— Эй, все на месте! — донеслось из дальнего угла подсобки.

Тарас посмотрел в ту сторону, где его товарищ держал в руках несколько черных коробочек, скрученных вместе разноцветными проводами.

— За дело, бедолаги! — приказал он, сноровисто подхватив найденное.

— Архип, конечно, красавец… — пробубнил один из работяг, с осторожностью швеи пронзая черный маслянистый клубень тонкими медными проводами. — Оплата, как договаривались или опять его по бороде пустим?

— Положи половину из обещанного, пока хватит, — ответил Тарас.

В свете керосинового фонаря появилась прямоугольная коробочка карт. На ней красовалась девушка в нижнем белье. Работник осторожно пересчитал лежащие внутри деньги, отложил половину в сторону и сунул коробку под старое ведро, стоявшее тут же. Зачем встречаться с подельником, подвергая себя риску?

Через десять минут работа была закончена. Бах-бульба, со встроенными детонаторами, снятыми подрывником Архипом во время несения службы, была сложена в небольшую сумку для инструмента. Из множества карманов торчали гаечные ключи, отвертки и пассатижи. Тут же нашлось три стареньких кителя с вышивкой «Горремстрой» на спине.

Переодевшись, троица двинулась прочь через низкую дверь, притаившуюся за нагромождением старых школьных парт. Запиралась она засовом, больше для порядка, чем из большой надобности. За ней обнаружился тесный коридор, ведущий в сторону центральной площади.

Очень скоро, благодаря вентиляционным отверстиям, стал слышен гул толпы. Топот тысяч ног отдавался вибрацией, периодически оживали чудовищно большие репродукторы, торчащие на столбах, словно крылья летучих мышей. «Раз-раз! — доносился из них голос. — Проверка связи, говорит главный инженер! Раз-раз!»

Трое спутников шли молча, один за другим, пока прямо над головой не появилась шахта с металлической лестницей. Тарас шел первым: даже не глянув вверх, он схватился за нижнюю ступеньку, подтянулся, скребя ногами по бетонной стене и полез дальше.

Оказавшись снаружи, работники присели. Прямо над ними располагалась огромная сцена, что стояла на одном и том же месте десятки лет. Из года в год тут непременно что-то ломалось, отваливалось, приходило в негодность. Тут и там тянулись ржавые трубы, гофра, жгуты кабелей, под переплетением балок скопились кучи мусора. Снаружи, за пологом, накрывающим конструкцию со всех сторон, постоянно расхаживали солдаты.

Главное было не нарваться на сержанта — рядовому вояке, как правило, плевать не на что, кроме поставленной задачи.

Тарас потребовал у своего товарища рюкзак и достал оттуда большой лист с планом сцены, потрепанный, пожелтевший. Взяв его, парень тут же направился к небольшой дыре в брезенте, сквозь которую виднелась собирающаяся толпа зевак.

Стоило выйти на свет, как словно по волшебству, рядом оказались двое патрульных. Их заинтересовал вид трех работяг. Скорее всего потому, что выглядели они слишком прилично.

— Кто такие? Что тут делаете? — рявкнул самый старший с лычками ефрейтора.

— Если сегодня балка, эт-самое, надломится, тебе кабздец, служивый! — нарочито коверкая слова, произнес Тарас. — Бригадир сказал, хоть на дерьмо клейте, а шобы праздник прошел без этих, инцестов!

— В смысле? Никто не говорил, что будет ремонтная бригада! — вступил в разговор другой солдат.

— А тебе че, персонально докладають, боец? — писклявым голосом поддержал Тараса один из его спутников.

— Слышь, олухи, пошли вон отсюда! — не очень уверенно потребовал старший патруля, поглядывая на сумку с ключами, что висела на плече одного из рабочих.

Более всего ему показался убедительным план сцены, и он даже заглянул в него, отчаянно делая вид, что сразу все понял.

Смешавшись с толпой, Тарас и его команда поспешили занять место поближе к сцене, чтобы вокруг было побольше народу. Парень шел сквозь расступающихся людей, как раскаленный нож, но за его спиной пространство тут же стягивалось. И непрестанно кто-то украдкой касался его плеча, кто-то подмигивал, приветственно кивал или просто смотрел с суровостью соратника перед последней схваткой.

