— Хотел бы я иметь кувшинчик вина! — Кадрах запил кусок маленьким глотком воды. — Во имя золотых волос Эйдона! Несколько глоточков пирруинского красного сделали бы чудеса!
— Но у тебя его нет, — раздраженно ответила Мириамель, — и не будет в течение… в течение долгого времени. Так что лучше придумай что-нибудь другое. И скажи мне, куда мы должны идти, по твоему мнению? У тебя действительно есть какая-нибудь идея? — Она облизнула пальцы, потянулась, так что заболели ее натруженные мышцы, и взяла весла. — И расскажи мне что-нибудь еще — что хочешь. Развлекай меня. — Она возобновила свои ритмические взмахи.
Некоторое время плеск весел был единственным звуком, кроме ровного рокота моря.
— Есть место, — сказал Кадрах. — Это трактир… гостиница, я думаю. В Кванитупуле.
— Город на болоте? — подозрительно спросила Мириамель. — С какой стати нам идти туда? А если уж идти, то какая разница, в каком трактире остановиться? Там что, такое уж хорошее вино?
Монах принял вид оскорбленного достоинства:
— Моя леди, вы ошибаетесь во мне. — Лицо его посерьезнело. — Нет, я предлагаю это, потому что там можно найти убежище в эти опасные времена и потому что вас собирался послать туда Диниван.
— Диниван! — Это имя поразило ее. Она вдруг осознала, что уже несколько дней не вспоминала о священнике, забыв о его доброте и ужасной смерти от рук Прейратса. — Откуда, во имя Господа, ты знаешь, чего хотел Диниван, и какое это может сейчас иметь значение?
— Откуда я знаю, чего хотел Диниван, достаточно легко объяснить. Я подслушивал у замочных скважин — и в других местах. Я слышал, как он разговаривал с Ликтором и рассказывал о своих планах относительно вас, хотя и не информировал Ликтора обо всех деталях этих планов.
— Ты делал такие вещи?! — Возмущение Мириамели быстро погасло при воспоминании о том, что она делала то же самое. — Ну ничего, я не удивлена. Но ты должен исправиться, Кадрах. Такое подглядывание ничуть не лучше пьянства и вранья.
— Я не думаю, что вы много знаете о вине, моя леди, так что не могу считать вас большим специалистом в этой области. Что до других моих изъянов — что ж, необходимость требует, а корысть следует за ней, как говорят в Абенгейте. Эти изъяны могут стать спасением для нас, по крайней мере сейчас.
— Так почему же Диниван собирался отправить меня в этот трактир? — спросила она. — Почему не оставить меня в Санкеллане Эйдонитисе, где я была бы в безопасности?
— В такой же безопасности, в какой были Диниван и Ликтор, моя леди. — Несмотря на резкость, в его голосе была настоящая боль. — Вы знаете, что случилось там, хотя, благодарение Богу, вашим несчастным юным глазам не пришлось увидеть это. Хотя Диниван потерпел поражение, но он был хороший человек и ни в коем случае не дурак. Слишком много людей ходило по Санкеллану, слишком много болтливых языков и внимательных ушей. Я клянусь, что Мать Церковь, как они ее называют, — самая гнусная старая сплетница в истории всего мира.
— Так что, он собирался послать меня в какой-то трактир на болотах?
— Я думаю, так, — даже с Ликтором он говорил, не называя имен. Но я уверен, что понял правильно, — это место, о котором все мы знали. Доктор Моргенс когда-то помог владельцу трактира купить его. Это место связано с секретами, которые разделяли Диниван, Моргенс и я.
Мириамель внезапно перестала грести, облокотилась на весла и уставилась на Кадраха. Он спокойно выдержал ее взгляд, как будто не сказал ничего необычного.
— Моя леди? — спросил он наконец.
— Доктор Моргенс… из Хейхолта?
— Конечно. — Он низко опустил голову. — Великий человек. Добрый, добрый человек. Я любил его, принцесса Мириамель. Он был отцом для многих из нас.
Туман начал собираться над поверхностью воды, белый, как вата. Мириамель сделала глубокий вдох и содрогнулась.
— Я не понимаю. Откуда ты знаешь его? Кто такие «мы»?
Монах перевел взгляд с ее лица на покрытое пеленой море.
— Это длинная история, принцесса, очень длинная. Приходилось ли вам слышать когда-нибудь о так называемом Ордене Манускрипта?
— Да! В Наглимунде. Старый Ярнауга был его членом.
