Дверь конторы отворилась, заскрипели половицы. В контору вошел Васильев.

– Пойдем поужинаем, – предложил он.

– Завтра к нам приезжает Афраймович, – сказал Зимин. – Надо где-то достать свежей рыбы на уху.

– Это мы организуем, – сказал Васильев. – Пошли ужинать, сытые скорее решим, что делать.

Пришли в избу Васильева. Он послал сына за Каблуковым, машинистом окараванивающей машины. Того дома не оказалось, ушел на рыбалку. Поужинали, от выпивки Зимин отказался, предложив приготовленные пол-литра водки взять с собой на реку Сережу и угостить Каблукова.

– Подобреет – отдаст весь улов.

Васильев согласился пойти на Сережу.

– Если у местных рыбаков не найдем рыбы, завтра шофера Галочкина Ивана пошлем в Павлово, – предложил Зимин. – Там на базаре всегда торгуют свежей рыбой.

Два мужика – Зимин, тонкий, худой и длинный, прихрамывающий на правую ногу, и Васильев, высокий, полный, с копной темно-русых кудрявых волос на объемистой голове, – отправились на поиски рыбаков. Шли по просеке, с одной стороны плотной стеной стоял двадцатипятилетний молодняк сосны, с другой была широкая карьерная канава, на дне которой скопилась вода. По краям канавы тоже росла редкая сосна с хорошо развитыми кронами. За канавой – такой же молодой сосновый лес.

Болото осушали еще в 1925 году. Канавы копали вручную лопатами. К 1930 году более 500 гектаров было осушено. Затрачены сотни тысяч рублей, и все заброшено. На раскорчеванных площадях снова вырос молодой лес.

Шли они не спеша, каждый думал о своем. Временами рядом поднимались с шумом тетерева и скрывались в глубине леса. До Сережи от поселка незаметно прошли три километра. Чистый воздух, наполненный ароматами соснового леса, пьянил их.

Каблукова нашли сидевшим у костра вместе с его неразлучным другом – собакой Бобиком. Ростом собака была со среднюю овчарку, с небольшими, но висевшими ушами и длинным всегда опущенным хвостом. Короткая бархатистая шерсть походила на лисью. Зато широкая крутая морда с выделенными усами и всегда оскаленным ртом напоминала лайку и гончую.

Каблуков был рад гостям и сразу же стал оправдываться:

– Рыбы еще нет. Сети поставил только что. Немного отдохну, попробую поботать, ухой вас угощу.

Васильев сидел у костра. Зимин с Каблуковым ставили ботальную сеть и ботали. Примерно через час наловили полведра мелких окуней, ершей и плотвы. Попала одна щука весом около килограмма. Каблуков мастерски сварил уху.

– Бобры всю рыбу съели, – говорил Каблуков. – Прямо скажу, этих хищников надо уничтожать. Ты только посмотри, что они натворили. Весь берег реки завалили лесом. Устроили настоящие завалы. Эти хищники уничтожат весь лес, только дай им волю.

Зимин доказывал Каблукову, что бобры рыбу не едят и никакого вреда ей не приносят, леса по берегу они спилили мало и никаких завалов не устраивают. Но Каблукову эти доказательства были одинаково что в стену кидать горох. Он твердо стоял на своем.

– Прямо скажу, – говорил он свою любимую фразу, – бобры – враги не только рыбе и лесу, но и человеку. Прямо скажу, вы видели, какая у него пасть? Как у тигра. А зубы деревья спиливают. Один раз вечером сижу у костра, слышу – что-то в воде плюхается. Посмотрел – бобер двухметровый осиновый чурак куда-то тащит. Ружья у меня с собой не было. Думаю, собака Бобик сильная, сейчас она его за хвост ко мне притащит. Кричу: «Бобик, взять», – и показал на бобра. Бобик кинулся к реке с лаем. Бобер бросил чурак, приготовился к обороне и подплыл поближе к стоявшему в нерешительности у самой воды Бобику. Я кричу: «Бобик, взять!» Бобик кинулся в воду. Бобер его схватил за ногу и потащил под воду. Прямо скажу, думал все, конец моей собаке. Минуты через две Бобик всплыл наверх. Я подплыл и вытащил его на берег. С тех пор мой Бобик стал бояться бобров сильней бешеного волка. Целый месяц хромал. Бобер, по-видимому, прямо скажу, с понятием попался, оставил Бобику ногу, не откусил и пса не утопил. Я много раз, прямо скажу, своими глазами видел, как бобры из сети рыбу воровали, а один сам в сети запутался.

