Однако растерянность прошла так же быстро, как и появилась, и через мгновения в голове арестанта веером крутились мысли о причине визита высокопоставленных чинов. Значит, что-то случилось, если не стали вызывать в кабинет, как прежде, а сами нагрянули в камеру. Лично нарисовались, собственными персонами. Похоже, менты начали по-настоящему ценить незаурядную личность Ломтя, хотя радости от такой высокой оценки нет. В следственных материалах намного лучше предстать серенькой и неприметной мышкой, а не крутым авторитетом. Сейчас самым обнадеживающим обстоятельством было то, что неожиданное появление ментов диктовалось не крайней срочностью, а просто необходимостью пообщаться наедине, без адвоката. Без ушей, приставленных к Ломтю коварным и хитрым Боссом. Стало быть, серьезный ожидается разговор.

— Живой, Ломоть? — Черенков будто удивился, застав «крестника» живым и в добром здравии. — Как жизнь молодая?

Убоповец при этом оглядывался вокруг с таким любопытством, будто пришел не в камеру, где бывал тысячи раз, а в дом к Ломтю, и поражался скудной обстановке. По сути дела, полному отсутствию таковой. Одни стены. Ломтю показалось, что сейчас услышит упрек за невнимание к интерьеру своего «жилища». У ментов шутки свои, оригинальные.

— Как видишь, — вяло откликнулся арестант и, боясь «накаркать», уточнил: — Пока еще живой.

Такое наблюдение убоповца вроде даже обрадовало. По-крайней мере, не огорчило.

— Это хорошо, что живой, — совершенно искренне заметил Алексей и пояснил причину своей радости: — У нас возник к тебе кое-какой интерес.

Алексей повернулся к детективу, предоставляя ему право озвучить возникший интерес. Вадим не стал донимать наводящими вопросами, подходить к разговору исподволь, издалека, поскольку для этого не было ни минуты времени, а начал с главного. С того самого момента, приведшего в «гости». И первым делом уведомил об этом «собеседника».

— Как видишь, Ломоть, мы пришли одни, без адвоката. Учти, в твоих же интересах. Времени у нас мало, а разговор очень серьезный, так что не до раздумий. Если не хочешь говорить — нет проблем, мы поворачиваемся и уходим, и переносим разговор в кабинет Алексея Иваныча. В официальную обстановку, с адвокатом и с протоколом, но в этом случае речь пойдет не о твоем визите к Друмовым, не о запудривании адвокатских мозгов, чем мы занимались в прошлый раз, а о золоте.

Ковалев прямым текстом предупреждал о невозможности скрывать от адвоката сотрудничество Ломтя со следствием и намекал на возможные проблемы, которые наверняка появятся, узнай братаны о его разговорчивости. Эти менты задолбали, блин, своими угрозами и намеками. Будто он сам не знает, в какой глубокой заднице находится, по какому острому лезвию ходит и на краю какой пропасти стоит. Похлеще, чем между молотом и наковальней. С одной стороны — ментовка, с другой — братаны, и не понять, какая структура сверху, какая снизу. И обе давят. Пока, правда, больше давят менты. Хорошо давят, если даже в камере, в личное время, не дают покоя. Как пресс. И опять вспомнили про золото.

— От меня-то что нужно? — Ломоть нахмурился. — Что вы все время с обвинениями, с претензиями, или все грехи, все шишки на одного Ломтя хотите повесить? Я не против, да суд не поверит. Слишком много на себя взять придется.

Детектив усмехнулся:

— С тебя вполне хватит поездки во Владимирскую область. Забыл?

— Не забыл! — огрызнулся Ломоть. — С вами разве забудешь? На каждом шагу напоминаете. А вот у вас память дырявая.

Милиционеры переглянулись. Сутенер намекал на обещание не раскрывать перед братками его участие в кровавой поездке. Значит, окончательно отошел от потрясения, если осмелел и перешел к упрекам.

— Брось, Ломоть, — возразил Ковалев, — мы слово держим, иначе еще в прошлый раз раскололи бы тебя при адвокате. Поэтому и пришли неофициально, без посторонних. Еще раз повторяю: на раздумья времени нет. Ситуация такова: нам только что стало известно, что из Касимова ушла крупная партия золота. Ушла в сторону Владимира.

