— Средство? — недоверчиво крикнул какой-то старик дребезжащим голосом. — Это, наверное, то, чему тебя научила эта женщина, предсказательница Диавен?

Мегвин слышала, как с шипением втянула в себя воздух Диавен, но сама она чувствовала себя слишком сильной, для того чтобы сердиться.

— Ерунда! — закричала она. — Я не говорю о бормотании фокусников. Я говорю о магии, которая одинаково грозно звучит на небесах и на земле. Это магия нашей любви к Эрнистиру и к богам. Ты хочешь видеть наших врагов побежденными? Ты хочешь снова свободно ходить по нашей зеленой земле?

— Скажи, что мы должны сделать для этого! — закричала женщина, стоящая ближе других.

— Скажу. — Мегвин охватило чувство великой силы и покоя. В пещере воцарилось молчание, несколько сотен лиц внимательно смотрели на нее. Как раз перед ней старый Краобан в тревоге нахмурил испещренный глубокими морщинами лоб. Мегвин любила его в этот момент, потому что видела его расстроенный взгляд, служивший подтверждением силы ее слов. — Я скажу вам все, — снова произнесла она уже громче, и эхо повторяло ее слова снова и снова. Голос ее был таким сильным, таким полным победоносной уверенности! И мало кто усомнился, что они на самом деле слышат избранного посланника богов.

Мириамель и ее спутники задержались всего на мгновение, чтобы высадить Чаристру на маленькой изолированной пристани в дальних окраинах Кванитупула. Оскорбленные чувства трактирщицы были только отчасти смягчены мешком монет, который Изгримнур швырнул вслед за ней.

— Бог накажет вас за такое обращение с доброй эйдониткой! — кричала она, пока они что есть мочи гребли прочь. Она долго стояла у края пристани, размахивая руками и издавая невнятные крики. Скользящая лодка медленно разрезала воду канала, окаймленного переплетенными деревьями, и наконец Чаристра скрылась из виду.

Кадрах поморщился:

— Если тем, что мы перенесли за последнее время, Бог хотел показать Свое к нам расположение, то я, пожалуй, не прочь был бы попросить немного Его наказания — просто для разнообразия.

— Не святотатствуй! — зарычал Изгримнур, налегая на весла. — Мы еще живы вопреки очевидности и пока на свободе. Это истинный дар Божий.

Монах с сомнением пожал плечами, но больше ничего не сказал.

Они вышли в лагуну, такую мелкую, что стебли болотной травы торчали над поверхностью воды и раскачивались на ветру. Мириамель смотрела на удаляющийся Кванитупул. В свете послеполуденного солнца низкий серый город казался кучей обломков старого корабля, вынесенных бурей на отмель. Принцесса чувствовала непреодолимое стремление назвать какое-нибудь место домом, заниматься в нем пусть даже самым бессмысленным и скучным делом, которое принадлежало бы нормальной жизни. В этот момент в новых приключениях не было для нее ни капли очарования.

— За нами все еще никого не видно, — с некоторым удовлетворением заметил Изгримнур. — Как только мы достигнем болот, мы будем в безопасности.

Тиамак, сидевший на носу лодки, сдавленно засмеялся:

— Не говорите так. — Он указал направо. — Вот, направляйтесь к тому маленькому каналу, как раз между двумя большими баньянами. И не надо больше так говорить. Вы можете привлечь их внимание.

— Чье внимание? — раздраженно поинтересовался Изгримнур.

— Тех, Кто Дышит Тьмой. Они любят взять безрассудные слова людей и вернуть их обратно страхом.

— Адские духи, — пробормотал Изгримнур.

Маленький человек снова засмеялся, грустно и беспомощно. Потом он хлопнул ладонью по костлявому бедру, и эхо разнесло звук шлепка над медленной водой, Тиамак внезапно посерьезнел.

— Мне так стыдно. Вы можете принять меня за глупца. Я учился у лучших ученых Пирруина — я не менее цивилизован, чем любой сухоземелец. Но теперь мы возвращаемся ко мне домой… и я боюсь. Старые боги моего детства сейчас кажутся более реальными, чем когда-либо.

Рядом с Мириамелью Кадрах холодно и мрачно кивал.

