— Зачем же смиряться? — не соглашался гость, — вот я с жилицей вашей познакомился, и если бы смирился, сейчас ветер в карманах гулял бы.

— А что так? — заинтересовался хозяин, — а ну-ка, вместе взяли и двинем к стене…

— А то… — в такт усилиям выдохнул гость, — сначала мороженое дочке, потом в кафешке посидеть, потом им аттракционы на море, а тут говорит: давайте на экскурсию автобусную съездим в Ялту! Ничего себе аппетит? На фига попу гармонь, если есть кадило, зачем ноги развела, если не любила… Она за мой счет решила девчонку свою выгуливать. А сама взамен — кукиш с маслом. "Не могу при ребенке", один раз всего и было в кустах. Ну её!

— Так ты бы к другой нашей подкатил, она и одна вроде.

— Да прямо, с ней ваш Ромка гуляет уже. Я их утром на пляже видел, на лежаках задницы тянули.

— Тю!

— А то!

Нина залилась краской, вот значит, как её тут позиционируют: "одна вроде"!

Хотелось уйти сейчас же и не возвращаться, но как мимо них? Поймут же, что все слышала…

Через раскрытое окно слышал этот разговор и Роман, он работал в саду, близко от гостевого дома. Первым желанием было вытащить наглого сплетника и набить ему морду, но Роман видел, как Нина пошла к себе, она бы стала свидетельницей разборки, хорошо это? Или только ухудшит дело? А момент был упущен, сосед вышел из дома следом за отцом Романа. Они направились на задний двор, где белье сушилось, ясно зачем, четвертинку давить.

— Игорек, можно тебя? — позвал Роман, втыкая лопату в землю.

— А? Чего? — тот охотно пошел, думая, что его зовут помочь по-соседски.

— А вот чего, — угрожающе наступил на него Роман, когда они отошли за угол дома, — ты язык свой поганый придержи, а то я тебе его в задницу затолкаю, понял? И матери скажу, как ты ходишь тут к нашим жилицам, а потом сплетни пускаешь. Мало не покажется!

— Ром, да ты чего? Я же с этой твоей…

— Она не моя! Вот из-за таких гадов приличные люди у нас и не хотят жить.

— Да ладно, ладно, — сосед поспешно ретировался к калитке.

Он был изумлен, никогда раньше Роман не проявлял агрессии и желания подраться. Взрослеет что ли?

Роман помедлил немного и решительно зашагал к гостевому дому. Он постучал в дверь Нины, услышал "войдите", решительно переступил порог и остановился.

Нина вопросительно смотрела на него.

— Я подумал… лучше вам в другой наш дом переехать, — без предисловий начал он. Это вышло коряво, непонятно, но Роман продолжал: — Там вас никто не побеспокоит, и купаться можно в чистом месте, немного далеко идти до моря, но зато бухта красивая. И там рядом биостанция, дельфины, там горы…

— Горы? — Нина смотрела Роману в глаза, и видела там просьбу, мольбу и… еще что-то, чего она не знала. Тот же взгляд, когда рисовал её, и вот теперь. Что это значит? Стремление удержать? Этот мальчик был моложе, неопытнее, ничто не связывало их, любила Нина другого. Но она хотела понять. И неожиданно для себя ответила:

— Я бы посмотрела… дельфины, горы…

— Я дядю Степана попрошу, у него машина есть, он отвезет, — Роман подошел и стоял перед ней, совсем близко, а Нина все смотрела в его глаза. Молча. И вдруг улыбнулась, шагнула навстречу, потянулась к его губам и поцеловала.

— Поедем, Рома… или на вокзал, или к дельфинам. Тут я не хочу оставаться, — она обняла его, прижалась и повторила: — Поедем к дельфинам…

Нина не стала думать «почему», она отпустила себя.

Это не была обида на Сергея, или желание отомстить. Нет, она хотела узнать — а что же потом, за тем взглядом, каким на неё смотрит Роман. Сережа так не смотрел, там было другое, прочное, правильное.

А Роман? Она просто пошла за ним, без мыслей, сомнений, угрызений совести. Если бы ей сказали до отъезда из Петербурга, что такое возможно, она бы и ехать отказалась. А сейчас сидела посреди разогретой солнцем степи, благоухающей травами, и слушала, как высоко в небе звенит: «тирли-тирли-тирли…»

Она искала глазами, но так ничего и не увидела, кроме бездонной синевы.