– И куда ты его девал? – спросил Зимин.

– Прямо скажу, – ответил Каблуков. – Вытащил из сети, по-видимому, от испуга он умер. Бросил его подальше в реку, чтобы все его родичи видели, что рыбу из сетей воровать опасно.

Васильев разлил бутылку водки, перед ухой выпили. Вкусную уху из ершей и окуней ели все с аппетитом. Лучи солнца, заслоненного лесом и висевшего у самого горизонта, терялись в вершинах старых деревьев. Лес был наполнен птичьим гомоном. В пойме поросшей кустами ивы, крушины, жимолости и черемухи пели соловьи. Их бесконечные трели, чередовавшиеся свистом и приятным шипением, заставляли вспоминать о далеком прошлом и думать о будущем. Где-то вдали закурлыкали журавли. Над водой с криками носился кулик. На крик прилетели два чибиса и с воинственными криками быстро летали над рекой. Из-за поворота реки показалась лодка. С нее крикнули Каблукову:

– Как дела, Дмитриевич?

Он ответил:

– Прямо скажу, плохо.

Зимин залез в небольшой шалаш. От комаров закупорил отверстия старой плащ-палаткой Каблукова. Трудно сказать, спал он или нет. Васильев с Каблуковым пили стаканами остывшую уху и рассказывали друг другу страшные истории. Бобик лежал в ногах у Каблукова с закрытыми глазами, временами, как спящий человек, храпел. Слушал он их или спал – неизвестно.

Проснулся Зимин рано. Пристроенную им на входе в шалаш плащ-палатку Каблуков снял. В шалаше летали десятки комаров. Лезли в нос, глаза и рот. Солнце высоко поднялось над лесом, но еще плохо грело своими живительными лучами. Каблуков спал покрытый плащ-палаткой на куче хвороста в обнимку с собакой. Зимин разбудил его. Каблуков выругался, сказал: «Еще рано», – перевернулся на другой бок и снова захрапел. Собака подошла к котелку с недоеденной ухой и с аппетитом завтракала.

В пять часов утра сняли сети. Улов был богатый. Даже ни во что не веривший Каблуков сказал:

– Счастливые вы товарищи, директор и главный бухгалтер.

Наполнили сумку лещами, язями и голавлями. Довольные Зимин и Васильев пошли в поселок. Каблуков остался наслаждаться теплым майским утром, дышать чистым лесным воздухом и слушать трели соловья.

Недалеко от поселка в карьерной канаве застрял лось. Может быть, был больной или раненый, не смог перепрыгнуть, либо не рассчитал силы. Передние ноги его глубоко воткнулись в торфяную жижу на дне. Задние беспомощно скребли подсохший торф на откосе канавы.

Васильев впервые видел лося. В нем проснулся азарт настоящего охотника, хотя в жизни ни разу не стрелял из ружья. Короткую культю левой руки он воинственно поднял кверху, как бы грозя: «Сейчас брошу на плечи и отнесу домой».

– Ульян Александрович! Надо найти хороший дрын и добить лося. До вечера закидаем хворостом. Ночью разделаем и перетаскаем ко мне.

Зимин думал, что убивать лося нельзя. Надо ему помочь вылезти из канавы. Но, заражаясь от Васильева охотничьим пылом, послал его:

– Виктор Иванович, беги скорей за топором. Зарубим мы его, а потом решим, что делать.

Высокий полный Васильев, похожий на сказочного великана, махая, как ветряная мельница, рукой с поднятой кверху культей, убежал домой и через десять минут, запыхавшись, появился с топором. Он ринулся в канаву и за долю секунды оказался на ее дне рядом с лосем.

– Руби его по шее, – в азарте кричал Зимин.

В одно мгновение канава засосала ноги Васильева по бедра, он бросил топор в воду и закричал голосом обреченного человека:

– Помоги, утону!

Лось смотрел на Васильева ничего не выражавшим взором. Зимин подал ему длинную жердь, которой задел бок животного, и начал тащить товарища из канавы. В это время лось зацепился задними ногами за корягу, высоко поднял передние, сделал рывок и не спеша вылез из западни, разрывая подсохший торф. Повернул голову набок, посмотрел на Зимина, тащившего из канавы Васильева, шагом ушел в лес, быстро скрылся в частых зарослях сосны.

Грузный Васильев при помощи Зимина с трудом вылез из канавы. Издал неопределенный звук спасенного человека.