При упоминании славного города Владимира сутенер напрягся и с напускным удивлением уставился на Черенкова:

— При чем я, Иваныч? У меня алиби, я вторую неделю торчу в этих апартаментах и никуда не выхожу. Не верите, спросите охранников.

Шутка получилась не совсем удачной. И не шутка вовсе, а реплика, больше похожая на неуклюжее стремление скрыть растерянность. Ломоть прекрасно понимал, что речь пойдет не о нем, не о его причастности к последней партии золота, украденной с «Цветмета», а о его осведомленности. Сыщики считают, что «владимирскую сторону» представляли давнишние знакомые сутенера, участвовавшие в расстреле группы Хвороста, и сейчас пришли за информацией на них. И в первую очередь на Юрия Осинного. На Осю. И менты, скорее всего, правы, у Оси имеются все пути-выходы на касимовских «золотодобытчиков». Он забрал товар, кроме некому.

— За золотом приезжали трое, — как ни в чем не бывало продолжал детектив, подтверждая слова о цейтноте, — два парня и девица. Мы не исключаем, что это были твои друзья-соратники. Понимаешь, о чем речь? Тебе предоставляется уникальный шанс облегчить свою участь, Ломоть. Помни об этом.

О своей участи Ломоть никогда не забывал, благо в последнюю неделю времени хватало и на раздумья о себе самом, любимом, и на рассуждения о друзьях-товарищах. Теперь уже, надо полагать, бывших. У них своя свадьба, у Ломтя своя. Они в кабаках оттягиваются по полной программе, а он мерзнет в холодной камере, они девиц трахают во все дырки, а он по-прежнему в камере, они пикники устраивают на природе, с шашлычками да с водочкой, а он все там же, в камере. Они на курорте, в теплых морях бултыхаются, на песочке животы греют, а он… Э-э, что и говорить, только душу бередить. О нем дружки-товарищи и не вспоминают, поди. Босс, правда, вспомнил, приставил свидетеля-адвоката.

— У нас нет времени, Ломоть, — жестко напомнил Ковалев, — если хочешь говорить — говори, не хочешь — мы ушли.

Ломоть с недоумением уставился на детектива, потом перевел взгляд на всесильного земляка. Ломоть понимал, что причина спешки объяснялась не только нежеланием оперов засветиться в камере и тем самым подставить важного свидетеля перед братками, а и тем, что опера серьезно надеются перехватить Осю, и потому дорожат каждой минутой. Выходит, его информации отводится очень важная роль, если менты не побоялись потратить на визит к нему целых полчаса драгоценного времени. И их можно понять. Даже если менты объявили план «перехват» или «кольцо», на которые они большие мастаки, и перекрыли все пути-выезды из Рязанской и Владимирской областей, то все равно не имеют полной гарантии перехватить груз. Для этого им придется прошмонать каждое транспортное средство, покидающее территорию области. Весь транспорт, который движется: легковой, грузовой, гужевой и даже военный. А где шмонать, на границе между областями? Затор получится на полмесяца. И без толку, потому что несколько килограммов золота из одного места в другое можно спокойно перенести безо всякого транспорта. Хотя бы на велосипеде, хотя бы пешком. А в условленном месте передать золотишко скупщикам и спокойно вернуться домой. И наблюдать устроенный ментами цирк по поимке преступников.

— Не молчи, Ломоть! — не выдержал Черенков, кому затянувшееся молчание начинало давить на нервы. — У тебя есть полминуты, не больше!

Ломоть вскинулся и бровями, и плечами:

— Что от меня-то требуется? Не пойму никак. Что вы хотите услышать? Ни одного вопроса не задали, ни о чем не спросили, а навалились, за горло взяли и требуете ответа. Чем я могу помочь?

Про помощь сутенер спросил специально, намеренно выделив и оттенив этот важный момент. Он не просто даст ответ, он именно окажет помощь. Содействие. Менты тоже люди и этот факт наверняка оценят.

— Нам нужно знать, где может залечь твой кореш Юрий, — пояснил Ковалев, на этот раз безо всякой жесткости в голосе, отчего допрос стал походить на доверительный разговор, — он наверняка уже знает о «перехвате» и вряд ли рискнет вывозить золото сейчас. Он где-то залег. Где, как думаешь? Есть же у него «нора».