Пихаю свой язык в ее рот, она с удовольствием его сосет так, словно лишь этим в своей жизни и занималась. Аж постанывает, так нравится сосать ей. Торопливо стягиваю бретель с ее плеча, тяну вниз, оголяя высокую грудь. Обхватываю ее рукой, сжимаю, кручу сосок то медленно, то ощутимо. Полина стонет мне в рот. Такая отзывчивая, адски горячая. Я зажмуриваюсь каждый раз, когда вспоминаю о том, почему мы сейчас это делаем в спешке на втором этаже дома ее отца. Почему я так сильно злюсь. Почему не хотел, чтобы она меня встречала в аэропорту. Ел эти драники в одиночестве… придумывая сам себе поводы оправдать ее. Еще думаю о том, почему у меня больше нет лучшего друга.

Блть.

Что же я делаю? Полгода адски хотел ее тело. Ее всю. И вот сейчас просто удовлетворяю потребности.

Поднимаю ее ножку повыше, закидываю на себя. Веду по бедру, задирая платье. Протискиваю руку под ее белье. Там чертовы тропики — горячо и влажно. Полина, как похотливая сучка, трется об мою руку. Мокро облизываю мочку ее уха и шепчу:

— Хочешь меня?

Она дрожит и кивает. Жадно целую ее шею, вожу языком, она прижимает меня к себе, давит на затылок, направляя.

— Трахнуть тебя здесь, сейчас, в твоей комнате?

Она кивает.

— Я люблю тебя, — шепчет она.

Достаю презерватив из кармана и показываю ей, она смотрит на кусок фольги и кивает.

— Илья…. Илюш, любимый, я тут читала, — она жадно дышит, наблюдая, как я разрываю упаковку, — что вовсе необязательно, чтобы была кровь в первый раз. Может быть, мне повезет и будет не больно. Мне кажется, с тобой мне будет хорошо.

Зажмуриваюсь. Пздц. Я не знаю, почему это так важно. Я просто хочу все прекратить и уйти. Прямо сейчас.

— Смелее, — подбадривает она. — Ты обещал взять на себя такую ответственность, — шутит, мелкая дрянь.

У меня сердце из груди выпрыгивает, влюбился ведь в нее. Успел. Угораздило. Ей единственной за много лет не изменял, виноватым себя чувствовал. Думал, особенная. Так ошиблась она с ним или просто бл*дь?

Полина берется за пуговицы на моей рубашке, я останавливаю ее тоненькие дрожащие пальчики. Опускаю их к ширинке. Достаю рубашку из брюк, справляюсь с ремнем.

— Помоги мне тогда, — говорю.

Она мешкает, облизывает губы.

— Ты достаточно взрослая, чтобы трахаться со взрослыми мужиками? Или нет?

Полина опускается на корточки. Расстегивает ширинку, приспускает мои трусы. Обхватывает рукой ствол, тянется и берет головку в рот. Медленно и очень осторожно. Исследует языком, смачивает слюной. Горячая, очень. Я закрываю глаза, опираясь рукой об стену.

— Делай, как только что я моим языком, — подсказываю.

И она начинает сосать. Сначала робко, но постепенно осваиваясь. Углубляя движения, помогая себе рукой. В какой-то момент останавливается, бросает на меня взгляд снизу вверх. Поднимается и говорит:

— Это приятно, но я хочу, чтобы ты меня взял. Я сейчас просто взорвусь.

Мы смотрим друг на друга. В какой-то момент секс превращается в противостояние. Я разворачиваю девушку к себе спиной и толкаю ее к стене. Достаю презерватив из упаковки, растягиваю его по всей длине. Полина быстро снимает платье, бросает его на пол и послушно ждет, оттопырив попку, как было велено. Я не видел еще женщин прекраснее. Хочется облизать ее всю и любить без остановки, чтобы стонала и кричала от удовольствия. От перспективы растянуть ее изнутри трясти начинает. Полгода держать дистанцию, беречь ее, чтобы вот так сорваться.

Подхожу вплотную. Касаюсь губами нежной шеи, Полина дрожит. Веду языком, она жадно выдыхает. Меня все это время корежит. Я не могу не думать об измене. Пусть еще не было отношений, пусть все зыбко. С ним так же себя вела?

— Илюш, — просит она жалобно.

Поглаживаю ее ягодицы, она трется ими о мой пах. И я резко шлепаю ее по бедру.

