Я лежала утром в постели с закрытыми глазами и вспоминала самое яркое переживание своей сексуальной жизни. Я стояла обнаженная перед мужчиной, а он на меня смотрел. Такая обыкновенная, типичная ситуация, но с Молчановым всё было иначе. Моя кровь загорелась, и по жилам побежал расплавленный огонь. От одного лишь его взгляда.

Может быть, дело в том, что он не был моим клиентом? Меня впервые разглядывал мужчина, который не платил мне денег и не планировал трахать. Или дело в том, что клиент находился в соседней комнате, и меня завела пикантность ситуации? Или в том, что они были друзьями, когда-то любившими одну женщину, похожую на меня? Или всё проще: я в него влюбилась. Быстро, незаметно и безотчётно — в его серьёзность, ответственность, верность долгу, преданность дружбе, великодушие к женщинам. В его умение поднимать многотонный «боинг» кончиками пальцев, в его способность совершать отчаянные поступки, в его мятежную душу и великолепное сильное тело.

Перед глазами начал раздеваться мужчина. Вжикнула косая молния на груди, с рельефной руки сполз рукав гидрокостюма, потом выпросталась вторая рука и обнажился скульптурный торс — до самых бёдер, до незабвенной резинки со «шведскими тиграми».

Такие трусы стоили не так уж дёшево, — целых полторы тысячи рублей, — но зато они были мягкими, удобными, и в них очень приятно было спать. Я купила себе две пары.

Я всунула руку под резинку и положила между ног — так, чтобы указательный и безымянные пальцы раздвигали губы, а средний располагался посередине. Я ничего больше не делала, не гладила, не теребила, не давила — меня волновала сама ситуация. Сердце забилось сильнее, дыхание участилось, губы невольно раскрылись. А что, если бы это сделал он? Если бы его чуткие умелые пальцы прикоснулись ко мне там? Если бы он поцеловал меня? И тут же, словно отвечая на мои вопросы, какая-то крохотная мышца в глубине тела дрогнула и сократилась — едва ощутимо, но явственно и остро. Секундный импульс, предвестник чего-то головокружительного и полноценного. Я застонала и сжала ноги.

Он никогда не тронет меня чуткими пальцами, не поцелует, не обнимет, не ляжет со мной в постель, не займётся сексом, не научит меня кончать, не позволит разделить с ним наслаждение, не даст попробовать своей спермы, не рухнет на меня обессилено после оргазма. Ничего этого не будет, даже если мне кажется, что могло бы быть. Даже если мне померещилось, что он тоже этого хочет. Десятого августа он женится на прекрасной женщине, которую знает всю жизнь. Возможно, любит всю жизнь — лет семнадцать из своих тридцати двух. А меня он знает меньше месяца. Я — досадная помеха, терзающая его друга ненужными воспоминаниями. Помеха, которую не удалось убрать с пути.

Мы никогда не будем вместе. Он мужчина, который предназначен не мне. Я не совершу маминых ошибок.

Лил дождь. Вечера наступали всё раньше, белые ночи закончились. Кто-то позвонил в дверь. Ко мне редко кто заходил без предварительного звонка — только продавцы тамбовской картошки и религиозные миссионеры.

Я посмотрела в глазок — Вика помахала бутылкой вина. Я впустила её. Она сказала: «Привет, юная затворница», — и направилась прямиком на кухню. В квартире запахло смесью французских духов и профессиональных средств для укладки. И даже как будто посветлело — её длинные платиновые волосы и сияющая кожа эффектно выделялись на фоне убогой обстановки съёмной квартиры. Впрочем, любая обстановка могла показаться убогой, когда в помещение входила такая красавица.

Она поставила на стол бумажный пакет из дорого японского ресторана и начала вынимать контейнеры с роллами и тэмпурой. Запахло рыбой и соусом терияки.

— Ну что ты стоишь, неси бокалы, — распорядилась Вика, усаживаясь за стол.

Я достала два бокала и присела напротив неё:

— Тебя Василий Иванович подослал?

Она ловко открыла бутылку и разлила вино:

— Что значит «подослал»? Просто попросил узнать, что с тобой стряслось. Отказываешься от заказов, киснешь тут в одиночестве. — Она распаковала палочки и протянула мне: — Ешь, я взяла твою любимую «Калифорнию», ещё тёплая. И вино пей, приучайся к хорошему алкоголю, нельзя же один сок пить.

Я глотнула нежного сладкого вина и принялась за еду. Вика тоже не стеснялась, она явно пришла голодной.

— Я не кисну, — сказала я. — Немного отдохну и вернусь в строй.

— А отчего ты устала? От Юры и Кирилла?

— Да.

Вика добавила вина в бокалы.

— Знаешь, меня вырастил отчим. Своих детей у него не было, и он обращался со мной, как с родной дочерью. Гулял, возил на море, помогал делать уроки, одевал как куклу. Я его обожала, и мама тоже его любила — она работала у него на кафедре, он был старше её на двадцать лет. Профессор археологии, заслуженный учёный, уважаемый человек. Да и в целом обаятельный мужчина. Давай выпьем, — она подняла бокал без тоста.

Мы выпили, съели по несколько роллов и Вика продолжила:

— Он насиловал меня с тринадцати лет. Никто об этом не знал. И сейчас никто не знает — кроме тебя.

Сладкий соус показался кислым, а вино загорчило.

— Ты никому не сказала?

Она покачала головой:

— Мне было стыдно. Я думала, это я виновата. После школы я поступила в институт и начала жить отдельно. Спала с кем попало, страшно вспомнить — моя ставка была пятьдесят долларов. Но это опасно — работать без крыши. Меня кидали, один раз выбили зубы и сломали руку. Потом я встретила Васю, и он мне помог. Сделал из меня звезду, отогрел, защитил. Я даже жила у него какое-то время — не дома, конечно, а в одной из его квартир. Знаешь, это забавно: он продаёт девушек, а сам верен своей жене.

— Откуда ты знаешь? — Я догадалась: — Ты пробовала его соблазнить?!

— Конечно, пробовала, — она улыбнулась. — Я немного в него влюбилась — тогда, десять лет назад. Но он кремень! Всё «ласточка» да «ласточка», а сам спал только с женой. Он, конечно, сутенёр и хитрая жадина, но он Мужик. Понимаешь? Не обижает детей, жалеет голубых и проституток, любит свою семью. После того, как я с ним познакомилась, мне стало полегче. Я перестала ненавидеть мужчин.

Мы ещё выпили. От того, что Вика поделилась своей тайной, потеплело на душе. Раньше я считала её коллегой, не слишком близкой приятельницей, а теперь она доверилась мне и приоткрылась с новой стороны. Не холёная питерская девочка с безупречными манерами из профессорской семьи, а сильная личность, сумевшая справиться с детскими травмами. Да, она всё ещё продаёт своё тело — но по собственному выбору, без надрыва, без риска для жизни, и только тому, кому захочет.

Я тоже справлюсь со своими проблемами. Я смогу.

— А что дальше? — спросила я.

— А дальше я выйду замуж и рожу троих детей.

— Претенденты есть?

— Полно! — засмеялась Вика. — Я пока выбираю.