— Так позвонят.

— Нет, я телефон брать не стал.

— Нарочно? С матерью опять поцапался?

— Угу… Достало все. Уйду я от них, сил нет больше так жить.

— Понятно.

Они посидели молча, ветер все усиливался.

— Гроза будет, — попытался рассмотреть чернильное небо Алексей, — Я вот что, помощь твоя нужна только с этого неприятности могут быть. Но если что, в полицию заявят, штраф присудят, то я ни тебя, ни Сергея не подставлю.

— Ты о чем, Леш?

— Дельфинов мы хотим выпустить. Я знаю, что подсудное дело, но погибнут же! А нам вдвоем с Сергеем их не поднять, выросли, затяжелели. Поможешь?

— Как же ты потом?

— Да я уже морально готов был, когда Васька в море ушел. А еще Сергей работу предлагает.

— Какую?

— Вроде хочет тут сам, или друзья его дело открывать, с охранной сигнализацией связано, все теперь ставят, и частники и фирмы. Да устроюсь я как-нибудь, а случай, как сегодня, когда еще выпадет. Пошли, там Нина с Сергеем ждут. Я, конечно, не настаиваю, дело такое…но Ваську с Флейтой жалко.

— Еще как! Так чего сидим? Конечно пошли! — Роман резко поднялся и пошел к дельфинарию, а Леша за ним.

— Вот, Ромка, ты настоящий друган!

В воду лезть все-таки пришлось потому, что не работал не только шлюз, но и механический подъёмник. Обычно дельфинов, если была такая необходимость, поднимали в специальных мягких люльках, закрепленных на лебедке. Приспособление было снабжено колесами и позволяло транспортировать животных в пределах лаборатории. Но исследования давно не проводили, механизмы не проверяли, не смазывали, металлические части проржавели, закисли.

— Ну так, значит, — распорядился Алексей, — Нина пусть светит, а мы попробуем брезент под них подвести, втроем справимся, нам их всего через один сухой отсек протащить, дальше я воды напустил — сами поплывут.

Сергей, Роман и Алексей босиком, в одних плавках стояли у спуска в бассейн, в руках Алексея был свернутый в рулон брезент, на котором они собирались поднять дельфинов на специальную каталку, Нина с другой стороны трапа светила на воду мощным круглым фонарем. Общий свет они не зажигали, его было бы видно с улицы. Дельфины подплыли к трапу, высунулись из воды, застрекотали, они как будто тоже участвовали в обсуждении. Несмотря на серьезность момента, риск скандала и прочие вероятные неприятности выглядело это все забавно.

— Ну, что, Васька, давай на выход с вещами, — сказал Алексей и первым полез в воду. За ним в бассейн спустились Сергей и Роман.

Сергей не был ревностным защитником животных, не симпатизировал Гринпис, не очеловечивал домашних питомцев. И вполне осознанно не заводил ни кошек, ни собак, чтобы не брать на себя лишней заботы и ответственности. И чтобы не привязываться к тем, чей век короче. Почему ему пришла мысль об освобождении дельфинов? Странным образом это было связано с Ниной, с тем, что происходило между ними.

Раньше он думал — когда они поженятся, устроятся, купят квартиру, появится ребенок, тогда можно и собаку. Какой-нибудь необычной породы. Если Нина захочет.

Но теперь… ребенок может родиться и раньше… и при чем тут собака?

До того, как Нина уехала он ничего не понимал в своих чувствах к ней, и не пытался разбираться, достаточно было осознания того, что все правильно. Они должны быть вместе, это хорошо для обоих, вот то, что он знал и Нина знала. Потом они поссорились, и она уехала.

По дороге на юг Сергей все вспоминал из-за чего, сначала спорили о билетах на поезд, потом Нина плакала и говорила, что это не любовь, и никакой свадьбы она не хочет. И еще всякие глупости о том, что Сергей с ней из жалости, из порядочности, привык. Он тогда рассердился на её несправедливые упреки, ушел, хлопнул дверью, обиделся всерьез. Не надо было, мог ведь успокоить, уговорить, а он заелся за этот чертов плацкарт. Вот, едет же на машине, могли бы вместе также.

