— Знаю, Демидушка, есть такая черта у Ведамира. Он принимает плоды труда других людей, только в обмен на собранный им лесной мёд. Они будут жить впроголодь, но просто так помощь от других поселян не примут.

— Вот потому-то я и попросил Любомирку с Доброславом помочь мне дотащить волокушу до дома. Когда мы всю добычу в холодную перенесли, я отдал им по паре уток и зайцев, вроде как за их труд и помощь, иначе дядька Ведамир, отправил бы братьев с моими подарками назад. Понимаешь, матушка, я до сих пор помню глаза пятерых малышей, и мне хотелось бы, чтобы вот таких голодных взглядов было как можно меньше. Я мог им и больше трофеев отдать, но братья бы не приняли их в дар, да и родители ихние тоже.

— Так ежели ты решил помочь им, то поступи мудрее, сынок. Возьми что-нибудь покрупнее из добытой на охоте дичи, и сам сходи до дома бортника, а Ведамиру Кузьмичу расскажи, что я домой возвернулась после лечения тяжелобольного, а для восстановления сил мне нужен лесной мёд. В словах моих нет ни капли лжи, Демидушка, так как я действительно очень сильно устала поднимая на ноги тяжелобольного, да и от долгой дороги тоже…

— Хорошо, матушка, я так и сделаю.

Едва я выбрал пару самых крупных глухарей, и выбрался из холодного погреба, чтобы идти к бортнику Ведамиру Кузьмичу, как наша калитка резко открылась и на широкий двор забежала встревоженная соседка Яринка. Увидев в летней трапезной мою матушку, она подбежала к ней и начала взволнованно тараторить.

— Млада Гедеминовна, Млада Гедеминовна, вас срочно зовут до дома старосты.

— Успокойся, Яринушка, выдохни, и спокойно говори, что там случилось?

— Да я толком ничего не знаю. Меня там мой батюшка задержал, так как всё наше семейство переписывать начали, как вдруг одному из приезжих чиновников плохо стало и он упал на землю, словно его удар хватил, вот Ярослав Всеволодович меня за вами и послал.

— Я поняла тебя, Яринушка. Зайди в дом и возьми мою дорожную сумку с настоями, травами и мазями. Пойдёшь со мной к болящему и в случае чего помогать мне во всём будешь.

— Моя помощь потребуется? — спросил я матушку.

— Мы сами управимся, Демидушка, то наше лекарское дело. Ты иди куда собирался. Думаю, что там твоя задуманная помощь людям нужнее будет.

— Хорошо, матушка, — сказал я и направился к дому бортника менять глухарей на лесной мёд.

На лавочке у ворот сидела неразлучная парочка. Увидав меня, они поднялись и подошли.

— Далеко ли собрался, Демид? — удивлённо спросил Доброслав.

— Да вот к вам в гости решил зайти, братцы. Отец-то ваш дома?

— Дома уже, только со схода пришёл, — сказал младший из братьев.

— Любомирка, позови отца, дело у меня к нему.

Младший не стал спрашивать, что за дело, а быстро скрылся за воротами. Через несколько минут он вышел вместе с отцом.

— Доброго здравия, Ведамир Кузьмич, — сказал я с поклоном.

— И тебе доброго здравия, Демид Ярославич, — уважительно ответил бортник. — Любомирка мне сказал, что ты по делу пришёл. Так что прошу в дом, на улице о делах говорить не принято.

Мы зашли в дом, в котором была чистота и прохлада. Присев на лавку я начал разговор.

— Вчера матушка моя в поселение возвернулась после излечения тяжелобольного, вот я и пришёл к вам, Ведамир Кузьмич, за помощью.

— А чем же я смогу помочь Младе Гедеминовне? — удивился бортник. — Я в лекарских делах ничего не смыслю.

— Ей для восстановления потраченных сил на лечение и долгую дорогу, лесной мёд надобен. Сами же знаете, в нашем поселении всем жителям ведомо, что самый лучший лесной мёд только у вас имеется. Вот я и пришёл к вам, Ведамир Кузьмич, обменять двух глухарей на горшочек мёда, для восстановления сил моей матушки. Ежели их мало будет для достойного обмена, так я ещё что-нибудь принесу. У меня последняя охота, доброй вышла. Чуть грыжу не нажил, пока волокушу до поселения дотащил. Хорошо хоть по дороге вашу неразлучную парочку встретил. Братья мне очень сильно помогли, дотащили тяжёлую ношу до дома.