— Как так можно, Полина? Обманывать. Да еще и с моим другом, — говорю спокойно, но разочарование все равно пробивается в голосе. — Ты ж и наши отношения похерила, и с другом меня рассорила.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она замирает. Опускает голову.

Либо уходить, либо трахаться уже. Че стоим-мерзнем, меряясь, у кого сердечная мышца пострадала сильнее? Детский сад.

Полина оборачивается и пытается отстраниться, но я довольно грубо возвращаю ее в прежнюю позицию. Она хочет оттолкнуть мои руки, но физически не справляется. Я обхватываю одной рукой оба тонких запястья, прижимаю к стене.

Впрочем, она не кричит. Борется молча.

Второй рукой хватаю ее за бедра, тяну к себе, поправляя позу.

— Стой так, — освобождаю ее руки. Потом спрашиваю: — Да или нет?

— Да, — хрипло.

Слегка приседаю, рукой направляю член и совершаю толчок. Она замирает, послушно принимая на всю длину. На цыпочки поднимается, ножки как у балерины, твердые, ладные, дрожат. Опирается ладонями об стену, льнет к ней щекой.

Протискиваюсь с трудом. Горячая, влажная, но узкая, еще и зажимается. Даже немного больно, это злит. Я захлебываюсь в любви, потребности заботиться и беречь. В черной густой ревности, которая отравляет все перечисленное ранее. Вызывая презрение к себе самому.

— Как ты узнал? — спрашивает она надтреснутым голосом, что окончательно сносит мне голову.

— Я полюбил тебя, блть, так сильно полюбил.

Она напрягается и молчит. Я совершаю еще два глубоких резких толчка, а потом начинаю двигаться по нарастающей, пока не замечаю, что выдержка девушки заканчивается. Полина сутулится, вжимает голову в плечи и обнимает себя руками. Я понимаю, что ей больно. Реально очень больно, она еле стоит. Быстро выхожу из ее тела и вижу кровь по всей длине члена.



Полина

Влада хвалилась, что у нее в первый раз не было ни боли ни крови. Просто сразу нормально. А где-то через неделю она уже начала получать удовольствие. Олеся чувствовала боль, но терпимую. Да и неприятные ощущения появились скорее потому, что не смогла расслабиться. Все время ждала чего-то ужасного, боялась. Крови тоже почти не было. Я думала, что мне повезет так же, если не больше. Ведь я сама этого хотела, изнывала от нетерпения. Да и переспала не просто от скуки с каким-нибудь симпатичным парнем, а с любимым мужчиной.

С мужчиной, о котором мечтала каждый день с тех пор, как услышала его голос по телефону. И которого предала.

Так мне и надо.

Кажется, что у него не член, а раскаленная наждачка. Ощущения такие, будто он на части меня разрывает. И внутри одна сплошная рана. Я терплю, конечно, губы кусаю. Потом стискиваю их до такой степени, что они немеют. Ни звука чтобы не просочилось и никто из родных и гостей нас не услышал. Ногтями по стене царапаю, потом в ладони ими впиваюсь, стараясь переключиться. Думаю только об одном — скорее бы этот кошмар закончился. Но Ветров продолжает иметь меня, раня каждым движением. Я не понимаю, как ему это может нравиться. На глаза слезы наворачиваются, я молчу, пытаюсь их проморгать, а они по щекам катятся, предатели, на пол капают. Мне хочется, чтобы он сам как-то догадался, понял, почувствовал…

Илья не замечает вообще ничего.

Наваливается на меня всем своим огромным телом, дышит шумно, напирает, словно хочет быть еще глубже. Будто намерен и вправду порвать меня на куски. Сперва я думаю о том, что, если все вытерплю, — он простит меня. Ставлю цель себе такую. Простит мою страшную ошибку и все станет хорошо. Он ведь сказал, что полюбил. Вот только что.

«Я полюбил тебя, блть, так сильно полюбил».

Черпаю силы в надежде и терплю этот бесконечный невыносимый секс ради нас с ним.

Но в какой-то момент мне начинает казаться, что я просто умираю. От режущей страшной боли рассудок плывет. И мне становится все равно, простит он меня или нет. Лишь бы закончил мучить. Я зажимаюсь сильнее, обхватываю себя руками. Он наконец оставляет мое тело в покое и я падаю на корточки, обнимая саму себя. Кровь стекает по ногам, я касаюсь красных капель пальцами. Ее не слишком много, не как во время месячных, конечно, но от одного вида меня мутит. Это ведь моя кровь, из моего тела.