Дорога была напряженной, на таможне держали долго, жара изнуряла, и он никак не мог сосредоточиться, додумать все до конца. Показания навигатора уводили от Феодосии, это было странно, Сергей все-таки поехал и не прогадал. После полудня от затормозил около недостроенного коттеджа на окраине безымянного поселения в предгорьях.

Рабочие не знали имени девушки, которая приехала с хозяином, но дом не был закрыт, и Сергей свободно вошел в мастерскую Романа. Картины там были везде, у стен, на подрамниках, законченные и не завершенные. А на столе рисунки пастелью, углем, листы разного размера с набросками, сделанными вероятно с натуры.

Сергей перебирал их, рассматривал, откладывал в сторону, оторваться было невозможно — живые, динамичные. Он не слишком хорошо понимал в живописи, но то, что видел апеллировало не к знаниям, но чувствам.

Чтобы понять это — ничего не надо было знать.

Последние несколько листов в кипе набросков не оставили Сергею никаких сомнений, что Нина здесь. Он слишком хорошо знал ее и не только в лицо. Её руки, плечи, плавные линии бедер, живот, грудь с красивыми сосками, приоткрытые губы, ясные глаза, прекрасные волосы.

Первым желанием было порвать это! Уничтожить и забыть, что видел. Забыть, забыть! Уехать, чтобы она не знала, что он был здесь, а потом разбираться в себе. Может быть они еще смогут…

Он вышел на балкон, посмотрел вдаль на горы. Ослепительное солнце стояло в зените. Сергей вернулся в комнату, снова взялся за рисунки, внимательно рассматривал, проводил пальцами по красноречивым скупым линиям набросков. Может, он ошибся? Он хотел ошибиться! Искал объяснения, повод увидеть Нину. Они должны встретиться, в любом случае, что бы там ни было потом. Конечно он ревновал, но не так, чтобы ревность застилала все остальное. Ему было больно, и мучительно хотелось увидеть её, дотронуться.

Нет, уехать сейчас нельзя, это значило бы отпустить её, а Сергей не мог потому что… любил? Надо было встать на черте, за которой жизнь без Нины, чтобы понять это? Он должен увидеть её, их вместе. Сначала это, а потом решит, что делать.

И Сергей аккуратно вернул листы на место, все, как было.

А потом он спустился во двор, вышел за границы участка и ждал около машины. Рабочие подошли, о чем-то говорили с ним, он машинально отвечал. И вот, столб пыли на серпантине, по склону катит джип.

— Вот и хозяин едет, дождались! — обрадовался бригадир.

Нина! Сергей увидел её, счастливую, радостную, но не с другим — Нина радовалась их встрече. Заглянув в её глаза Сергей понял это и готов был простить, принять, но кажется и прощать было нечего, он не видел, не чувствовал в ней вины и усомнился. Так ли все? Рисунки… так что же, а если просто фантазия? Ему хотелось верить в это.

Но даже если бы он своими глазами увидел Нину вместе с этим парнем, то все равно простил бы, скрыл свое знание и оставил бы Нине невиновность, что светилась в её глазах.

Не могла Нина так притворяться, только не она! Первая бы сказала, если бы что-то… Нет, не было ничего, он бы понял по её прикосновениям, по губам, по всему и не смог бы так уснуть рядом с ней, не смог любить.

Любить… Не ревность раскрыла, выпустила на волю чувства, а сознание невозможности потерять эту женщину. Сергей не знал, как выразить это, он не пытался объяснить, да и не смог бы, а только весь отдался Нине, со всей горячностью и страстью, которые открыл в себе.

Их близость там, в зарослях у реки, все в нем перевернула, мир вокруг другим стал. Что произошло? До боли обнажилось все, до трепета и каждым нервом он к Нине тянулся, а потому должен был постоянно держать за руку, обнимать, сплетаться пальцами, через касания ощущать, как души их сплелись и проросли одна в другую.

Вот и дельфины тоже поэтому, Сергей не позерствовал, не строил из себя героя, рыцаря в серебряных доспехах, не пытался удивить Нину. Он чувствовал её, а она хотела свободы для них обоих, так же как Васька, который вернулся к Флейте, звал её с собой в море.