— Дьявол! Дьявол, дьявол и трижды дьявол! — Герцог побагровел. — Пожалуйста, прости меня, Мириамель. Но чертов монах прав. — Он помолчал некоторое время, потом пожал плечами. — Но все равно делать нам нечего. Конечно, мы возьмем его.

— Может быть, он сможет рисовать картинки или карты? — предположила Мириамель.

— Вот! — с облегчением воскликнул Изгримнур. — Картинки! Хитро, моя леди, чертовски хитро! Может, из этого что и выйдет.

Неизвестный вранн спал весь день, не пошевельнувшись, даже когда лодка процарапала днищем по грязному берегу и снова поплыла. Перед отплытием Мириамель обмыла кожу незнакомца и с облегчением убедилась, что раны, которые она могла обнаружить, не представляют собой ничего серьезного. Больше она ничем не могла ему помочь.

Неблагодарная задача Изгримнура, который вел их маленькое суденышко через полные опасностей воды Вранна, облегчалась тем, что последний участок пути оказался относительно прямым. Поскольку им попадалось мало боковых притоков и развилин, самым простым решением было просто плыть по течению, и пока что это им удавалось. Хотя им и встретились несколько перекрестков, где Изгримнур мог бы выбрать новое направление, но по берегам все еще виднелись отдельные дома, так что причин для беспокойства не было.

Через некоторое время после полудня незнакомый вранн внезапно проснулся, напугав Мириамель, которая в это время вытирала с него пот большим листом. Коричневые глаза больного расширились от страха, когда он увидел девушку, потом заметались из стороны в сторону, словно он был окружен врагами. Через несколько секунд его загнанный взгляд смягчился и вранн немного успокоился, хотя все еще не произносил ни слова. Долгое время несчастный лежал молча, глядя на переплетенные ветки, скользящие над головой. Он дышал неглубоко, словно на то, чтобы дышать и держать глаза открытыми, уходили все его силы.

Мириамель мягко разговаривала с ним, продолжая вытирать его лоб. Принцесса была уверена, что Кадрах не ошибся, предположив, что незнакомец не говорит на вестерлинге, но она и не собиралась говорить ничего важного. Девушка просто надеялась, что спокойный, дружелюбный голос заставит его почувствовать себя лучше, даже если он и не поймет ни слова из сказанного.

Немногим более чем через час он наконец оправился настолько, что смог приподняться на локте и выпить несколько глотков воды. Он все еще выглядел очень плохо, и не было ничего удивительного в том, что первыми звуками, которые он издал, были болезненные стоны. Он продолжал стонать, даже когда Мириамель предложила ему еще воды. Вранн оттолкнул кожаный мешок, знаками указывая вверх по течению и всем своим видом выражая беспокойство.

— Этот человек рехнулся. — Изгримнур покачал головой. — Как раз то, что нам нужно, — сумасшедший болотный парень.

— Мне кажется, он пытается уговорить нас повернуть назад, — сказала Мириамель и почувствовала, как что-то оборвалось у нее внутри, когда она поняла, что она говорит. — Он дает нам знать, что… плохо идти тем путем, которым мы двигаемся.

Вранн наконец обрел дар речи.

— Муалум нохоа, — пробормотал он в явном ужасе. — Санбидуб нохоа йиа ганта! — Повторив это несколько раз, он попытался перелезть через борт и прыгнуть в воду.

Маленький человек был очень слаб и обезумел от страха.

Мириамель без особого труда заставила его оставаться на месте. Она была потрясена, когда незнакомец разразился слезами. Его круглое коричневое лицо было беззащитным, как у ребенка.

— Что это может значить? — встревоженно спросила она. — Он считает, что здесь какая-то опасность!

Изгримнур снова покачал головой. Он помогал Кадраху удерживать лодку в одном положении, чтобы она не врезалась в заросший берег, когда они проходили изгиб протоки.

— Кто знает? Опасное животное или целый отряд других болотных людей, которые воюют с этими ребятами? А может, это просто языческое суеверие вроде пруда, набитого призраками.

— А может быть, речь идет о том, что опустошило деревню Тиамака, — сказал Кадрах. — Смотрите!

Вранн снова сел, пытаясь вырваться из рук Мириамели.

— Йиа ганта, — простонал он.

