Юнгерн казнил языка ударом монтировки по затылку, и я наконец смог размазать кровь по лицу. План дальнейших действий был прост и надёжен — я бегу бить ящерице в глаз, а Юнгерн таранит магов машиной, чтобы не шуметь. Оставить военнопленного в живых я не мог ни при каких обстоятельствах, он же может рассказать, кто на самом деле уничтожил динозавра.

И вот я, с перекошенным от ярости лицом выхожу один на один с трицератопсом. Рядом, на холмах засели высадившиеся из грузовиков солдаты, трясущиеся от ужаса, но стреляющие в сторону динозавра под крики и удары сержантов. Непонятно, на что они надеются, даже мой пистолет эту тварь не пробьёт, что и говорить об их мелкокалиберных скорострельных автоматах. А тварь стремительно приближается! Только бы у Юнгерна не возникло никакой заминки! И вроде бы поступь динозавра замедляется… Пора!

Шаг, выстрел, ещё шаг. Повторяю, пока в пистолете не кончаются патроны. Надеюсь, солдатики успели посмотреть на безрассудного идиота, вымазанного в крови. Срываюсь на бег, с максимально доступной скоростью, Ши подсвечивает мои кастеты золотым сиянием. От атаки рогом я легко уклоняюсь, динозавр уже совсем плох, скоро сам свалится. Зрители замерли, тишину нарушает только топот гигантских ног и наполненные болью крики трицератопса. Забегаю под брюхо, пара выстрелов из маленьких пистолетов, а потом удар по колонноподобной ноге, сопровождающийся яркой вспышкой. Тварь заваливается на бок. С помощью стилета забираюсь на лапу, пробираюсь к глазу и обрушиваю на него град ударов. Слизь брызгает во все стороны, потом появляется ещё и кровь. Ши усиливает мой голос, и с криком «Умри, насекомое!» я обрушиваю особенно яркую вспышку на морду чудовища, что сдохло ещё секунд десять назад.

Герой бесстрашно бросился на гигантскую ящерицу и одолел её светящимися кулаками да парой пистолетов, после чего пафосно спрыгнул с головы поверженного врага. Да, идеальное исполнение. Теперь главное не броситься собирать лут — я же не за этим подвиг совершал. Я сделал это потому, что таков мой долг, и не нуждаюсь ни в какой награде, кроме возможности продолжать верно служить нашему королю Бурбону Тринадцатому, а также нести пафосную чушь к трону из пафосной чуши. А вот солдатам хорошо бы выделить немного вина для снятия стресса, натерпелись, бедняги. На то, чтобы объяснить всё это Де-Генерату и остальным полковникам у меня ушло полчаса, но в итоге я превозмог и это испытание, самое тяжёлое за сегодня.

Если бы я знал, к каким последствиям приведёт моя просьба устроить солдатам праздник с винищем, я бы, наверное, не стал настаивать, когда полковники отказались. Нет, они не разрушили пол-лагеря, не сожгли штаб и не взорвали склад артиллерийских боеприпасов (хотя к последнему были очень близки). Но пьяная драка стенка на стенку между стелс-пихотами и артиллеристами всё равно получилась довольно разрушительная.

А дальше, как у Горшка в песне — ну да и шут бы с ним, если б не странный факт: то, что и шут был с ним. Драки в военном лагере запрещены и расследуются как дисциплинарные нарушения, либо дисциплинарной комиссией, состоящей из офицеров и владельцев полков, либо комиссариатом, если таковой имеется. Более приоритетным органом в решении дисциплинарных вопросов является именно комиссариат, как независимая сторона. До моего прибытия подобный инцидент не стали бы даже рассматривать — слишком много интересов может быть затронуто.

Офицерам, например, далеко не всегда выгодно наказывать солдат — дисциплина кнута хорошо работает в линейной пехоте, от которой требуется только стоять и терпеть, тогда как среди высокоуровневых профессионалов типа танковых экипажей отношения солдат с командованием строятся на взаимном уважении, а не страхе. Если же говорить о конфликте двух полков, то каждый полковник будет считать себя потерпевшим и понёсшим большие убытки, а разбирательство превратится в бесконечный цикл взаимных претензий. В этом контексте отсутствие комиссара в лагере означает, что прежние конфликты спускались на тормозах, следовательно, получаемая полковниками выгода значительно перекрывала мелкие убытки.

