— А мы-то думали, что Локкен, которого почитают черные риммеры, это наш языческий бог огня, — задумчиво сказал Изгримнур. — Если бы я знал, как далеко они ушли с истинного пути… — Он погладил древо, висевшее у него на шее, и вздохнул: — Узирис!

Принц Джошуа, долгое время молча слушавший рассказ Ярнауги, наклонился вперед.

— Но если этот демон из далекого прошлого действительно наш истинный враг, то почему он не показывается? Почему он играет, как кошка с мышкой, с моим несчастным братом Элиасом?

— Мы подошли к вопросу, ответить на который не помогут нам даже мои долгие годы изучения Танголдира. — Ярнауга пожал плечами. — Я наблюдал, слушал и снова наблюдал, потому что именно для этого я там находился, — но мне неподвластны тайны мыслей такого существа, как Король Бурь.

Этельферт из Тинсетта встал и откашлялся. Джошуа кивком дозволил ему говорить.

— Если все это правда… а моя голова от всего этого идет кругом, могу вам сказать… может быть… я мог бы догадаться об этом. — Он огляделся, как бы ожидая, что ему не простят такую самонадеянность, но на лицах окружающих была только печаль и смущение. Тогда он снова прочистил горло и продолжил: — Риммер, — он кивнул в сторону Ярнауга, — сказал, что это Эльстан Рыбак первым догадался, что вернулся Король Бурь. Это было через триста лет после того, как Фингил захватил Хейхолт, или как он там тогда назывался. С тех пор прошло уже двести лет. Мне кажется, что этому демону потребовалось немало времени, чтобы набраться сил. — Теперь, — продолжал он, — мы все знаем, мы, мужчины, которые годами удерживали землю от притязаний жадных соседей, — тут он кинул хитрый взгляд на Ордмайера, но толстый барон, сильно побледневший во время рассказа Ярнауга, казалось, оставался равнодушным к его намеку, — что лучший способ обеспечить свою безопасность и накопить сил для новой схватки, это заставить своих соседей драться друг с другом. Сдается мне, что это самое тут и происходит. Этот риммергардский демон предлагает Элиасу сомнительный дар, а потом устраивает так, чтобы он подрался со своими вассалами и всякими такими. — Этельферт еще раз огляделся, одернул камзол и сел.

— Никакой это не «риммергардский демон», — зарычал Айнскалдир, — мы правоверные эйдониты.

Джошуа проигнорировал замечание северянина.

— Есть правда в твоих словах, лорд Этельферт, но боюсь, что те, кто знает Элиаса, согласятся, что у него есть собственные планы.

— Он и без всякого ситхи-демона собирался украсть мою землю, — с горечью сказал Изгримнур.

— Как бы то ни было, — продолжал Джошуа, — я нахожу Ярнаугу, Бинабика из Йиканука и юного Саймона, ученика доктора Моргенса… огорчительно достойными доверия. Я хотел бы не верить им. Я хотел бы сказать, что я не верю в эти россказни. Я еще не совсем уверен, что верю всему сказанному, но у меня нет основания не доверять рассказчику. — Он снова повернулся к Ярнауге, ворошившему огонь в ближайшем камине железной кочергой. — Если эти страшные вещи, о которых вы говорили, действительно готовы произойти, скажите мне только одно: чего хочет Инелуки?

Старик молча смотрел на догорающие угли, потом снова энергично помешал кочергой.

— Как я уже говорил, принц Джошуа, я был глазами Ордена. Оба погибших, и Моргенс, и наставник молодого Бинабика, больше, чем я, знали о том, что может таиться в мыслях хозяина Пика Бурь. — Он поднял руку, как бы предостерегая от новых вопросов. — Но если бы мне пришлось угадывать, я сказал бы вот что: подумайте о той ненависти, которая сохранила Инелуки живым, о той ненависти, которая вырвала его из огня страшной смерти…

— Так значит то, чего хочет Инелуки, — слова Джошуа тяжело падали в гробовом молчании затаившего дыхания зала, — это отмщение?

Ярнауга только смотрел на угли.

— Тут есть о чем подумать, — сказал господин Наглимунда. — И нам нечего ждать легких решений. — Он встал, высокий и бледный, тонкое лицо казалось только маской его потаенных мыслей. — Мы вернемся сюда завтра на заходе солнца. — Он вышел, сопровождаемый двумя стражниками в серых плащах.

