Но Камарис действительно был великим бойцом. Все песни свидетельствовали, что он весело смеялся, когда рубил головы тритингам.

Шем пел одну… Как же это…?

Выйдя из кустов, Саймон увидел, что брат Хенгфиск вернулся и что они с Бинабиком низко склонились к брату Лангриану. Яркий солнечный свет — как это солнце умудрилось взобраться так высоко? — озарял эту картину.

— Вот, Бинабик, — и Саймон протянул бурдюк стоящему на коленях троллю.

— Это было очень долгое время, когда ты… — начал тролль и замолчал, встряхивая бурдюк. — Только половина? — спросил Бинабик, и выражение его лица было таким, что Саймон немедленно вспыхнул от стыда.

— Я отпил немного, когда ты позвал, — пробормотал он, оправдываясь.

Хенгфиск бросил на него быстрый, змеиный взгляд и нахмурился.

— Очень хорошо, — сказал Бинабик, поворачиваясь к Лангриану, который сильно порозовел с тех пор, как Саймон видел его в последний раз. — Влезть есть влезть, упасть есть упасть. Я думаю, что наш приятель очень немного исправляется. — Он поднял мех и вылил несколько капель воды в рот Лангриана.

Монах, не приходивший в сознание, некоторое время разрывался в кашле, потом кадык его судорожно дернулся, и он сделал глоток.

— Видишь? — гордо спросил тролль. — Это рана, которую он имеет на голове, я думаю, что я ее…

Прежде чем Бинабик закончил свои разъяснения, Лангриан глубоко вдохнул и открыл глаза. Саймон услышал, как засопел Хенгфиск. Лангриан обвел туманным взглядом склоненные над ним лица и снова закрыл глаза.

— Еще воды, тролль, — прошипел Хенгфиск.

— То, что я делаю здесь, это только то, что я могу знать, риммерсман, — с ледяным спокойствием ответил Бинабик. — Ты исполнял свою должность, когда выносил его из руин, я исполняю свою, и нет необходимости в чьих-то советах. — Говоря, маленький человек непрестанно смачивал тонкой струйкой потрескавшиеся губы Лангриана. Через некоторое время показался распухший от жажды язык монаха.

Бинабик увлажнил и его, а потом смочил водой тряпку и положил ее на лоб монаха с подживающими ранами.

Наконец раненый открыл глаза и попытался сосредоточить взгляд на Хенгфиске. Тот взял руку Лангриана в свою.

— Хен… Хен… — прохрипел Лангриан. Хенгфиск плотнее прижал влажную ткань к его лбу.

— Молчи, Лангриан, отдыхай.

Лангриан медленно перевел взгляд с Хенгфиска на Бинабика и Саймона, и потом снова на монаха.

— Остальные?.. — выговорил он.

— Отдохни теперь. Тебе надо отдохнуть.

— Этот человек и я наконец имеем консенсус, что значит согласны, — терпеливо улыбнулся Бинабик. — Ты должен поспать.

Лангриан хотел, видимо, возразить что-то, но тут веки его опустились, как бы следуя совету, и он уснул.

Два события произошли в этот день. Первое случилось, когда Саймон, монах и тролль перекусывали. Поскольку Бинабик не мог оставить Лангриана, свежей дичи не было, и им пришлось обойтись сушеным мясом, а также ягодами и зелеными орехами — результатом тщательных поисков Саймона и Хенгфиска.

Они молча жевали, погруженные в свои, такие непохожие мысли — Саймон, например, размышлял в равной степени об ужасном колесе его сна и о легендарных подвигах героев сражений Джона и Камариса — когда брат Дочиас внезапно умер.

Сначала он тихо сидел у костра, но ничего не ел, поглядев на предложенные Саймоном ягоды, как раненое недоверчивое животное, — а потом вдруг упал ничком.

Его била крупная дрожь, потом он заколотился в судорогах. Когда его сумели поднять, глаза Дочиаса закатились, жутко белея на черном от грязи лице, а еще через секунду он перестал дышать, хотя тело его оставалось твердым, как доска.