По мере приближения вечера деревья и опутывающие их лианы становились все гуще, а берега каналов, в которые направлял их Тиамак, все более и более болотистыми. К тому времени, как солнце склонилось к закрытому листвой горизонту, Камарис и Кадрах — Изгримнур устроил себе честно заработанный отдых — едва проталкивали лодку через заросшую водорослями протоку.

— Скоро мы сможем пользоваться веслами только как шестами. — Тиамак прищурился на темную воду. — Надеюсь, что эта лодка достаточно мала для того, чтобы пройти там, где нам надо ее провести. В любом случае нам придется искать что-то с более мелкой осадкой, но хорошо бы перед этим проплыть еще немного, чтобы наши преследователи не могли обнаружить то, что мы сделали.

— У меня не осталось ни гроша, — проворчал Изгримнур, отмахиваясь от облачка мелких насекомых, кружившихся у него над головой. — Что мы можем поменять на другую лодку?

— Эту, — ответил Тиамак. — Мы не получим ничего такого же прочного, но те, кто поменяется с нами, будут знать, что на деньги, полученные за нашу лодку в Кванитупуле, они смогут купить себе три плоскодонки и бочку пальмового вина в придачу.

— Кстати, о лодках, — сказал Кадрах, на минуту переставая грести. — У меня в сапогах куда больше воды, чем мне хотелось бы. Не надо ли нам остановиться и залатать эту, в особенности если мы приговорены к ней еще на несколько дней? И не хотелось бы искать место для лагеря в этой грязище после того, как зайдет солнце.

— Монах прав, — сказал Изгримнур Тиамаку. — Пора остановиться.

Пока они медленно скользили вперед, маленький вранн на носу внимательно осматривал берега в поисках подходящего для привала места. Мириамель случайно заметила в гуще деревьев несколько маленьких полуразвалившихся домов.

— Это дома твоего народа? — спросила она у Тиамака.

Он покачал головой, слегка улыбнувшись:

— Нет, леди. Те из моего народа, кто зарабатывает на жизнь в городе, живут в Кванитупуле. Это не настоящий Вранн, и жить здесь для них было бы хуже, чем два сезона в году перебиваться в городе и возвращаться в свои селения, заработав денег. Нет, здесь живут в основном сухоземельцы, пирруинцы и Наббанайцы, покинувшие свои города. Это странный народ. Они не похожи на своих собратьев, потому что многие годы живут на краю болот. В Кванитупуле их называют «мелководники» или «прибрежные прыгуны» и считают непонятными и ненадежными. — Он снова застенчиво улыбнулся, как бы смущенный своим долгим объяснением, и снова вернулся к поискам места для лагеря.

Мириамель увидела дымок, струящийся от одного из скрытых домов, и подумала, каково это, жить в таком уединенном месте и с утра до вечера не слышать звука человеческого голоса. Она смотрела на согнувшиеся деревья, на их корни, змеями изгибавшиеся у самой воды, на бугристые сучковатые ветки. Мелкая протока, погруженная в тень, казалась обрамленной одиноко стоящими фигурами, которые как бы тянулись, чтобы схватить маленькую лодку и держать до тех пор, пока вода, грязь, корни и лианы не поглотят ее. Принцесса содрогнулась. Где-то в темной ложбине, как испуганный ребенок, закричала птица.

Сначала битва казалась Саймону какой-то ненастоящей. С его места на нижнем склоне Сесуадры огромное пространство замерзшего озера было похожим на мраморный пол замковой кухни. За ним до самых заросших лесом холмов простирались покрытые снежной пеленой низины. Все это было таким маленьким — и таким далеким. Саймон почти заставил себя поверить, что снова вернулся в Хейхолт и смотрит вниз с Башни Зеленого ангела на то, как деловито и мирно суетятся внизу обитатели замка.

С наблюдательного пункта Саймона первая вылазка защитников Сесуадры, которая должна была преградить войскам герцога путь и не подпустить их к бревенчатой баррикаде, загораживавшей дорогу ситхи, казалась увлекательным представлением искусно сделанных марионеток. Люди размахивали мечами и топорами и потом внезапно падали на лед, пронзенные невидимыми стрелами, словно огромный кукольник вдруг разом отпустил их ниточки. Это казалось чем-то далеким и безопасным, но, даже удивляясь миниатюрному сражению, Саймон знал, что все происходящее на льду смертельно серьезно и что скоро ему придется посмотреть на это с более близкого расстояния.