— Нисколько. — Магнус нашёл, что лучше уж с комариным писком около ушей, но тет-а-тет. Правда, очень скоро — когда они начали подниматься и должны были пересечь ещё пару ступенек, напереймы спустился тот самый старик.

Вблизи он казался безумнее.

— А, познакомься, это Наш друг — Хаарон. — Гай с довольной улыбкой представил ему синеволосого. — Мудрее человека ты не найдёшь. О да, брат, воистину это великий муж.

Трибун выманил улыбку. Получилось, скорее всего, не правдоподобно. Кончики его губ задрожали и оставалось надеяться, что Хаарон не увидел. Ну не умел Магнус притворяться. Если ему что-то не нравилось — да, его глаза могли врать, его голос менялся, подделать их не составляло труда… но по улыбке узнавали правду.

На лице авгура не дрогнула ни одна мышца, — если и были в нём какие-то чувства, то он тщательно скрывал их. Не изменились и глаза, как проруби, с нависающими веками.

— И это твой друг? — спросил Магнус после того, как они из галерее перешли на лоджию. Прохладный, не замутненный благовониями воздух придал бодрости.

— Даже в ночи Мы видим недоверие в твоих глазах, почему, дорогой? — Гай, казалось, на мгновение расстроился.

— Ты ошибаешься. Я доверяю тебе.

«Во всяком случае в тебя верю, Гай, как верил всегда».

Упёршись локтями о парапет, брат вскинул голову и устремил взор на звёзды. Он громко дышал, будто утомленный путник, присевший на камень после долгой дороги. Когда он повернулся к Магнусу, лунное сияние высветило на лбу капли пота.

— Как Альбонт? Он так же красив, как в нашем детстве?

Магнус смотрел на площадь, на утопающие во тьме улочки, на потухающие и уже потухшие огни в домах.

— Так же красив. А может быть и красивее. В этом году прошло двенадцать корабельных боёв, меньше чем в прошлом и намного меньше позапрошлого.

— Наш отец был бы разочарован тем, что его гладиаторская команда себя не окупает.

— Если бы он был жив, — согласился Магнус.

«Амфитеатр — не лучшая из его идей».

— Боги о нём позаботились.

«Вот в этом я крайне сомневаюсь…»

— Тётушке Гликере не здоровится. Ты не забыл, как мы воровали с её кухни сладости? А она приходила к отцу и…

— …и давала нам сладостей впрок, лишь бы мы не беспокоили её ухажёра. — Сначала Гай всего лишь улыбнулся, потом зашёлся от смеха, тронутый воспоминаниями. Для остальных он был магистром оффиций, но только Магнус был железно уверен, что видит его истинное лицо.

— Она последняя из наших родственников, — добавил он с невесёлой ухмылкой, когда прекратил смеяться.

— Представь, что умудрилась сделать в свой шестидесятый юбилей?

— Выйти замуж?

— И знал бы ты, за кого… за Андроника! Ты представляешь?

Гай нахмурился.

— Ну, помнишь парня, который постоянно ошивался в экседре[4]? — напомнил Магнус. — Всегда, когда мы забегали, он там был.

— Парня? Ты называешь так сорокалетнего иллюстра, который выкидывал номер, только бы отец замолвил за него слово в Сенате? Ему сейчас, должно быть, за семьдесят.

— Они стоят друг друга. — Магнус тоже засмеялся и, не переставая улыбаться, опустил голову. Ветерок трепал волосы. «Удивительно, что ты помнишь». — Может нам и не следовало работать в Сенате.

— Прервать семейную традицию? Брат, ты шутишь?

— Этот город не для меня. В Альбонте на порядок уютнее. Там отовсюду тебя окружают воспоминания детства, а здесь как будто ничего не поменялось…

— Это столица всего мира. — Гай выпрямился и расставил руки, как оратор на подиуме. — Здесь вершатся судьбы всего живого и неживого, всего, что ходит, растёт, летает и плавает. Это дом богов.

— Твоих богов, Гай.

— Богов нашего отца, нашей матери. — Он выпятил подбородок. Магнус, пожимая плечами, посмотрел вниз, где большой портик скрывал подножие храма, и где сидел в одиночестве Гиацинт.

— Я бы хотел поговорить с тобой о случившемся, — взыскательно начал трибун. К этому моменту он готовился весь вчерашний день и первую половину вечера.