— Ганта, — выдохнула Мириамель. — Ганты? Но Тиамак сказал…

— Тиамак мог обнаружить, что он ошибался. — Голос Кадраха упал до шепота.

На противоположной стороне протоки, открывшейся, когда лодка прошла поворот, протянулось огромное причудливое сооружение. Оно могло бы быть построено в подражание Деревенской Роще, потому что это тоже было крупное поселение. Но в то время как деревня явно была творением человеческих рук, это бесформенное строение из глины, листьев и веток, поднимавшееся от земли на несколько человеческих ростов и чуть ли не в фарлонг длиной, столь же явно никакого отношения к людям не имело. Жужжащий, щелкающий звук исходил от него и разносился по Вранну — тяжелое облако шума, как будто целую армию сверчков заперли в гулкой сводчатой комнате. Некоторые из строителей гигантского гнезда были хорошо видны даже с противоположной стороны широкого канала. Они двигались в своей характерной манере, шныряя туда и обратно сквозь черные двери гнезда и проворно переползая с одного обломка ветки на другой.

Мириамель одновременно испытывала почти суеверный ужас и некое смешанное с отвращением очарование. Судя по величине этого гнезда, более сотни ужасных существ прячутся под грудой грязи и палок.

— Мать Узириса! — прошептал Изгримнур. Он развернул лодку и усердно работал шестом, двигаясь назад, вверх по течению, до тех пор пока плоскодонка не прошла поворот и ужасное зрелище не скрылось из глаз. — Что это за адские твари?

Мириамель поежилась, вспомнив глаза, которые с издевкой наблюдали за ней во время купания, — черные капли смолы на нечеловеческом лице.

— Это те ганты, про которых рассказывал Тиамак.

Больной вранн, до этого момента испуганно молчавший, неожиданно замахал руками.

— Тиамак! — хрипло сказал он. — Тиамак ниб дуноу йиа ганта! — Он показал назад, туда, где находилось гнездо, скрытое от них зеленой стеной.

Принцессе не нужно было знать язык Вранна, чтобы понять, в чем дело.

— Тиамак там! О Боже, спаси его, он в этом гнезде! Ганты поймали его!

Ступени были крутыми, а сумка тяжелой, и все-таки Рейчел с трудом сдерживала радость. Всего один переход оставался ей теперь — только один раз ей придется, преодолевая страх, пройти через верхние комнаты, где вечно толпится народ, — и все будет кончено.

Пройдя через темную площадку и спустившись примерно на половину лестничного пролета, Рейчел остановилась и осторожно поставила на пол свою ношу, стараясь, чтобы не звякнули горшки. Дверь была прикрыта тем, что, по убеждению Рейчел, было самым старым и пыльным гобеленом во всем замке. Ей пришлось оставить его невычищенным, чтобы ее убежище трудно было обнаружить и можно было бы беспрепятственно пользоваться дверью каждый день. Все ее существо протестовало каждый раз, когда ей приходилось касаться заплесневелой ткани, но бывает время, когда даже чистота отступает на второй план. Рейчел поморщилась. Тяжелые времена рождают странные перемены, всегда говорила ее мать. Что же делать, если это святая правда Эйдона?

Рейчел тщательно смазала древние петли, и, когда она приподняла гобелен и нажала на ручку, дверь приоткрылась почти беззвучно. Она перетащила сумку через низкий порог, позволив гобелену занять прежнее положение. Теперь двери снова не было видно. Она сняла чехол, прикрывавший лампу, поставила ее в высокую нишу на стене и принялась распаковываться.

Вынув последний сосуд и аккуратно нарисовав на крышке изображение его содержимого при помощи соломинки, смазанной ламповой копотью, она отступила на шаг, чтобы полюбоваться своей кладовой. Весь последний месяц она усердно работала, изумляя даже себя своим смелым воровством. Теперь ей нужен был только мешок сухих фруктов, который она присмотрела во время сегодняшнего налета, — и тогда можно будет всю зиму не покидать убежища. Фрукты были необходимы — их недостаток в пище может вызвать судороги, если не что-нибудь похуже, а она не может позволить себе болеть — некому будет за ней ухаживать. Пришлось все очень хорошо спланировать, чтобы приготовиться к одинокой зиме, — в замке, конечно, не оставалось уже никого, кому она могла бы довериться.