— Вот оно как дело было… а я ведь им сорванцам поначалу не шибко поверил, что они честь по чести заслужили такие подарки.

— То не подарки были, Ведамир Кузьмич, а честная оплата за оказанную помощь. Меня так отец с дедом воспитали, что за помощь всегда надо добром отвечать. Если бы они отказались, то в следующий раз я бы не взял их с собой на охоту.

— Я понял тебя, Демид Ярославич. Ты только шибко не обижайся на меня за те устои, что я своим сынам прививаю. Слишком часто я видел обман от других людей, пока не решил остаться жить тут в поселении.

— У меня и в мыслях не было обижаться на вас. Тем более мы с Доброславом и Любомиром уже много лет дружим. А каждый Род всегда своим устоем живёт, и не мне судить правильный он или нет.

— Вот! Слова не мальчика, но взрослого мужа. Скажи мне, пожалуйста, Демид Ярославич, а что действительно Млада Гедеминовна настолько много сил лишилась, что сама ко мне за мёдом прийти не смогла?

— Она не смогла прийти к вам за мёдом по совершенно другой причине. На сходе какому-то имперскому чиновнику плохо стало и он упал на землю, словно его удар хватил, вот матушку и позвали его лечить.

— Тогда всё понятно. Ты посиди тут немного, я зараз самого лучшего мёда принесу. Он твоей матушке быстро все силы восстановит, — сказал бортник и вышел из комнаты, захватив с собой принесённых мной глухарей.

Вскоре он вернулся, бережно неся в мозолистых руках большой глиняный горшок закрытый сверху вощёной тряпицей и подвязанный тонкой верёвочкой. Передав мне горшочек с мёдом, Ведамир Кузьмич проводил меня до ворот, сказав, что он теперь всегда будет рад, если его сыны станут ходить со мной на охоту.

Когда я вернулся домой, то никого в нём не обнаружил. Поставив горшок с мёдом на стол, я прошёл в свою комнату и лёг спать. Слишком много усталости накопилось за последнее время…

Поселение «Урманное». В Алтайском Белогорье.

Медленно перемещаясь по урманному лесу, я старался вновь обнаружить потерянный след небольшого кабаньего семейства, прошедшего через данный участок леса всего несколько часов назад. Такое мне приходилось видеть впервые, вполне приметная дорожка многочисленных кабаньих следов исчезала в обширно разросшихся высоких кустах дикой смородины, заросших многолетним лесным вьюном. Обойдя несколько раз вокруг обширные смородиновые заросли, и внимательно рассматривая напитавшиеся утренней росою лесные травы, я к сожалению так и не смог обнаружить следов выхода кабаньей тропы из кустов. Всё выглядело так, словно всё кабанье семейство зашло в заросшие вьюном кусты и там бесследно исчезло. Возвращаться в поселение с пустыми руками мне не хотелось, поэтому я решил вернуться к тому месту, где следы обрывались у кустов образовав в них добротный широкий лаз, и проползти по нему через заросли смородины. Такая мысль мне пришла после того, как я очень внимательно осмотрел кабаний лаз ведущий в заросший вьюном кустарник. Мне было прекрасно видно, что кабанье семейство проделало хоть и невысокий, но достаточно широкий проход, через который я могу спокойно проползти. Вполне возможно, кабаны уже не в первый раз пользуются этим проходом, так что мне может улыбнуться удача. В зарослях может обнаружиться ночная кабанья лёжка, и мне не составит труда устроить на её месте ловушку.

Подумав о том, что в месте лёжки может быть маловато света или вообще стоит сумрачная темнота, я заготовил несколько длинных лучин и четыре больших светоча, благо сушняка вокруг было полно.

Едва я прополз по кабаньему лазу три или четыре сажени, как перепрелая старая листва подо мной сдвинулась с места, и меня стремительно понесло куда-то вниз. Я даже толком не успел осознать что произошло, как всё скольжение вниз прекратилось. Вокруг была странная сумрачная темень. Когда мои глаза немного привыкли к этому сумраку, я заметил, что позади меня, на не очень большой высоте, виднелось довольно ровное овальное пятно светло-серого света.