С его уходом люди в зале впервые за время рассказа Ярнауга стали поворачиваться друг к другу, затем поднялись с мест, сбиваясь в маленькие безмолвные группки. Саймон увидел Мириамель, которой так и не представился случай высказаться, выходившую из зала между Айнскалдиром и прихрамывающим Изгримнуром.

— Пойдем, Саймон, — сказал Бинабик, дергая его за рукав. — Я питаю намерение пустить Кантаку очень немного бегать, потому что дождь сейчас уменьшался. Мы имеем должность пользоваться этими моментами. Я все еще не потерял своей любви к думанью, когда ветер ударяется мне в лицо… и очень много о чем я имею должность думать.

— Бинабик, — сказал Саймон, измученный этим ужасным днем. — Ты помнишь тот сон, который мне снился… всем нам снился… в доме Джулой? Пик Бурь… и эта книга?

— Да, — мрачно сказал маленький человек. — Это тоже относится к тревожностям. Слова, слова, виденные тобой, не оставляют мне покоя. Я питаю страх, что среди них скрывается ужасно важная загадка.

— Ду… Ду Свар… — Саймон боролся со своей измотанной, запутавшейся памятью. — Ду…

— Ду Сварденвирд это было, — вздохнул тролль. — Заклятие Мечей.

Горячий воздух беспощадно жег незащищенное безволосое лицо Прейратса, но он не подавал виду, что ему это неприятно. Проходя по литейной в своей развевающейся красной сутане, он с удовлетворением отметил, что рабочие, одетые в маски и плотные плащи, испуганно расступаются при виде его. Озаренный пульсирующим светом горна, он даже усмехнулся, представив себя архидемоном, шагающим по плитам ада, перед которым лебезят и суетятся подручные дьяволята.

Но настроение тут же упало, и он нахмурился. Что-то не то происходило с этим негодным мальчишкой колдуна — Прейратс чувствовал это так же ясно, как если бы кто-нибудь ударил его в спину кинжалом. Какая-то невидимая связь была между ними со времени Ночи камней; это грызло его и мешало сосредоточиться. Свершившееся в ту ночь было слишком важным, слишком опасным, чтобы допустить любое вмешательство. И вот теперь мальчишка снова думает об этой ночи — вероятно, рассказывает что-нибудь Ллуту, Джошуа или кому-нибудь еще. Пора принимать серьезные меры к этому отвратительному, сующему повсюду нос мальчишке.

Священник остановился у огромного тигля и встал, скрестив руки на груди. Он стоял так довольно долго, и чем больше проходило времени, тем больше он свирепел. Наконец один из литейщиков поспешил к нему и преклонил колено, обтянутое плотной брючиной.

— Чем мы можем служить вам, господин Прейратс? — спросил он. Голос был приглушен мокрой тканью, закрывавшей нижнюю часть лица рабочего.

Священник молча смотрел на него, выдерживая паузу, пока выражение частично открытого лица не изменилось, от услужливой неловкости к откровенному страху.

— Где ваш надсмотрщик? — прошипел Прейратс.

— Здесь, отец, — человек указал на одно из черных отверстий в стене пещеры-литейной. — На лебедке сломалось ослабевшее колесо, ваше высокопреосвященство.

Титулование было безосновательным, потому что официально он все еще оставался простым священником, но прозвучало очень гармонично.

— Ну?.. — спросил Прейратс. Человек не ответил, и священник сильно лягнул его по затянутой в кожу голени. — Так приведи его тогда! — завопил он.

Склонив трясущуюся голову, человек заковылял прочь, походкой едва научившегося ходить ребенка в подбитой ватой одежде. Капли пота катились по лбу священника, выплюнутый горном воздух немилосердно жег его легкие, но тем не менее быстрая довольная улыбка растянула его худое лицо. Ему случалось испытывать и худшие муки: Бог… или кто-бы-там-ни-был… знает, что он видел и худшее.

Наконец подошел надсмотрщик, огромный и неторопливый. Когда он наконец дотащился до места и навис над Прейратсом, священник подумал, что за один только непомерный рост этого человека можно было бы расценить как ходячее оскорбление.