Но теперь-то комиссар появился, да ещё такой наглый и неудобный выскочка! И начальник лагеря в кратчайшие сроки ждёт протоколы разбирательств по вопросу массовой драки. Юнгерну уже отгрузили огромную пачку бумаги и набор канцелярских принадлежностей под это дело, а участников и свидетелей построили в длинную, выходящую на улицу очередь перед моим новым кабинетом. Заполнять бумажки — вот приключение, которое я заслужил эпической победой над гигантским ящером.

Хорошо ещё подрались «равные» по статусу полки, если бы кто-то из них сцепился с ребятами начальника лагеря или командующего армией (инженерно-пехотный и танковый полк соответственно) разбирательство усугубилось бы тем, что потерпевшему (т. е. более привилегированному, вне зависимости от реального положения дел) полагается компенсация, размер которой я и должен определить. При таком сценарии один из полковников почти гарантировано будет считать меня своим личным врагом.

Свою текущую задачу я вижу в том, чтобы ограничить наказания для бойцов нарядами, а материальные компенсации не назначать вовсе, но подобное решение нужно подкрепить документами — протоколами допросов и верно заполненными формами решений комиссариата. Жаль, что мой старый подход к заполнению документов здесь не сработает: магия обмана накладывается на человека, а не на объект, который он должен увидеть изменённым. Отчёт по дисциплинарному разбирательству с вероятностью 99 % будут показывать кому-то ещё, когда меня не будет рядом, и я моментально буду раскрыт.

Наконец, я приступил к допросам. Естественно, не смухлевать я просто не мог, поэтому Ши запоминала всё, что говорили солдаты, а я тем временем вёл свои заметки. Когда я придумаю, как правильно скомпоновать всё, что узнал в ходе допросов Ши перенесёт запомненное на бумагу, сразу в отредактированном под итоговый сюжет виде. Заметки я вёл чтобы, во-первых, было не так скучно, а во-вторых, чтобы хитрая демонесса не отлынивала от работы, ссылаясь на севшую батарейку.

Драка началась с того, что кто-то из артиллеристов что-то украл у разведчиков. Кто именно, у кого именно, выяснить не удалось ни у одной из сторон конфликта. Более того, у разведчиков ничего не пропало. Но обе стороны единогласны: кража имела место быть. Заметку об этом я озаглавил «Реверс и философский макгаффин», потому что украден был именно он. Что такое макгаффин? По версии популяризировавшего этот термин режиссёра это приспособление для ловли львов в шотландских горах. Где нет львов. Следовательно, никакого макгаффина тоже нет, что не помешало моим подопечным его украсть.

Следующая заметка касалась битвы четырёх чемпионов, по два от каждого полка. Кажется, это сражение должно было быть пародией на офицерскую дуэль, которая по последней моде проходила с использованием огнестрельного оружия, и здесь я впервые столкнулся с необходимостью корректировки предоставляемого кольцом перевода, потому что юмор ситуации явно был очевиден каждому солдату, и только я ничего не мог понять. Оказалось, что офицеры стреляют друг в друга, а солдаты, наоборот, состязаются в количестве «попаданий». Только вместо оружия у них стопки с крепким алкоголем, которые они и именуют «выстрелами». Притом чемпионы только выпивают, а вот кому из двух бойцов получать «выстрел» решает третий, так что это битва не только печёнок, но и умов. Так появилась заметка «Реверс и кубок огненной воды».

И разведчики в «турнире трёх» проиграли, но не сломались. Им давно казалось странным, что на территории лагеря нет ни одного склада с боеприпасами для артиллерии, а зная полковника Де-Билля как параноика и перестраховщика, стелс-пихоты решили, что склад существует, просто никто не может его найти. А раз его уже год никто не может найти значит краденный макгаффин спрятан именно там! И всерьёз взялись за поиски склада. Описание Де-Билля от подчинённых Д’Артаньяна немного не вязалось с тем, что я успел узнать об этом полковнике, так что я напрямую спросил артиллеристов, где они хранят боеприпасы.