— Иногда Нам кажется, что лишь этого ради ты и появляешься в Аргелайне. Когда последний раз ты заходил к Нам для того, чтобы просто побеседовать?

Хоть в голосе Гая и не прозвучало обиды, Магнус почувствовал себя скверно.

— Не бери на свой счет, братец, если это семейная традиция, мы должны её поддерживать. У нас не…

— Рассказывай, — прервал Гай. — Мы догадываемся, о чем ты скажешь.

— У ворот были люди… прикованные к колесам. — Даже сейчас, когда единственными звуками, долетающими до ушей Магнуса, были отдалённый стрёкот и завывание ветра, он слышал стоны. Он видел губы, едва движимые в попытке произнести слово. Видел потёкшую от дождя кровь. Ощутил горечь, вспомнив прошлое утро, когда содержимое желудка выходило из него от смрада и ужаса.

— К колёсам?

— Архиликтор подчиняется тебе, Гай. Скажи мне, как это могло произойти? Как он казнил невиновных?

Несколько секунд Гай не отвечал, и Магнусу, который с нетерпением ловил его взгляд, чертовски недоставало ответа.

— Ты молчишь, потому что тебе нечего сказать в оправдание? Эту казнь не применяли, посчитав зверской, даже самые зверские правители Амфиктионии.

Гай повернулся спиной к площади, сцепил пальцы на груди, будто раздумывая. Он смотрел в пол, где лунная белизна смешалась с тенью мрамора.

— Не всё при дворе тебе знакомо, любимый брат, — ответил Гай, когда Магнус уже терял терпение. — И Руфио подчиняется отнюдь не только Нам.

— Не всё? Так посвяти меня!

— Мы не сможем за одну ночь объяснить тебе, как получилось, что ты вообще увидел этих казнённых. Их планировали убить тайно и без свидетелей.

— Только не говори мне, что это планировал ты! — рявкнул Магнус, но, выдохнув, живо оглянулся на вход. «Не хватало, чтобы меня кто-нибудь услышал!»

Гай отрицательно покачал головой.

— Ты же знаешь, Мы бы никогда подобного не сделали.

— Хотелось бы верить, братец. Ладно, если не ты сделал, прости меня. Наверное… нет, наверняка, я погорячился.

— Ничего страшного. — Он улыбнулся и покровительственно опустил руку на плечо Магнуса. — Мы видим, что ты жаждешь наказать виновного. И можем дать совет: не ищи его в Храме.

Трибун скинул его руку с плеча.

— Я уже не мальчишка. Хватит этих отцовских жестов.

Гай хмыкнул, не ответив.

В ночном небе появилась птица. Взмахами белых крыл она рассекла воздух, напоённый луной, но через секунду уже никто её не видел. Была ли эта одинокая птичка той самой чайкой, которую они с Ги видели по дороге? Заблудившаяся, потерявшая гнездо. Как он, всего минуту назад ожидавший услышать нелепые выгородки брата, и вынужденный теперь просить у него прощения.

Так они бы молчали ещё долго, если бы Магнус не заговорил.

— Ты прав, надо наказать виновного. Это твоя обязанность, не так ли? Почему не отправил легионеров на поиски виновника?

Гай хотел что-то сказать, но Магнус не сдержался и высказал ещё одну, давно утаиваемую мысль:

— А вообще. Готов поспорить, это самоуправство ликторов. Такие, как Руфио, весь народ готовы отправить на колесо.

— Осторожнее, спор можно и проиграть.

— Я опять ошибся? — Магнус засмеялся, чтобы скрыть разочарование.

Сцевола задумался.

— Вчера утром, незадолго до того, как ты приехал, консул принимал во дворце вольмержцев. О, как Чёрный Лев любит похвастаться своей карьерой! Он уверял Нас, что в выборе союзников разбирается лучше, чем Мы. Есть мнение, что он казнил тех невинных женщин и мужчин, чтобы показать, кто истинный повелитель эфиланян, и это логично. За кем пойдут эти варвары, как не за кровожадным тираном?

— Твои осведомители тебя обманывают. Не факт, но думаю, так и есть. — Он не знал о вольмержцах, и о том, что Люциус Силмаез кого-то принимал во дворце без ведома Сцеволы, но его смекалки явно недостаточно, чтобы проворачивать такие ходы. Для дальновидного политика Люциус слишком вспыльчивый человек.

— Ты опять Нам не веришь?

— Нет, но… есть ли доказательства?