Глубоко потрясенный Саймон был все-таки уверен, что слышал, как перед самым концом брат Дочиас прошептал: «Король Бурь». Слова эти не выходили из головы Саймона, хотя он и не понимал почему — разве что он слышал их во сне? Ни Бинабик, ни монах ничего не сказали, однако Саймон был убежден, что и они тоже слышали.

Хенгфиск, к удивлению юноши, горько рыдал над телом. Сам он, как ни странно, испытал что-то похожее на облегчение, и никак не мог подавить в себе это эгоистическое чувство.

Бинабик оставался спокойным и хладнокровным, как камень.

Второе происшествие произошло часом позже, во время горячего спора между Бинабиком и Хенгфиском.

— …и я соглашаюсь, что мы имеем должность помочь, но ты потерял справедливость, когда решил приказать мне. — Ярость Бинабика оставалась под жестким контролем, но глаза его превратились в едва заметные черные щелки.

— Но ты хочешь похоронить только Дочиаса. Что же ты думаешь, остальные пойдут в пищу волкам?! — Ярость Хенгфиска не контролировалась вовсе, он покраснел и выпучил глаза.

— Я собирался оказать помощь Дочиасу, — отрезал Бинабик. — Я потерпел незадачу. Мы имеем возможность похоронить его, если ты так это желаешь. Но мы не имеем возможность пропадать три дня для того, чтобы похоронить всю массу твоих собратьев. И есть очень худшие цели, для которых они могли годиться после смерти, а некоторые и при жизни, чем «пища для волков».

Хенгфиску понадобилось некоторое время, чтобы понять, что же хотел сказать Бинабик своей витиеватой речью. Когда ему это удалось, из красного он стал багровым.

— Ты… ты, языческое чудовище! Как ты можешь дурно говорить о непохороненных мертвых, ты… ядовитый карлик!

Бинабик улыбнулся беспощадной, плоской улыбкой.

— Если ваш бог так их любит, та он забирал их… духи, да?… в благословленные небеса, так что проводить время на открытом воздухе будет вредноносно только для их смертных туловищ…

Прежде чем было вымолвлено хотя бы слово, обе воющие стороны были отвлечены от своего диспута глубоким рыком Кантаки, которая отдыхала у костра рядом с Лангрианом. Тут же стало ясно, что встревожило умницу волчицу.

Лангриан заговорил.

— Кто-то предупредил… предупредил… аббата… предательство! — это был только хриплый шепот.

— Брат! — закричал Хенгфиск и, прихрамывая, поспешил к костру. — Береги свои силы!

— Дай ему говорить, — заметил Бинабик. — Это может спасти наши жизни и твою тоже, риммерсман.

Прежде чем Хенгфиск сумел ответить, Лангриан открыл глаза, посмотрев сначала на Хенгфиска, а потом и на прочих, он содрогнулся, как от сильного холода, несмотря на то, что его укутывал теплый плащ.

— Хенгфиск, — выдохнул он, — остальные… они…?

— Все мертвы, — отчетливо произнес Бинабик. Риммерсман обжег его ненавидящим взглядом.

— Узирис забрал их к себе, Лангриан, — сказал он. — Ты один был оставлен здесь.

— Я боялся этого…

— Имеешь ты возможность рассказать нам, как все происходило? — тролль наклонился и сменил мокрую тряпку на лбу монаха. Саймон впервые понял, что изуродованное кровью, шрамами и тяжелой болезнью лицо брата Лангриана было лицом очень молодого человека, может быть даже моложе двадцати лет. — Не утомляй себя очень, — добавил Бинабик, — но расскажи сейчас, что ты знаешь.

Лангриан прикрыл глаза. Саймон подумал, что он опять заснул, но нет, монах просто собирался с силами.

— Дюжина… дюжина или около того… людей… пришли с Дороги… искать приюта и ночлега… — он облизал пересохшие губы. Бинабик принес бурдюк. — Многие путешествуют… группами… в эти дни… Мы накормили их… и брат Сенесефа… отвел их в зал для путешественников… Не пришли в главный зал… вечером… только главарь… с белыми глазами… он носил… страшный шлем и темные доспехи… он спросил… спросил… не было ли… слухов… о группе риммеров… идущих… на север из Эрчестера…

— Риммеров? — спросил Хенгфиск, нахмурившись.