— Это жаворонок, — сказал Роман, он сидел напротив Нины и быстро рисовал в блокноте, — его не видно, только слышно.

— Зато вон стрижи носятся, — Нина завела руки за голову и легла в траву. Роман продолжал рисовать. — Хорошо здесь как!

— Надо было зонт взять, все-таки кожа у тебя не привычна, обгоришь снова.

— Не хочу зонт, ты за сметаной съездишь.

Они жили тут уже три дня, уехали сразу тогда же, как поцеловались, Роман пошел к соседу, попросил отвезти, а Нина пока уложила вещи. И к вечеру они уже были в недостроенном коттедже в предгорье Карадага. Степан распрощался, пообещал матери Романа ничего не говорить и почему-то не взял денег, даже за бензин, только рукой махнул на прощанье, да обронил:

— Давно надо было, Рома. Не место тебе в Береговом.

— Спасибо, дядя Степан, если что, я тут буду пока, — Роман обернулся к Нине, она кивнула и помахала рукой Степану.

Ей все равно было, что он подумает.

Недостроенный коттедж не стоял заброшкой, имел странно обжитой вид. Во дворе протянуты веревки, на них сушились робы и рубашки, в сторонке на улице под навесом устроен столовый уголок — сам стол, по обе стороны скамьи, а в стороне на столбе раковина с умывальником. Шкафчик стоял с какой-то посудой, поодаль железная уличная печка, или как еще это назвать, Нина не знала, подставка для тагана.

— Тут у меня ребята рабочие живут, вообще-то нельзя, но они там у реки барак-времянку собрали, я разрешил.

— А почему нельзя?

— Да налоги же, еще и сведения надо подавать, а у них не у всех с документами хорошо. Но большая часть по соседству тут на объекте официально работают, строят поселок коттеджный, а ко мне после работы приходят и то не каждый день. Внизу только стены, без отделки, но второй этаж жилой, пойдем, покажу…

И они пошли, поднялись по внешней лестнице, она вела на галерею, и там был вход в комнаты. Одна жилая поменьше, а другая — мастерская, смежная с кухней и ванной. И снова чистота такая!

Нина разулась на галерее в комнаты вошла босиком. Когда оказалась в мастерской — замерла. Вот почему дом не был заброшен! Тут жили картины Романа, целый мир. Цветной, яркий, радостный. Море, море, море и степь. Незаконченная картина стояла на мольберте, на ней развалины древней крепости, в отдалении шатры кочевников, лошади, повозки, а на первом плане…

— Ой, это же Степан! — узнала Нина. — Какой он тут грустный, прямо на земле сидит, что это с ним?

— Да, это мне Степан немножко позировал, — Роман вошел следом за ней, папку с набросками и большой чехол с эскизами, которые он из Берегового захватил положил на стол, а сумку Нины не внес. Прошел в комнату и продолжал уже оттуда. — Это он как будто хан Атрок.

— А почему печальный такой?

— Легенда есть, — Роман вернулся в мастерскую, поправил картину на мольберте, вгляделся, — что когда изгнал Владимир Мономах половцев из степи от Дона, то Атрок ушел на Кавказ и стал там жить, а его брат Сырчан остался у Дона. Когда Мономах умер, Сырчан послал за братом, чтобы опять воевать, на Русь походами, и посыльному велел взять с собой сухой пучок полыни. Если откажется Атрок вернуться, чтобы понюхал эту траву. И посыльный все так и сделал, звал, песни половецкие пел — Атрок не хотел вернуться, смеялся только: «Мне и здесь хорошо», а как понюхал полынь — заплакал и сказал: «Лучше умереть в своей земле, чем править чужой» И вернулся… Вот тут он как раз плачет, не все получилось у меня, я не смог нарисовать, как хотел.

Роман снял картину с мольберта, поставил к стене, повернув изображением внутрь.

— Ну что ты! Красиво очень, и легенда прекрасная, ты откуда узнал?

— Экскурсоводы рассказывают. Я иногда ездил с постояльцами нашими, провожал их до Феодосии, до стоянки откуда автобусы отходят, если были свободные места, то и меня экскурсоводы брали с собой за то, что я пригонял клиентов, я и сам читал, и без экскурсий в степь ходил, закат рисовать. У меня люди хуже получаются, чем природа.