Он снова широко взмахнул рукой, как будто предлагал окружающим оценить написанную им прекрасную картину.
— Теперь про то, как рог возвращался к Амерасу и ситхи, — имею предположение, что таковую историю мог бы рассказать сам Камарис. Но мы имеем знание, что рог попал в «Мелкое Море на Корабль».
— Этого я не понял, — сказал Изгримнур.
Адиту улыбнулась:
— Джао э-Тинукай переводится как «Лодка в Океане Деревьев». Трудно вообразить море, которое было бы мельче того, где вовсе нет воды.
Саймон начинал путаться в потоке слов и быстро сменяющихся рассказчиках.
— Бинабик, но как Камарис расскажет эту историю? Он ведь то ли нем, то ли безумен, то ли заколдован?
— Может быть, даже все в совместности, — сказал тролль. — Но мы также имеем вероятность, что последняя строка тоже говаривает о самом Камарисе, — и, когда эти вещи воссоединятся, он станет свободным из тюрьмы, в которую заключен. Мы питаем надежду, что это будет возвращать ему разум.
Снова в палатке все затихли, и тишина длилась несколько мгновений.
— Конечно, — сказал Джошуа. — Я все равно не уверен, что это может произойти, даже если последняя строка заслуживает доверия. — Он поднял руки — левую, все еще закованную в наручник Элиаса, и правую — обтянутый кожей обрубок. — Как видите, — сказал он, — чего у принца нет, так это правой руки. — Он позволил себе насмешливо улыбнуться. — Но мы все-таки надеемся, что эту часть предсказания не следует понимать буквально. Может быть, достаточно будет просто собрать все эти вещи в моем присутствии.
— Я уже пытался однажды показать Камарису Тёрн, — вспомнил Изгримнур. — Думал, это встряхнет его мозги, если вы понимаете, о чем я говорю. Но он и не подошел к мечу. Вел себя как будто увидел ядовитую змею. Вырвался и убежал из зала. — Герцог помолчал. — Но может быть, когда все остальное соберут вместе, тогда…
— Ну, так почему бы нам не попробовать? — сказала Мириамель.
— Потому что мы не можем, — мрачно ответил Джошуа. — Мы потеряли рог.
— Что? — Саймон поднял глаза, чтобы убедиться, что принц не шутит, хотя сама мысль об этом казалась ему нелепой. — Как это так?
— Он куда-то исчез во время битвы с Фенгбальдом, — сказал Джошуа. — Это одна из причин, по которым я хотел, чтобы ты был сегодня здесь, Саймон. Я думал, ты мог взять его обратно, чтобы сохранить у себя.
Саймон покачал головой:
— Я был рад отделаться от него, принц Джошуа. Я так боялся, что все погубил, забыв отдать его вам сразу! Нет, больше я его не видел.
Никто из присутствовавших в палатке тоже не видел рога.
— Так, — сказал Джошуа наконец. — Тогда будем искать его — но только без лишнего шума. Если среди нас есть предатель или вор, мы не должны дать ему понять, что это такая уж ценная вещь, а иначе нам никогда не вернуть его.
Адиту снова рассмеялась, но на этот раз смех ее прозвучал шокирующе неуместно.
— Извините, — сказала она, — но никто из зидайя никогда не поверит этому. Потерять Титуно!
— Это не смешно, — нахмурился Саймон. — А ты не можешь использовать какое-нибудь волшебство, чтобы понять, где он находится?
Адиту покачала головой:
— Так не делается, Сеоман. Когда-то я уже пыталась объяснить тебе. Я сожалею, что смеялась, и помогу в ваших поисках.
Не похоже, чтобы она очень огорчилась, подумал Саймон. Но если он не понимает даже смертных женщин, где ему надеяться хотя бы за тысячу лет понять женщину-ситхи?
Собравшиеся медленно выходили из шатра Джошуа, тихо переговариваясь. Саймон подождал Мириамель. Когда она появилась, он пошел рядом.
— Значит, они собираются вернуть Камарису его воспоминания. — Мириамель выглядела расстроенной и усталой, как будто плохо спала прошлой ночью.
— Если только рог найдется, я полагаю, мы попробуем. — Втайне Саймон был очень доволен, что Мириамель была в палатке и видела, как сам принц кое о чем советуется с ним.
Мириамель обернулась, чтобы взглянуть ему в лицо, вид у нее был сердитый.
— А что, если он вовсе не хочет получить обратно эти воспоминания? — спросила она. — Что, если он счастлив сейчас, счастлив впервые в жизни?
