Дождаться пока совсем рассветет, да и ехать домой. А Нина с Сергеем пусть живут в коттедже сколько надо. Если захотят…
Мысли о ненавистных обязанностях в Береговом словно запечатывали его боль, обволакивали, оглушали чувства. Живут люди и так, а он рисовать, кому нужны его картины? Вернется и будет арбузные корки под деревья закапывать, да сортиры мыть. Ну и что? Значит такая у него судьба, назначение.
А сердце ныло, болело и такая тоска! Невыносимая. В гроте показалось страшно, как в могиле, на воздух скорее надо. Он с трудом поднялся, оставил в своем убежище все, как есть, тайник не заложил. Пусто там, ничего не осталось, хранить здесь и прятать нечего. Из грота выбрался на море и не взглянул, побрел знакомой тропинкой наверх. Шел медленно, а небо светлело. К тому времени, как добрался, почти рассвело, издали увидел, что рядом с машиной Сергея и прогулочным джипом стоит еще одна легковушка, с зажжёнными фарами, услышал как сигналит, пошел быстрее, на ходу узнал Митрофаныча, который вышел из машины. В каптерке у рабочих затеплился в окошке свет. Что Митрофанычу надо? Или все-таки с дельфинами неприятность вышла. Роман ускорил шаг, позвал.
— Константин Митрофанович!
Тот оглянулся, не ожидал видно, что Роман не у себя, но не ответил и оставался у машины. Роман подошел. По лицу Митрофаныча понял — случилось что-то. А спросить не мог себя заставить, и не понимал почему.
— Рома…ты…не знаю я, как говорить такое…в общем из Берегового к нам дозвонились, искали тебя. — Митрофаныч отвел глаза и глядя на бампер своей машины сказал: — Раиса Игоревна умерла… соболезную…
— Мама…? — одними губами произнес Роман и пошел мимо Митрофаныча в калитку, через двор, наверх по лестнице. А Константин Митрофаныч шел сзади и говорил, говорил…
— Еще вчера ночью случилось, тебя искали, не нашли. Подробностей не понял, то ли упала неудачно во дворе, или другое что. В больницу её отвезли, в Феодосию. Там и… Но не сразу. В сознании была, тебя звала, да пока отец сообразил к нам позвонить, Леша с ним говорил, он же дежурил сегодня, меня высвистал, я и поехал сразу. Да подожди, Ром, постой, куда ты…
— Скорей домой мне надо. Отвезете? — говорил с трудом, задрожали губы
— Не смогу, экскурсии у меня с утра… И не домой тебе, а в больницу, там уже подскажут, что да как дальше делать.
— Да там подскажут… — Роман остановился у двери мастерской, взялся за ручку, — а ведь я перед отъездом…поссорился с ней… — он пошатнулся, упал, как подкошенный, Митрофаныч его и подхватить не успел.
Глава 30. Тревожная ночь
Сначала из темноты выплыли голоса.
— В больницу не заберем, показаний не вижу. Давление в норме, кардиограмма хорошая… — авторитетно, с расстановкой вещал незнакомый, — У юноши нервное истощение и реакция на стресс, как следствие обморок. Здоровый сон, щадящее питание, постельный режим день-два. Можно вызвать участкового, или сами к врачу… Сейчас укольчик сделаем…
Врач…кто заболел? Роман открыл глаза, увидел на стуле у кровати разложенный рыжий чемодан скорой помощи, врач деловито копался в нем, Нина, Сергей, Митрофаныч стояли поодаль.
— А лекарства какие-нибудь может? — спросила Нина. Почему она здесь?
— Лучше бы в больницу! — а Митрофаныч здесь зачем? И что вообще…
Вспомнил все… мама умерла… странно было произносить это, даже в мыслях, трудно поверить…
— Ну вот, очнулся, не надо сейчас в больницу, пусть полежит. Вставать не рекомендую. Как вы себя чувствуете, молодой человек? — взгляд у врача был доброжелательный. — Поднимите руку.
Роман исполнил.
— Очень хорошо, как вас зовут?
— Роман
— Полное имя, пожалуйста.
— Полянский Роман Дмитриевич.
— Год рождения?
— Девяносто пятый… тысяча девятьсот девяносто пятый.
— А сейчас у нас какой? — доктор внимательно глянул Роману в глаза и продолжил искать вену.
— Двенадцатый… Роман отвернулся к стене, хотел заплакать, а слез не было, только тупая тяжесть на сердце.
