Королева норнов села. Ее рука с длинными пальцами вцепилась в серебряную маску. Утук’ку надела маску, снова представ бесстрастной и равнодушной, как луна, и послала холодную быструю мысль. В темноте открылась дверь, и вошли темные фигуры, принеся с собой немного света, — они тоже были в масках, и их маски были высечены из слабо светящегося бледного камня. Они помогли своей госпоже подняться с ложа и принесли белоснежные и серебряные царственные одежды, в которые облачили ее торжественно и молчаливо, как священники, пеленающие мертвого.

Когда она оделась, слуги торопливо удалились, снова оставив Утук’ку в одиночестве. Некоторое время она сидела в своей неосвещенной комнате; если она и дышала, то совершенно беззвучно. Только едва слышный треск древних корней горы нарушал абсолютную тишину.

Через некоторое время королева норнов поднялась и пошла по переплетающимся коридорам, которые ее слуги некогда вырезали в плоти горы. Наконец она пришла в Зал Дышащей Арфы и уселась на свой огромный трон из черного камня. Арфа парила в тумане, поднимавшемся из глубокого колодца; ее колеблющаяся форма сверкала в свете огней, горящих в глубине наверху. Лишенные Света пели где-то в лабиринтах Пика Бурь, и их глубокие голоса следовали за мелодией песен, которые были древними и запретными еще в Утерянном Саду, Венига Досай-э. Утук’ку сидела и смотрела на арфу, позволяя своим мыслям следовать ее хитросплетениям, в то время как влажные пары бездны встречались с ледяным воздухом зала, покрывая льдом ее ресницы.

Инелуки не было. Он скрылся, как случалось с ним иногда, в то место, которое и местом-то не было и куда мог отправиться только он, — место, расположенное так же далеко за пределами сна, как сон за пределами бодрствования, так же далеко, как смерть лежит за пределами жизни. На сей раз королеве норнов придется держать совет с самой собой.

Хотя ее сияющее серебряное лицо было, как всегда, бесстрастным, Утук’ку тем не менее ощущала некоторое нетерпение, глядя в опустевший колодец. Времени оставалось мало. Целая жизнь для суетливых смертных была всего лишь мигом старейших. Так что короткое мгновение, которое оставалось между настоящим моментом и часом ее торжества, продлилось бы не более нескольких сердцебиений, если бы она этого захотела, но она не хотела. Каждое мгновение было драгоценным, каждый миг приближал победу — но чтобы она состоялась, ошибок не должно быть.

Королева норнов была озабочена.

Кровь Саймона, казалось, закипела в жилах. Он посмотрел вокруг — на покрытые белым одеялом холмы, на темные деревья, сгибавшиеся под пронзительным ветром, — и удивился своему ощущению. Это было возбуждение; трепет ответственности… и опасности. Саймон чувствовал себя полным жизни.

Юноша прислонился щекой к шее Домой и похлопал ее. Прохладная кожа лошади была влажной от пота.

— Она устала, — сказал Хотвиг, подтягивая подпругу на седле своей лошади. — Она не может скакать так быстро.

— Она в порядке, — огрызнулся Саймон. — Она сильнее, чем ты думаешь.

— Уж в чем, в чем, а в лошадях тритинги разбираются, — бросил через плечо стоявший у дерева Слудиг. — Не будь таким гордецом, Саймон.

Саймон некоторое время смотрел на риммера, прежде чем заговорить:

— Это не гордость. Мы с ней проделали долгий путь, и я ее ни на кого не променяю.

Хотвиг успокаивающе поднял руку:

— Я не хотел сердить тебя. Просто к тебе хорошо относится принц Джошуа, ты его рыцарь, и, если бы ты попросил, ты мог бы получить одну из лошадей нашего клана.

Саймон посмотрел на жителя степей с заплетенной в косички бородой и попытался улыбнуться.

— Я знаю, что ты хотел как лучше, Хотвиг, и одна из ваших лошадей была бы настоящим подарком для меня, но тут другое. Я назвал эту лошадь Домой, и туда она со мной и отправится.

— А где твой дом, юный тан? — спросил кто-то из тритингов.

— Хейхолт, — твердо сказал Саймон.