Саймон был ошарашен и не смог быстро придумать ответ. Они молча шли через поселок. Наконец Мириамель попрощалась, сказав, что хочет погулять одна. Саймону осталось только без конца обдумывать ее слова. Выходит, у принцессы тоже есть воспоминания, от которых она счастлива была бы избавиться?
Джошуа стоял в саду за Домом Расставания, когда его разыскала Мириамель. Он смотрел в небо, на длинные ленты облаков, похожие на разорванное полотно.
— Дядя Джошуа!
Он обернулся:
— Мириамель. Рад тебя видеть.
— Ты рад, что пришел сюда, правда?
— Думаю, да. — Он медленно кивнул. — Это хорошее место для размышлений. Я, наверное, слишком беспокоюсь о Воршеве — о ребенке и о том мире, в котором ему предстоит жить, чтобы уютно себя чувствовать в большинстве случаев.
— И тебе не хватает Деорнота?
Джошуа снова обратил взгляд к затянутому облаками небу.
— Не хватает, да. Но, что еще важнее, я хочу, чтобы принесенная им жертва не оказалась бессмысленной. Если наша победа над Фенгбальдом что-то изменит, мне будет легче смириться с его смертью. — Принц вздохнул. — Он был совсем молод в сравнении со мной — ему не было и тридцати.
Мириамель долго в молчании смотрела на дядю, прежде чем заговорить:
— Я хотела просить тебя об одном одолжении, дядя Джошуа.
Он протянул руку, указывая на одну из полуразрушенных каменных скамеек.
— Присядем. Пожалуйста, проси, чего хочешь.
Она глубоко вздохнула:
— Когда ты… когда мы войдем в Хейхолт, я должна буду поговорить с отцом.
Джошуа наклонил голову и так высоко поднял брови, что его бледный лоб собрался в складки.
— Что ты имеешь в виду, Мириамель?
— Перед последней битвой ты наверняка будешь говорить с ним. Я хочу быть при этом.
Джошуа помедлил.
— Я не уверен, что это разумно…
— И, — продолжала Мириамель, решив сказать все до конца, — еще я хочу поговорить с ним наедине.
— Наедине? — Принц смущенно покачал головой. — Мириамель, это невозможно. Если мы осадим Хейхолт, твой отец окажется в отчаянном положении. Я не смогу оставить тебя одну с ним — он сделает тебя своим заложником!
— Это не важно, — упрямо сказала принцесса. — Я должна поговорить с ним, дядя Джошуа. Должна!
Джошуа удержался от резкого ответа; когда он заговорил, голос его звучал мягко:
— Почему ты должна, Мириамель?
— Я не могу сказать тебе. Но я должна. Это может что-то изменить — очень сильно изменить!
— Тогда объясни мне, племянница. Потому что в противном случае я могу только отказать тебе. Нельзя допустить, чтобы ты оставалась наедине со своим отцом.
Слезы заблестели в глазах принцессы. Она сердито вытерла их.
— Ты не понимаешь. Только я могу говорить с ним об этом. И я должна сделать это! Пожалуйста, Джошуа, пожалуйста!
Мучительная усталость была на лице принца — печать многих тяжелых лет.
— Я знаю, что это не пустой каприз, Мириамель. Но забота о жизнях сотен, может быть, даже тысяч людей не давит на тебя, заставляя принимать определенные решения. Если ты не можешь рассказать мне о том, что считаешь таким важным, — и, я думаю, веришь, что это действительно так, — я, конечно, не смогу позволить тебе рисковать ради этого своей жизнью и, возможно, жизнями многих других людей.
Она пристально посмотрела на него. Слезы высохли, их сменила холодная, бесстрастная маска.
— Прошу тебя, измени решение, Джошуа. — Она показала на каменную пирамиду над могилой Деорнота. Несколько травинок уже пробивались между камнями. — Вспомни своего друга и все то, что ты хотел бы сказать ему.
Он расстроенно тряхнул головой. На солнце было видно, что его волосы уже начинают редеть.
— Во имя крови Эйдона, я не могу допустить этого, Мириамель. Ты можешь злиться, но ведь ты и сама понимаешь, что у меня нет другого выбора. — Его голос стал немного холоднее. — Когда твой отец наконец сдастся, я сделаю все возможное, чтобы ему никто не причинил вреда. Если это будет в моей власти, ты сможешь поговорить с ним. Это большее, что я могу обещать тебе.