К тому времени вечер окончательно забрал свое, и всё вокруг накрыли сумерки. И это было весьма кстати.

Над площадью взревели фанфары, гигантское полотно на сцене ожило, демонстрируя циферблат с обратным отсчетом. Вот-вот должна была начаться речь самого Сандера Лукаса. Сегодня ему исполнялось семьдесят лет — значимая дата для человека, чьими усилиями еще жив Город. Единственный город на планете.

— Граждане! — на экране взорвался разноцветный фейерверк, появилась морда ведущего, чьи усы почти полностью состояли из блестящего лака. — Этот великий день…

Дальше Тарас не слушал. Его лицо, спокойное и сосредоточенное, стало каким-то серым и отчужденным. Рука постоянно лежала в наплечной сумке. Кто-то рядом бухтел, что ему мешают ключи, упирающиеся в бок, но это было не важно — для молодого работника наступила полная, звенящая тишина. Он посмотрел на тех, кто проделал с ним долгий путь.

Русоволосый Эрик, чью мать парой месяцев ранее забрали прямо с медосмотра, обнаружив рак груди. А в прошлом году он таким же образом лишился отца и младшей сестры. В его глазах теперь поселилась настоящая пустота — то, что ученые заберут и его, было лишь вопросом времени. Не потому ли он с таким безразличием делал все, что бы ему ни сказали, иногда присаживаясь на корточки и хватаясь за голову, а через несколько минут вставая и продолжая работу на поле?

Тарас присмотрелся к лицу этого человека — оно было покрыто потом, покраснело от напряжения, потому что он был зажат столпившимися вокруг людьми так, что даже не мог поднести ладони к вискам и облегчить страдания.

Вторым помощником был Йозеф. Симпатичный мальчишка с припухлыми губами, однажды угодивший в камеру к матерым зекам. Как все произошло и что было после — теперь не важно. Просто Йозеф стал частенько попадаться на глаза со следами свеклы на губах. Может быть не хватало витаминов, а может быть что-то еще.

Тарас присмотрелся к нему, заметив смертельную бледноту на лице этого человека. Йозеф судорожно дергал что-то в своей сумке. Рядом с ним, по какому-то невероятному совпадению, столпилось трое мужиков в кепках-бандитках, их улыбки обнажали редкие золотые зубы, и они прижимались к мальчишке куда теснее, чем того требовали условия.

Поборов приступ отвращения, Тарас достал несколько клубней бах-бульбы. На экране, заслонив собой небо, шевелило губами лицо Сандера. Старый, морщинистый ученый говорил какие-то слова, толпа гудела, почти не слушая. Тут и там появлялись бутылки с самогонкой — гуляние вот-вот должно было перейти в самую приятную фазу.

Тарас вслепую закончил подготовку взрывного устройства, после чего растолкал людей вокруг и, хорошенько размахнувшись, бросил снаряд.

Бунт начался.

Картофелина попала точно в цель — по огромному экрану пробежала рябь, а хлопок и облако дыма заставили народ испуганно отстраниться. Но когда стало ясно, что взрывные снаряды слишком слабые, раздался первый лихой свист и полетели новые гранаты из толпы. Люди радостно хохотали, пьянея от чужой смелости и дешевого вина.

Экран пошел трещинами, лицо Лукаса, надутое от гордости за свое величие, вещало нечто крайне важное для Города. Но люди почти не прислушивались к словам. Какой в них смысл, если каждый год одно и то же?

Один из взрывов произошел до того, как картофелина успела перелететь толпу, и оглушил несколько человек. Сквозь радостный гул, словно игла через облако, пролетел панический визг. Мнимая безопасность лопнула, несколько человек в панике полезли на сцену, но их оттуда быстро стащили обратно.

Народу было страшно из-за начавшихся шалостей. Тарас и его сообщники бросали и бросали самодельные гранаты, подкидывая «дрова» во всеобщую панику, но она разрасталась слишком медленно. В любую минуту могли появиться полицаи и тогда все, пиши пропало.