— Ярнауга… — Кадрах вздохнул. — Еще один хороший человек, хотя, видят боги, мы были разными людьми. Я прятался от него, пока был в замке Джошуа. Расскажите про него.
— Он мне понравился, — медленно сказала Мириамель. — Он умеет слушать. Я разговаривала с ним всего несколько раз. Хотела бы я знать, что с ним сталось, когда пал Наглимунд. — Она пристально посмотрела на Кадраха. — А какое все это имеет отношение к тебе?
— Как я уже говорил, это долгая история.
Мириамель засмеялась. Смех быстро перешел в нервную дрожь.
— Ты можешь предложить какое-нибудь другое занятие? Расскажи!
— Позвольте мне сперва найти что-нибудь, чтобы согреть вас. — Кадрах отполз в укрытие и достал монашеский плащ. Он накинул его на плечи Мириамели и прикрыл капюшоном ее короткие волосы. — Теперь вы выглядите как сосланная в монастырь молодая женщина, за которую вы однажды себя выдавали.
— Говори со мной, и тогда я перестану замечать холод.
— Вы все еще слабы. Я хотел бы, чтобы вы положили весла, позволив мне грести, а сами легли под навес.
— Не обращайся со мной как с маленькой девочкой, Кадрах. — Она нахмурилась, но была растрогана. Неужели это был тот самый человек, которого она хотела утопить, — человек, который пытался продать ее в рабство? — Сегодня ты не притронешься к веслам. Когда я чересчур устану, мы бросим якорь, а до тех пор грести буду я. Теперь говори.
Монах поднял руки, как бы сдаваясь:
— Ну хорошо. — Он закутался в плащ и сел, прислонившись спиной к скамейке, подобрав колени. Теперь он смотрел на нее снизу вверх из темноты на дне лодки. Небо почернело, и лунного света хватало только на то, чтобы обозначить его лицо. — Боюсь только, что я не знаю, с чего начать.
— С начала, конечно. — Мириамель подняла весла и опустила их снова. На лбу у нее выступили капли пота.
— А, да. — Он мгновение подумал. — Что ж, если я вернусь к истинному началу моей истории, тогда, возможно, последующие части будет легче понять — и таким образом я, кроме того, смогу немного отложить на потом самые постыдные страницы моей биографии. Это несчастная история, Мириамель, и она вьется через скопища теней, теней, которые теперь коснулись многих других людей, помимо пьяного эрнистирийского монаха.
Я родился в Краннире, знаете ли, и когда я говорю, что мое имя Кадрах эк-Краннир, справедлива только последняя часть. Я был назван Падреиком. У меня были и другие имена, достойные и нет, но Падреиком я был рожден, а Кадрах я теперь.
Я не лгу, когда говорю, что Краннир — один из самых странных городов во всем Светлом Арде. Он окружен стеной, как огромная крепость, но никогда не подвергался осаде, и нет в нем ничего, ради чего стоило бы туда проникнуть. Люди Краннира настолько скрытны, что другие эрнистири даже не понимают их. Говорят, что краннирец скорее поставит выпивку всему трактиру, чем позовет кого-то к себе домой, но никто и никогда еще не видел, чтобы краннирец покупал выпивку кому-нибудь, кроме себя самого. Краннирцы закрыты — мне кажется, это слово подходит к ним лучше всего. Они говорят очень скупо и неохотно — так не похоже на прочих эрнистирийцев, у которых вместо крови течет поэзия, — и никогда не показывают своего счастья и богатства из страха, что боги позавидуют и отберут все назад. Даже дома прижимаются друг к другу, как заговорщики, — в некоторых местах здания так близко склоняются друг к другу, что вам приходится выдохнуть, прежде чем войти в переулок, и не вдыхать до тех пор, пока вы не выйдете с другой стороны.
Краннир — один из первых городов, построенных людьми в Светлом Арде, и дыхание возраста чувствуется во всем. Люди с рождения говорят тихо, как будто боятся, что, если они заговорят слишком громко, древние стены рухнут, выставив на всеобщее обозрение все их секреты. Кое-кто говорит, что ситхи приложили руку к устройству этого места, но, хотя мы, эрнистири, не настолько глупы, чтобы не верить в существование справедливого народа — в отличие от некоторых наших соседей, — я не думаю, что ситхи имели какое-нибудь касательство к Кранниру. Я видел руины древних построек ситхи, и они абсолютно не похожи на тесные и построенные для защиты стены города, где я провел свое детство. Нет, этот город построили люди — испуганные люди.