Хотвиг рассмеялся:

— Место, где правит брат Джошуа? Ты и твоя лошадь должны быть великими путешественниками, чтобы отважиться на такой поход.

— Это уж как получится. — Саймон обернулся, чтобы посмотреть на остальных, прищурившись от ветра. — Если вы все готовы, пора ехать. Если мы промедлим, буря может пройти, и тогда нам придется идти при свете полной луны. Я бы предпочел, чтобы шел снег и часовые грелись у костра.

Слудиг хотел было что-то сказать, но передумал. Тритинги согласно кивнули и легко вскочили на лошадей.

— Веди, тан. — Смех Хотвига был коротким, но дружелюбным.

Маленький отряд вышел из рощи под удары пронзительного ветра.

Саймон был почти так же благодарен за возможность сделать хоть что-нибудь, как и за это свидетельство доверия Джошуа. Долгие дни постоянно ухудшающейся погоды вместе с важными обязанностями, возложенными на всех, кроме него самого, сделали Саймона нервным и раздраженным. Бинабик, Джулой и Стренгьярд углубились в дискуссию о Великих Мечах и Короле Бурь; Деорнот надзирал за вооружением и подготовкой разношерстной армии Нового Гадринсетта; даже Сангфугол, хотя и против собственной воли, все-таки должен был следить за Таузером. До того как принц Джошуа позвал его к себе в шатер, Саймон чувствовал себя так, как будто воплотились в жизнь его давние мечты и он превратился в мальчишку-барабанщика и бежит за императорскими солдатами.

— Просто пошпионить чуть-чуть, — так квалифицировал Джошуа задание.

Для Саймона в тот момент это было почти так же прекрасно, как быть посвященным в рыцари. Он должен был взять несколько всадников Хотвига и отправиться в разведку, чтобы оценить силы приближающегося неприятеля.

— Не делай ничего, — подчеркнул принц, — только смотри, считай шатры и лошадей, если увидишь их. Ищи знамена и шлемы, если будет достаточно светло. Но оставайся незамеченным, а если тебя заметят — уезжай. Быстро.

Саймон обещал. Рыцарь, ведущий отряд в бой, — вот кем он стал. Горя желанием выполнить это славное задание, он слегка подпрыгивал от нетерпения, надеясь, что делает это не очень заметно, ожидая последних указаний Джошуа.

К его удивлению, Слудиг захотел пойти с ним. Риммер все еще подшучивал над новым положением Саймона, но юноша подозревал, что он, как и сам Саймон, чувствует себя немного заброшенным и предпочитает некоторое время побыть подчиненным бесконечному ожиданию на Сесуадре. Слудиг был воином, не генералом. Риммер оживлялся только в настоящем бою — меч на меч.

Хотвиг тоже предложил свои услуги. Саймон подумал, что принц Джошуа, который очень доверял тритингу, попросил его отправиться вместе с отрядом и приглядеть за самым юным рыцарем принца. Как ни удивительно, такая возможность ничуть не беспокоила Саймона. Он начал немного понимать, что такое бремя власти, и знал, что Джошуа старается сделать все возможное для каждого из своих людей. Так что Саймон решил: пусть Хотвиг будет глазами Джошуа в отряде, а уж дело Саймона — постараться, чтобы он доложил принцу что-то хорошее.

Буря усиливалась. Вся долина Стефлода была занесена снегом; сама река казалась только темной полосой, бегущей по белому полю. Саймон поплотнее закутался в плащ и замотал лицо шерстяным шарфом.

Тритинги, несмотря на все свои шуточки, были порядком испуганы переменами, которые буря принесла в их родные степи. Саймон видел, как расширялись их глаза, когда они оглядывались вокруг, как тревожно они пришпоривали лошадей, переходя через глубокие заносы, и как невольно складывались их пальцы в знаки, предотвращающие беду. Только один Слудиг, дитя морозного севера, казалось, не смущался мрачной погодой.

— Это действительно черная зима, — сказал Хотвиг. — Если бы я еще раньше не поверил словам Джошуа о том, что это работа злого духа, сейчас у меня не осталось бы никаких сомнений.

— Черная зима, да — а лето еще и кончиться не успело. — Слудиг смахнул снег с ресниц. — Земли севернее Фростмарша больше года не видели весны. Мы не только с людьми сражаемся, это верно.