но уже не ради того, чтобы дать опору своему смеющемуся телу, а в стремлении не упасть от ужаса: ужас явственно читался в его глазах. И то, и другое обстоятельства — бледность, практически испуг Молжанинова и явный страх «Брута» — лишний раз утвердили Вадима Арнольдовича в мысли о том, что он, Вадим Арнольдович, на верном пути.

Спохватившись — из трубки доносилось нетерпеливое: «Гесс! Отвечайте! Куда вы пропали, черт вас дери?» — Вадим Арнольдович оторвался от созерцания «Брута» и Молжанинова и ответил:

— Прошу меня извинить, ваше превосходительство: я здесь… Да, ваше превосходительство: доклад, безусловно, будет у вас. Просто следствие Михаилом Фроловичем открыто буквально минувшей ночью. Ни у кого из нас не было времени на составление рапортов: дело настолько масштабно, а нас так мало, что… да вы ведь и сами знаете, Сергей Эрастович!

Неожиданно сбившись с протокольного «ваше превосходительство» на человеческое «Сергей Эрастович», Вадим Арнольдович невольно произвел маневр, способный объединить директора Департамента с ним, полицейским, и оборвать, таким образом, связь директора с Молжаниновым. И маневр этот, нужно заметить, увенчался успехом: Зволянский, и без того уже сбитый с толку невероятным сообщением о серийных убийствах, тоже перешел на имя и отчество — с «Гесса» и даже с просто «вы там».

— Я не могу говорить свободно, Сергей Эрастович, вы понимаете… да. Но, вкратце, ситуация такова: Юрий Михайлович, я, наш офицер из Резерва и доктор… нет: его помощник, Шонин Михаил Георгиевич… мы работаем «на земле». У Михаила Георгиевича на руках труп… а, черт побери!.. нет-нет, Сергей Эрастович, извините…

Вадим Арнольдович, вспомнивший о том, что у него вообще-то была назначена встреча с доктором, обещавшим управиться с разбором заключений о причинах смерти несчастных жертв и, возможно, с установлением того препарата, которым их всех отравили, растерялся. Только теперь его осенило: действуя не сообразно данным ему указаниям, а по своему усмотрению, он начал запутываться сам и запутывать разработанную на совещании схему. Зачем, скажите на милость, он полетел к Молжанинову, если Молжанинова, пусть и не зная о том, взял на себя лично Чулицкий? Ведь наверняка Михаил Фролович уже произвел те самые «два-три» ареста заказчиков преступлений, о которых он говорил и посредством которых намеревался выяснить имя поставщика клиентов «Неопалимой Пальмиры»! Соображение о том, что Молжанинов мог улизнуть, не выдерживало — теперь Вадим Арнольдович это ясно видел — никакой критики: Молжанинов и не думал никуда бежать. Зато теперь…

Вадим Арнольдович в упор посмотрел на бледного купца и перепуганного «Брута»: и тот, и другой явно ждали окончания телефонного разговора, чтобы принять какое-то решение. Но какое? И если это будет решение бежать, сможет ли он, Гесс, удержать обоих в одиночку? Здоровяка Молжанинова и отнюдь не обделенного физической силой «Брута»?

Как только Вадим Арнольдович сообразил всё это, он — чего уж скрывать — приуныл. Однако, стараясь внешним видом не выдать свои сомнения, он продолжил разговор, одновременно с тем лихорадочно обдумывая ситуацию.

— Дело в том, что Михаил Георгиевич к этому часу должен уже был разобраться с некоторыми… гм… важными деталями, относящимися до жертв, и сообщить в участок, но мы не подумали… не учли, что никого, кроме дежурного, в участке нет! А тут еще эта задержка с Молжаниновым… Нет, Сергей Эрастович, что вы: я понимаю вашу обеспокоенность. Всё это и впрямь настолько из рамок вон, что… да, вот именно. Чулицкий прямо сейчас производит аресты заказчиков…

Молжанинов побледнел еще больше. «Брут», оторвав руки от столешницы, сделал шаг к краю стола. И то, и другое обстоятельства от внимания Вадима Арнольдовича не ускользнули.

— … а Сергей Ильич — у брандмайора. К сожалению, не обошлось без подопечных Митрофана Андреевича.

«Брут» сделал еще один шаг. Вадим Арнольдович, не отрывая трубку от уха и губ, сделал шаг ему навстречу. «Брут» замер.

— Юрий Михайлович занят розысками одного из фигурантов… как его имя? Сергей Эрастович, предупреждаю… имя очень известное… Куда там… Это — барон Кальберг, Сергей Эрастович… Вот так вот, да!

Из трубки — великолепно слышимый всем — раздался самый настоящий вопль: очевидно, Зволянский, говоря мягко, не ожидал услышать такую фамилию.

— Всё будет в рапорте, не сомневайтесь, Сергей Эрастович!.. Да, я подожду.

Вадим Арнольдович, каким-то происшествием вынужденный прервать разговор и ждать, когда Зволянский освободится, решился на поступок, объяснить побудительный мотив которого он и сам впоследствии толком не мог. Положив трубку на стол, он поймал глазами взгляд «Брута» и — так, словно Молжанинова в кабинете не было — обратился к нему с упреком:

— Вижу, мой старый друг, что и ты в этом деле погряз по самые уши! Ну, говори: чем именно ты занимался? Может быть, это ты непосредственно подыскивал клиентов? Нет? Тогда — внешнее руководство?

«Брут» был бледен: еще более даже, чем бледен был Молжанинов. Но на каждое предъявляемое ему Вадимом Арнольдовичем обвинение он отрицательно качал головой, причем — и это самое невероятное! — Вадим Арнольдович видел искренность в его отрицании!

— Но уж в курсе-то дела ты точно был?

«Брут» — на него было жалко смотреть — сник совершенно, и вот это-то ясно свидетельствовало: да, уж о чем — о чем, а о творимых злодействах он знал.

— И ты не донес на этого паразита? — Вадим Арнольдович презрительно кивнул в сторону совсем — несмотря на внушительные размера тела! — утонувшего в кресле Молжанинова.