— В больницу мы сами отвезем завтра, — сказал Сергей.
Роман снова закрыл глаза, ни видеть, ни слышать никого не хотелось.
Доктор закрыл чемодан, записал данные вызова, еще что-то говорил о лекарствах, контроле давления, режиме сна, наконец, собрался и ушел. После укола Роману смертельно захотелось спать, вместе с тем засыпать он боялся. Как будто там, за пределом реальности его ждало нечто необъяснимое, голос матери в морской глубине. Мысль странная… что мать Ваську послала. И домой велела идти, возвращаться. Только разве получится к прежнему вернуться и жить? А её уже нет… Какой никакой, а был у них общий мир, семья… Не простился даже! Почему-то именно это больнее всего ранило, что расстались в соре и последней мыслью о ней была мысль злая. Сейчас, когда не стало её, Роман запоздало искал оправдания всему дурному, вспоминал это её бесконечное "все для тебя". Вот зачем? Как теперь? Выходит, на всю жизнь он сволочью остался, что так поступал с ней, ненавидел, проклинал. Нельзя мать проклинать…
Роман со вздохом закрыл лицо ладонями. Надо встать и ехать домой, там, наверно такое творится…
— Нет! Рома, не вставай, нельзя тебе. — он думал, что за доктором ушли, все, а Нина оказывается тут. Сидит рядом на стуле, где чемодан доктор раскладывал, смотрит ласково, с участием. Красивая, как из другой, настоящей жизни.
— Нина! — захотелось, чтобы обняла, пожалела, потянулся к ней.
Она взяла за руку, наклонилась, заглядывая в глаза.
— Что ты хочешь? Может, воды? Я принесу…
— Не уходи, — он удержал, а знал, что надо сказать "уезжай". Не смог.
— Я не уйду, а ты спи. Я тут буду, в доме. Ромочка! Как же это все? Горе такое… прости, я не знаю, что сказать, как утешать…
Нина заплакала. Он сжал её руку и повторил
— Не уходи.
А потом провалился в тяжелый, мутный, болезненный сон.
После разговора с Романом Сергей вернулся в коттедж с твердым решением немедленно увезти Нину, ни в Анталию, ни на какой другой курорт, а домой. В Питер. И там уже разбираться со всем, с собой, с ней, с их планами на жизнь. Сейчас важно было забрать её отсюда, из места, где становилось опасно для их любви. Он чувствовал угрозу, всеми силами пытался выставить защиту и не хотел признаваться себе, что, может быть, уже поздно.
Но когда случилось это, неожиданное известие о смерти матери Ромы, то все перевернулось, все планы Сергея рухнули, теперь он не мог поступить, как задумал.
Причин было две — одна очевидная, другая необъяснимая. Провожая доктора, Сергей думал о второй. Зачем он ввязался в это? Почему сказал "Сами отвезем"? Можно такси вызвать, еще раз неотложку, в конце концов, можно договориться с ребятами-рабочими чтобы помогли. Не в пустыне же… люди кругом, Алексей есть, Митрофаныч, наверняка еще кто-то.
Доктор распрощался и сел в машину скорой помощи, задребезжал мотор, неотложка тронулась, лихо покатилась под гору, вздымая клубы белесоватой пыли, скрылась за поворотом. Пыль отнесло в сторону крутого склона, было уже совсем светло, выкатывалось из-за гор солнце.
Во двор вышли рабочие, начались расспросы.
— Да все с хозяином нормально, — успокоил Митрофаныч, — беда у него, мать померла скоропостижно. А его не нашли сразу, нам на станцию отзвонились, тогда уж… А если он не оклемается? Ведь и похоронят без него, жара такая, — сказал он Сергею. Тот только плечами пожал неопределенно, а что он мог ответить? — Мне опаздывать нельзя, группа утренняя. Вы уж тут сами… Вот я телефон дам свой и Лешкин.
— Алексея у меня есть, мы обменялись, а свой давайте. Не беспокойтесь, мы тут разберемся.
— Спасибо, а то жалко парня, сложно у него было с матерью-то, а все же мать… вон как его пригнуло.
— Разберемся, — повторил Сергей, но сам далеко не был уверен в этом.
Судьба, как нарочно, столкнула его, Нину и Романа, скрутила в крепкий узел и выпутаться все труднее. И его "сами отвезем" вырвалось не потому, что он о Нине подумал, а потому, что не мог бросить этого странного, не приспособленного к жизни парня, которого толком и не знал.
